ловил каждый её взгляд. А однажды весной, когда в лесу в густой тени ещё не стаял снег, и хозяйка пошла собирать сосновые почки, конь, увязавшись за Серафимой, впервые услышал, как она поёт. Вихрь был потрясён! Ничего прекраснее он в своей жизни не слышал. Чуткое животное не понимало слов этой песни, но то, что она несла свет, тепло и мир, конь ощущал с каждым новым звуком.
…Вихрь, словно вкопанный, встал в нескольких метрах от неё и затем осторожно сделал несколько шагов навстречу.
- Здравствуй, мой герой, - Серафима ласково потрепала коня за холку. – Скучаешь? А где Шныря?
Вихрь фыркнул и переступил с ноги на ногу.
- Пойдём к роднику сходим. Умыться хочу.
Она шла по набравшей силы сныти, которая переплеталась с листьями костяники. Рассеянный солнечный свет создавал в перелеске мягкую полутень. Серафима присела к ручейку, смочила в студёной воде руку и провела по лицу. Сбоку от себя она уловила какое-то шевеление.
- Ёжик! - с радостью узнала хозяйка поместья.
Зверёк, быстро перебирая лапками, скрылся под небольшим листом лопуха.
«Животные начинают обживать нашу землю! Глеб будет очень рад», – Серафима, скользнув взглядом к вершинам ольхи, залюбовалась раскачивающейся на тонкой ветке белочкой.
Вихрь, мирно щипавший травку, поднял голову и насторожился. Вскоре из-за кустов выглянула мохнатая морда Шныри, а на тропинке появился Илья.
- Мама! Мы с Шнырей видели, как вы с Вихрем спрятались и решили вас найти.
Пёс, помахивая хвостом, направился к хозяйке, а конь потянулся к своему маленькому любимцу. Малыш, видя, как Серафима потирает поясницу, в очередной раз терпеливо спросил:
- Мама, а скоро ты родишь мне братика?
- Скоро.
- А когда?
- Недельки через две. Может, чуть раньше.
- И тогда ты перестанешь меня любить?
Такой вопрос обеспокоил Серафиму.
- Почему ты так думаешь?
- Сейчас-то у тебя только один мальчик – это я. А потом будет другой. Значит, ты будешь любить другого.
- Я буду любить вас обоих.
- Да? А кого больше?
- Я буду любить вас одинаково.
- Так не бывает, – не поверил Илья.
- Очень даже бывает. Ты Шнырю любишь?
- Люблю.
- А Вихря?
- Люблю.
- А кого ты любишь больше?
Мальчик растерялся:
- Не знаю. Я их обоих люблю.
- С появлением у нас Вихря ты стал меньше любить Шнырю?
- Нет.
- А почему с появлением твоего младшего братика я должна тебя разлюбить или любить меньше?
Паренёк задумался, а мать продолжила:
- Вы дороги для меня оба. Но ты навсегда останешься для меня особенным, потому что ты – первенец. Ты старший. И в семье среди мужчин ты будешь главным после отца и дедушек. И это, мой хороший, возлагает на тебя большую ответственность. Ты должен стать защитником для младших, хорошим примером для них в поступках. Скажи, разве такого достойного, как ты, можно не любить? Не зря же ты родился первым.
- Значит, ты меня будешь любить больше, чем младшего братика?
- Нет. Я же сказала: вы дороги для меня оба. Как я смогу его меньше любить? Это невозможно. Без моей любви он будет несчастен. Разве это хорошо?
- И он не будет улыбаться?
- Не будет.
- Тогда плохо, – дрогнуло ранимое маленькое сердечко. – Я хочу, чтобы он улыбался.
- Тогда давай любить его вместе, и ты перестанешь ревновать.
Илья подумал и предложил:
- Мама, а можно я ему свою старую пирамидку подарю? Она мне всё равно не нужна.
- Думаю, что братику будет очень приятно. А сейчас пойдём домой. Вдруг бабушка Валя пришла, а нас нет. Она станет волноваться.
Серафима посадила сына на Вихря, и они не торопясь пошли к избушке.
