будет на этом месте – к праотцам пойдет, в милости и достатке жить будет, коли нет, так вырастет – лучшим охотником станет!
- А ежели дочка? – усмехнулась Горица.
Ее сердце радостно стучало в груди: вот она магия женщины-матери, продолжательницы рода, дающей новую жизнь, перед которой и самый сильный неустрашимый из мужчин склоняет голову.
- Выживет – красавицей да лучшей мастерицей-умелицей, как мать, станет, – ответил Воило, ласково прижимая к себе жену.
Незадолго до рассвета Воило отстегнул от своего пояса бронзовый амулет и, заплетая волосы жены, вплел древний охранный амулет в ее косы.
Покидая иву, Горица с благодарностью погладила ее шершавый ствол и повесила на ее по-девичьи тонкую руку-веточку яркую нить, выдернутую из сорочки.
Глава 2
Большак рода не был самовластным правителем. Он не распоряжался жизнью родичей, а распределял работу, следил за соблюдением древних обычаев и разрешал конфликты. При этом он сам был первым работником и в любом деле являлся примером.
Наиболее трудные и важнейшие вопросы решались на общем родовом собрании – этот совет и был высшей властью рода. На совете и мужчины, и женщины имели равные права, и весомость каждого голоса определялась лишь личным авторитетом среди сородичей.
Ставр был избран большаком еще до решения рода переселиться из своих исконных мест. Трудное время переезда он руководил родичами твердой рукой и с железной выдержкой. В походе это не раз спасало им жизнь.
И по давней традиции сегодня он после всеобщей молитвы у векового дуба и уже вкопанными под его ветвями кумирами богов, не стал распределять работу, а отпустив молодежь, остальных задержал на совет.
Он стоял перед родичами, могучий, рослый, с пробивавшейся сединой в темно-русых кудрях, перехваченных на лбу ремешком. Родичи знали, по какому поводу был созван совет: пращуры указали им место, но необходимо было выбрать тех, которые осветят своей жизнью новое поселение на долгое и счастливое жительство.
Пока не будут принесены жертвы богам, лесу, реке, земле – нельзя считать эти места родными, назвать их родиной. Только породнившись через кровь, можно стать своим и лесу, и реке, и земле. Только тогда те будут оберегать и кормить пришлый род своими плодами, как кровных родичей.
Поэтому древний обычай предков требовал не только животной, но и человеческой жертвы. Новое поселение заложить – дело не шутейное, не каждодневное, тут одой звериной кровью не обойдешься.
Никто из стоявших перед грозными ликами богов не содрогнулся от этой мысли. Наоборот, каждая старшАя мать и ее муж-старшой с надеждой в сердце вознесли мысленную молитву богам о милости их детям: быть посланниками к богам великая честь. Каждая невинная девушка или паробок с радостью согласится выполнить такой наказ, заступиться за род, не дать ему изойти голодной и лютой смертушкой. Родовая жертва от того и считается священной и самой значимой, что идут на нее добровольно. Тот, кому выпадет жребий навсегда останется в сердцах людей, никогда сородичи не забудут его имени.
В военных же походах была другая жертва: убиение пленных врагов – услада для богов. Был и третий вид жертвоприношения: детьми и стариками, но ему, как и военному, сейчас было не место и не время.
Волхв в суровом молчании стоял промеж кумиров. Он не вмешивался до поры до времени – его дело древний обычай делом завершить, требу кровавую богам сотворить.
- Жребий дело решит, цё уж тут думать! – воскликнул Честимир, хмурый коренастый пахарь.
- Верно говорит Честимир, – отозвался старый вой Борислав. – Жребий! Пусть боги сами требу по душе выберут.
- Да, да пусть будет по совести, как наши деды в старину делали …
- Ну, что, Славичи, все так думают? – сурово спросил Ставр.
- Все, вящий, – хором отозвались родичи.
- Дык только прошедших-то посвящение ярения и лельника у нас и нету, – встрял в разговор шустрый рыбак Воротил. – Два года, почитай, в беззаконии жили! Кого же посылать-то?! Девки, посвященные уже замужние все, паробки тоже не холостякуют.
- А ведь верно, Ставр, говорит Воротил, – зашумели родичи. – Кого же в круг поставим?
- А тех и поставим, – ответил Ставр, – кто подпоясывание и закосычивание прошел. Невинные-то легче к предкам дорогу найдут.
***
Между тем, пока боги выбирали тех, кому суждено отправиться в мир предков, жизнь шла своим чередом. Мужики рыли временные землянки, спешно заготавливали сено. Охотники кормили общину. Женщины обустраивали жилье, защищая его своей особой магией – временное не постоянное, здесь и домой вряд ли поможет. Вот и творили женщины обережные ритуалы – старшие катались вокруг землянок нагишом по полуночным петухам; девки чесали волосы на все четыре стороны; младшие матери заклинали тараканов, мышей да мух, чтобы перенести на них чары злых духов. Совершали, одним словом, только им известную магию, издревле передаваемую в женских ритуалах старшими младшим.
Первой идти заступницей рода выпал жребий Веселке – двенадцатилетней девушке, дочери пахаря Будилы. Русая, с заметной рыжинкой в длинной косе, Веселка была душой девичьих забав. Хохотушка и первая певица в общине, она и работницей была не последней.
В то утро пошла Веселка на реку, да и оступилась, упала на ровном месте, намочила подол неподпоясанной рубахи. Так и осталась сидеть, с замиранием прижав руки к сердцу: быть ей женой водяного, вечно молодой и красивой русалкой. Печься о том, чтобы неводы ее соплеменников всегда были полны рыбы. Чтобы никто из речных жителей не забирал понапрасну жизни сородичей; чтобы заступное слово молвить за них перед водным владыкой. Велика честь, да сможет ли она? Справится ли?
Домой пришла сама не своя, потерянная и отрешенная – видимо водяной ждал уже свою суженную, да отпустил с отцом-матерью попрощаться.
Свадебный пир удался на славу: готовились родичи заранее, знали, что не миновать его в самое ближайшее время.
Обряжали молодушку по старинным обычаям с припевками, да страданиями. С прощальными обрядами выводили из дому, да с девичьей песней-плачем по родимым батюшке с матушкой. Потом пили-ели на высоком берегу, песнями да плясками провожали избранницу водяного. Пьяна, весела была невестушка, опившись медовухи с маком. Не помнила, как и привязали к белым ноженькам камень и как кинули с кручи в озеро. Только круги и пошли по его глади. С тех пор и стала называться круча Веселкиной.
Второй невестой стала Марушка, дочь охотника Говена. Пошли девушки по грибы-ягоды, да там, в лесу и сгинула девица красная. Не пришла домой ни на тот день, ни на следующий. Как ни искали ее, так и не нашли. Но через три дня сама явилася, косы расплетены, рубаха порвана. Слова сказать не может, молчит, плачет да оглядывается. Словно уж и чужой совсем в родительской-то землянке стала. Тоска ее гложет по новому дому, по мужу – лешему, хозяину лесному.
Сыграли и ей свадебку, отвели в глухомань лесную с веселыми песнями да залихватскими плясками и привязали к дереву крепко накрепко.
Теперь пришел черед отдать дань земле-матушке. Зорко следили за дочерьми матери и отцы. Кто из них пойдет заступницей родичей?
Жребий пал на Дарьюшку, дочь крепкого хозяина, охотника, трудолюбивого и добытного Далибора.
Довольны были селяне: хороший выбор сделали боги. Уж и красавицей, и умелицей была Дарьюшка, не осрамит родовой чести, не опозорится.
Обрядили девицу, как полагается, и водили посолонь вокруг селища, по кромке поля да леса ближнего, вдоль реки да озера. Обойти будущие поля и пастбища, речные и лесные урочища босыми ножками должна заступница, чтобы не забыть о родной сторонушке в горних чертогах богини Макоши.
Расчесали милой косы длинные, надели веночек из ярких полевых цветов, да и закопали живехонькой посреди поля чистого вместе с коровой, козой и овцой. Были положены рядом с девушкой в ритуальную яму, как встарь делали, и миска с сыром, и пшенички горсть, и стрела – перунов знак.
Отныне родной стала переселенцам эта сторонушка. Теперь и к главному действию можно было приступить – богам положенную честь отдать: отправить в мир Прави – туда, где живут лишь боги и души самых лучших и храбрейших из их предков – своих посланников.
На рассвете вышел волхв из лесу и бросил посередь лесного поселка руны древние. По рунам выпало Добромиле к богам идти. А вот с парнем не заладилось: выпал жребий на двух парубков. Оба были достойны этой чести. Один из них был Ком, другой его ватажник одиннадцатилетний Щука. Разгорелся спор между поселянами кому из парней на костер идти, но волхв снова жребий бросил и выпала руна Истока, значит Щуке и честь, потому как был он из семьи удачливого рыбака. О том все знали.
- Но мой Ком первым рыбы наловил, ему водяной честь оказал! – не согласился с таким решением отец Кома, Горбыша.
Ставр строго взглянул на спорщика:
- Если бы руна на Кома указала, быть бы ей тогда Опорой. Он у тебя пока один-то сын.
Селяне засмеялись, послышались колкие насмешки: у Горбыши было четыре маленькие дочки-погодки и только один старший сын – Ком.
-Э-эх!
Досадливо махнул рукой Горбыша: с людьми не поспоришь. А как славно-то было бы. Навеки запомнил бы род его сына-заступника. Честь и хвала через то и ему, отцу бы, перепала.
Жертва богам дело особое. Здесь в один день не управишься. Нареченная пара была скрыта в шалаше, поставленном в особом месте, неподалеку от селища на склоне холма. Там лежал священный конь-камень – огромный валун, выступающий из земли.
Никому нельзя было видеться с избранными, ведь теперь они находились уже между двух миров – Нави и Яви. Целую неделю Щука и Добромила постились, готовились к празднику.
Наконец назначенный день пришел. Утро задалось солнечным, с легкой прохладцей от прошедшей ночью грозы с ливнем – доброго знака перумова. Туман тонким рваным рядном укрыл озеро, клубился над речкой.
Птицы возносили песенные почести лету. В утренней тишине разносились их переливчатые трели, радостно встречавшие начало нового дня.
На рассвете вывел волхв заложных жениха и невесту к речке, чтобы вымылись они перед священным таинством, смыли с себя последние земные тяготы и невзгоды, чтобы унесла вода все привязанности и думы о бренном.
Мать-большуха, исполняя роль жрицы, обрядила молодых в белоснежные тонкопрядные сорочки с особой родовой вышивкой. Обула в новые лапоточки, украсила родовыми обережными знаками, чтобы в божественных чертогах сразу узнали какого они роду-племени.
Славичи пришли к шалашу с песнями, усадили унота с девицей на лучших разряженных по такому случаю коней и повезли на крутой холм, где уж и кострище приготовили. У сложенных для к него бревен лежали: стреноженный конь, огромный дикий бык-тур, которого охотники еще вчера в лесу добыли, черный петух, кошка и собака.
Неподалеку от жертвенного костра стоял свежесрубленный храм. Здесь будет жить и молиться древним богам их волхв. Огромные дубы сплотились вокруг нового храма, под их сенью скрывались древние кумиры Рода, Сварога, Даждьбога, Перуна, Макоши и Велеса, привезенные из оставленной родины.
Светлые бревенчатые стены храма были покрыты искусной резьбой и раскрашены яркими красками. Высокий тын вокруг главного капища украшен рогатыми турьими
