расставила игрушки, затем, взяв лист бумаги и карандаши, пристроилась на кресле у прикроватной тумбочки.
- Я нарисую солнышко.
- Нарисуй. Вечером папе покажешь.
Ирина с горечью наблюдала за согнутой над листом фигуркой дочери. Склонив к левому плечику голову и обмусолив жёлтый карандаш, Ариша старательно затушёвывала контуры небесного светила. Образ её доброго рисунка витал где-то в облаках.
Ирине, глядя на худенькие плечики ребёнка, впервые невыносимо стало стыдно перед ним. «Почему я постоянно оскорбляю её? Вроде бы люблю, но совершенно не терплю даже малейшие её ошибки. Порой всё меня в ней раздражает! Отчего так? Она же не виновата в том, что родилась. Не виновата в том, что я такая взбалмошная. Она ни в чём не виновата… Почему я, взрослый человек, на неё всё время кричу? Я кричу, а она успокаивает меня, утешает. Кто из нас умнее? Почему она всегда прощает меня, а я её детские промахи – нет? Я унижаю её иногда только из-за того, что у меня плохое настроение. Кто дал мне на это право? Она такой же человек, как и я, только маленький! Вот и вся разница между нами. Да ещё и то, что пока зависит от меня, а я ни от кого не завишу. И тоже пока… а что будет дальше? Повторение моих отношений с моей матерью? Это ужасно. Это катастрофа! Как научиться сдерживаться и видеть в её действиях хорошее даже тогда, когда ничего хорошего они не несут? Как научиться терпению? По какой системе воспитывать её, чтобы вырастить хорошим человеком? Чтобы никогда не было стыдно за неё? Чтобы она всегда тянулась домой и была откровенной, не таилась? Как воспитать? Воспитать… Ненавижу это слово. По-моему, воспитывать – это назидать, наставлять, ограждать, запрещать, поправлять…»
Ирина смотрела на хрупкое тельце дочки и видела в ней себя маленькую. Её сердце сжало сострадание к Арише и невыносимая обида за себя. Противный комок подкатил к горлу, сбивая дыхание, и нахлынувшие волной слёзы застлали глаза. Она медленно опустилась на табурет и закрыла лицо руками, отгораживаясь от действительности и скрывая накопившуюся безутешность.
- Мамочка, не плачь, – детская ладошка коснулась её плеча. – Тебе плохо?
Детское всепрощение и великодушие не знало границ.
- Плохо, доченька. Очень плохо. Горько и стыдно, – Ирина отняла руки от лица и посмотрела на Арину. – Прости меня. Прости за всё. За плохие слова прости, за несдержанность, за несправедливость, за то, что бью тебя. Я не права. Я знаю, что не права, а как поступить порой – не знаю.
Арина гладила мать и молчала. Девочка видела, как мама искренне переживает за своё плохое поведение, как раскаивается… Малышка осторожно вытерла катившуюся по материнской щеке слезу и мягко провела ладонью по её прядям. Ирина прижала к себе ребёнка и услышала:
- Я всегда хотела тебе помочь, мама, чтобы тебе радостнее было, но ты почему-то только хмуришься или кричишь. Я сержусь на себя, что расстраиваю тебя, стараюсь исправиться, а почему-то всё шиворот-навыворот получается. Я никак не могу понять, отчего так?
- И я не понимаю, – призналась мать.
- Я не из-за вредности расстригла твои колготки, как ты посчитала. Просто ты расстраивалась, что на них есть затяжки, и это их портит. Я и подумала, что, если их отрезать, то колготки будут, как новенькие. Ничего не будет торчать. Я даже не поняла, откуда дырки потом взялись?! Я же срезала петельки очень-очень аккуратно, а колготки не трогала!
Ирина горько улыбнулась и, погладив дочку по голове, поцеловала в макушку.
- И с утюгом я тоже хотела тебе помочь. И папе хотела помочь. Я видела, что шнур какой-то короткий, а папа уставший с работы приходит поздно и сразу спать ложится. Вот я шнур-то и расстригла. Думаю, привяжу к концам верёвочку, вот он длиннее и станет. И папе хорошо, и тебе.
- Милая моя помощница-заботушка, – Ирина уткнулась носом в дочуркино плечико и снова заплакала.
«Сколько же в этом человечке искренности и добра, желания прийти на помощь… А я? Зверюга поганая я! Только плохое вижу, а к хорошему мозги не разворачиваются. Иногда такой злой становлюсь, что самой страшно. Сколько же Аришке приходится вытерпеть от меня? А я ведь мать! Казалось бы, самый близкий и родной человек. И этот близкий человек порой за ремень берётся! За что? За то, что ребёнок по ночам в постель писал? А проблема-то легко решалась: всего-то приголубить малыша да пообещать за каждую мокрую простынь после сна давать вкусную конфетку! Ладно, люди умные подсказали, как поступить нужно, иначе из ребёнка точно неврастеника сделала бы! Сначала не поверила. А ведь как всё просто оказалось! И всё как рукой сняло! Проблемы раздражением и злостью не решаются».
- Мамочка, не плачь. Когда я вырасту и пойду работать, обязательно куплю тебе колготки и новый утюг. Я постараюсь быстро вырасти.
- Не надо, Аришенька, расти, как получится. Нам нужно учиться понимать друг друга. Нам обеим легче станет.
- Давай, как подружки дружить. Подружки никогда не ссорятся, не обижаются, рассказывают все-все секреты и помогают друг другу.
Ирина удивилась мудрости малютки.
- Дружить?
- Да. Это так просто! Я тебя научу. Нужно почаще улыбаться друг другу и уступать.
- И всё?
- Да.
Детские ручки обвили материнскую шею, а губки прошептали:
- Мамочка, а можно я Надины ползунки постираю? Я видела, как ты это делаешь. У меня тоже получится. Можно?
Ирина со смятением представила состояние ванной комнаты после Аришкиных постирушек, но, поборов себя, улыбнулась:
- Конечно. Мы же подружки, да и ты будущая хозяйка. Я думаю, что у тебя всё хорошо получится.
Аришка убежала, и вскоре послышался звук набираемой в таз воды.
