Ошибка

раскачиваться из стороны в сторону в подступающей истерике. Настоящий Ворон быстро встал возле нее на колени, прежде сдвинув ногой еще неостывший труп насильника.
- Я думала, что это были вы, - повторила Катарина. Ее глаза на бледном лице казались огромными, – Перстень… у него ваш перстень.
Рокэ едва бросил взгляд на руки лежащего на спине гвардейца, его судорожно сжатые пальцы.
- Подделка, - ответил он.
Катарина замолчала, а потом закрыла себе рот руками, пытаясь не дать вырваться крику, поднимающемуся из груди. Ворон подался к ней и быстро прижал ее к себе, предупредив его, и тогда несчастная королева отпустила себя. Она не просто кричала, а выла от ужаса и бессилия перед свершившимся. Алва обнимал ее, кажется, гладил по голой спине и растрепанным волосам, укачивал в объятиях, стянув с себя камзол и укутав ее в него. Через какое-то время она перестала кричать и подняла к нему лицо и оставшиеся сухими глаза.
- Ваше Величество, Вам надо поплакать, - сказал Рокэ, прижимая ладонь к ее спине под своим камзолом, - Ваше сердце бьется слишком часто, и Вы слишком бледны… Ваше состояние сейчас очень опасно, поэтому, надо поплакать. Вы должны постараться и дать волю слезам. Ну же.
Он говорил с ней непривычно ласково, и это подействовало на Катарину сильнее, чем что-либо еще. Она послушно уткнулась лбом в его грудь и заплакала беззвучно. Слезы хлынули из глаз сами потоком, который вымочил рубашку Рокэ почти мгновенно и продолжал литься довольно долго. Все это время Алва обнимал ее бережно, пережидая «приступ».
Наконец, она снова подняла на него теперь уже заплаканные глаза, всхлипнув в последний раз.
- Сюда скоро придут, - прошептала она, - я здесь уже долго... гуляю, сюда придут!
Катарина беспомощно посмотрела на Алву. Ее начинала бить дрожь, и он плотнее запахнул на королеве свой камзол.
- Не придут. Во дворце знают, что Вы со мной, - успокоил он ее, - Я искал Вас и спрашивал, где Вы, так что...
- Искали? - переспросила Катарина, дрожа, - А... зачем?
- Хотел увидеть, - ответил Ворон, - Вы слишком долго не принимали меня у себя, и я скучал.
- Правда? - прошептала юная королева, широко раскрытыми глазами глядя на него.
- Правда, - уверил ее Рокэ, осторожно отстраняясь и отцепляя ее руки от своей рубашки. -  Я никуда не ухожу, - сказал он, предупреждая новый беспомощный всхлип не желающей его отпускать Катарины, - Но времени у нас не так много.
Алва снова поднялся на ноги и, склонившись, взялся за плечи мертвого гвардейца.
- Я рядом, - снова утешающе сказал он королеве, - Отвернитесь, на это Вам не нужно смотреть. Я рядом, - повторил он, и когда Катарина послушно отвернулась, потянул труп через кусты к пруду, вглубь садика, подальше от дорожки.
Отсутствовал Рокэ недолго. Когда он вернулся, Катарина сидела, прислонившись затылком к стволу дерева, у которого случился ее кошмар, и куталась в его камзол. Ее продолжала бить дрожь. Алва снова встал возле нее на колени, стянул с рук перчатки и повернул к себе ее лицо, казавшееся мертвенно-бледным в наступившей темноте.
- Мне нельзя такой во дворец, - прошептала она. - Что же делать теперь?
-  Вам нужен врач, Ваше Величество, - ответил Рокэ, - Придворный лекарь не подойдет. Я выведу Вас из парка, только... Вам придется идти самой. Если я понесу Вас на руках, это, мягко говоря, вызовет подозрения. Нужно будет идти по дорожке вниз, потом по аллее к воротам, потом еще немного по площади, а дальше мы сядем в карету, но не раньше... Я знаю, как Вам сейчас плохо, но это единственный выход.
Катарина кивнула, а потом простонала:
- Волосы... Платье...
- Встаньте, - ответил Рокэ, - Держитесь за меня. Сейчас темно... мы все это исправим.

Они шли по аллее не слишком быстро, но и недостаточно медленно для истерзанной Катарины, потому ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не обвиснуть на локте Ворона по дороге. Опираться было можно, как объяснил Рокэ, но не слишком, чтобы со стороны это выглядело беспечной вечерней прогулкой королевы и герцога, которые решили совершить вольность.
- На эту вольность нас благословил сам Его Высокопреосвященство, - напомнил ей Алва прежде, чем они начали свой путь к воротам парка, - Не забывайте об этом. А еще, Вы должны улыбаться. Хотя бы на подходе к выходу. Говорить ничего не нужно, но смотреть на меня и улыбаться – это обязательно.
Она слушала его и согласно кивала, вздрагивая, пока он отирал ее шею и грудь от крови убитого гвардейца мокрым платком. Затем что-то сделал с ее волосами, отыскав в траве выпавшие из прически агатовые шпильки, затянул изорванный корсаж платья, насколько это было возможно, снова укутал ее в свой камзол, надел шляпу убитого гвардейца, и они пошли… По дороге Катарина прислушивалась к своим ощущениям. Идти было больно только поначалу, потом прошло, словно ничего и не случилось…
На подходе к воротам Рокэ заговорил громко, привлекая внимание стражников своим голосом. Он улыбался, рассказывая что-то веселое... Катарине удалось не только улыбнуться ему в ответ, но даже легко и непринужденно рассмеяться. Гвардейцы стояли в карауле навытяжку, не смея пошелохнуться, когда маршал, сопровождавший королеву, так откровенно кутающуюся в его камзол, приблизился к выходу из парка. Препятствовать тому, чтобы они прошли, никто не собирался, но Алва остановился сам и отдал негромкое распоряжение одному из солдат. Тот в ответ отчеканил «так точно» и отдал Ворону честь.
- При смене караула он доложит во дворец, что сегодня Вы приняли мое приглашение, - вновь объяснил Рокэ Катарине, когда они преодолевали последние шаги по площади, чтобы сесть в карету, - Словно бы я предложил Вам посетить мой особняк. По большому счету это никого не удивит… Но вместо этого мы посетим сейчас лекаря. Это сделать необходимо.
Катарина молчала, слушая, но словно с трудом понимая слова Рокэ. Лишь только ворота королевского парка исчезли из виду, ее ноги подогнулись. Она потеряла сознание.

В комнате, смежной с той, где лекарь принимал пациентов, было натоплено очень жарко. Врач осматривал свою ночную посетительницу долго, и за это время рубашка Алвы, сырая от слез Катарины, успела просохнуть, а сам он – согреться.
Наконец, дверь соседней комнаты открылась. Ворон поднялся из кресла навстречу немолодому врачу, вытирающему руки полотенцем.
- Герцог, не надо туда сейчас заходить, - сказал лекарь, тихо прикрывая за собой дверь, - Ее Ве… ваша спутница уснула. Ее здоровью ничего не грозит, - предупредил он вопрос Алвы, - Несколько ссадин на спине, синяки на руках и предплечьях, но это все быстро сойдет, я дам вам с собой один бальзам… Гораздо хуже обстоит дело с ее душевным состоянием. Потрясение, через которое она прошла, судя по всему, было слишком сильным. Нужен покой, много сна, но… Все равно поначалу все будет плохо.
Рокэ кивнул, протягивая врачу увесистый мешочек с деньгами.
- Боюсь, что времени на отдых у нас нет, потому, я забираю даму прямо сейчас, - сказал он, «сдвигая» врача в сторону, чтобы пройти в только что прикрытую тем дверь.

В небольшой комнате с приглушенным светом стояли ароматы отваров лекарственных трав, вдохнув и узнав которые, Рокэ одобрительно кивнул сам себе – на его взгляд врач лечил Катарину правильными, нужными средствами, способными помочь ей и облегчить ее состояние. Сама королева, выше плеч укрытая одеялом, лежала на узкой тахте в беззащитной полудетской позе – подтянув колени вверх и подложив согнутый локоть худенькой бледной ручки под голову. Рокэ некоторое время стоял и смотрел на нее, а после перекинул через руку свой камзол, который висел на спинке стула рядом, а после осторожно поднял Катарину на руки прямо в одеяле. Она тревожно зашевелилась, пытаясь открыть глаза, что далось ей с трудом из-за недавно принятых снотворных и успокоительных средств, и Ворон поспешил уверить ее, что это он, все хорошо, и они сейчас поедут в спокойное и тихое место, где можно будет отдохнуть. Катарина кивнула, прислонилась головой к его плечу и снова прикрыла глаза. Рокэ вынес ее на улицу и устроил на сидении кареты, подложив под голову свой свернутый камзол.
- Куда мы сейчас поедем? – тихо спросила его юная королева.
- Мне помнится, Ваше Величество любезно согласились посетить сегодня мой особняк, - чуть улыбнулся Рокэ. – Сейчас поедем, я только расплачусь с лекарем, - сказал он, выходя из кареты и закрывая за собой дверцу.
Он вернулся довольно скоро, ровно через такой промежуток времени, что мог понадобиться для того, чтобы рассчитаться с врачом за его услуги, но когда карета уже тронулась, Катарина вдруг разволновалась, распахнула глаза и посмотрела на сидящего напротив Ворона.
- Вы убили его, - прошептала она, - Убили…
- Кого убил, Ваше Величество? – переспросил Алва.
- Человека, который меня сейчас лечил… Врача. Вы сказали, что пойдете расплатиться с ним, а сами убили его, чтобы он никому ничего не рассказал, - в широко раскрытых глазах Катарины отразилась вновь подступающая истерика.
- Успокойтесь, Ваше Величество. Я просто отдал ему плату за его труд, - спокойно ответил Ворон, - Если хотите, можно развернуть карету, чтобы Вы сами убедились, что врач жив и здоров, - он передернул плечами, про себя надеясь на то, что они отъехали уже слишком далеко, чтобы Катарина захотела возвращаться, а если вернуться все же придется, пройдет достаточно времени, чтобы она поверила, что врач запер часть дома, в которой проводил свою частную практику, и ушел спать.
- Я все равно не верю вам, - прошептала Катарина, - Но возвращаться не нужно. Едем вперед…
Из ее прикрытых глаз вниз по вискам вновь потекли слезинки, но она молчала, молчал и Рокэ. Покачивание кареты вкупле с принятыми успокоительными средствами постепенно вновь усыпило измученную женщину.

Карета, наконец, остановилась у въезда в особняк Алвы. Слуги Ворона лишь молча распахивали двери перед хозяином, несущим на руках завернутую в одеяло хрупкую женщину, являющуюся королевой Талига. Лишних вопросов здесь привыкли не задавать, как и не показывать удивления, например, от того, какая гостья посетила сегодня дом соберано Алвы, а главное, каким способом передвижения…
Рокэ принес Катарину в небольшую уютную спаленку на втором этаже особняка. Две смуглых кэналлийки в платьях горничных учтиво присели перед хозяином, ожидая от него распоряжений. Ворон положил королеву на подготовленную постель и отпустил обеих жестом. Горячее вино он уже приказал приготовить, а переодевать Катарину в свежую рубашку прямо сейчас не стоило… тем более, чужим для нее служанкам. Рокэ положил на столик у кровати бальзам, который дал ему врач, и всмотрелся в тонкое лицо женщины.

Катарина открыла глаза. С того момента, как Алва внес ее в свой дом, она не спала, сквозь мутный дурман успокоительных средств слыша звуки открываемых дверей, шагов и коротких вопросов слуг, от которых она прятала заплаканное лицо на груди Ворона. Встретив внимательный взгляд синих глаз своим, королева тихо спросила:
- Что же теперь будет?
- Ночь, - пообещал Рокэ, - а вместе с ней сон и отдых.
Тихо приоткрылась дверь – служанка принесла горячее вино и поспешно ушла. Алва налил его в бокал и подал Катарине.
- Выпейте немного, - сказал он, - а после нужно постараться уснуть.
Она послушно сделала пару