ВОЗВРАЩЕНИЕ

улететь, не повидав тебя. Так получилось, что ты спас мне жизнь.
            -Да брось ты, - отмахнулся Виктор, - Натура такая. Вечно ищу приключений на свою задницу. Может, ты и не замерз бы вовсе.
            -Нет, - спокойно, но твердо возразил парень, - Мне сделали операцию. Пролежи я всю ночь в парке - было бы поздно. Так сказал врач.
            -Операцию? - переспросил Виктор, - Какую?
            -Не будем о грустном. Я просто хотел, чтобы ты знал.
            Они помолчали.
            -Ну, пойдем ко мне, что ли? - предложил, наконец, Виктор, - В ногах правды нет, как сказал Соломон, натягивая гондон на свечку...
            -Твой имидж? - губы парня тронула едва заметная улыбка.
            -Что именно?
            -Эти словечки, приговорки...
            -Шокируют?
            -Просто мне показалось, что ты не такой, каким хочешь казаться.
            Виктор пристально посмотрел в глаза парня:
            -Откуда ты такой проницательный взялся?
            -Издалека. Приглашаешь?
            Он вопросительно посмотрел на Виктора.
            -Конечно же. Идем...
            Они двинулись к дому.
            -Прости, что я тогда так неожиданно исчез, - сказал парень.
            -Ладно, проехали, - ответил Виктор, распахивая дверь,- Кто это тебя тогда так, если не секрет?
            -Не будем об этом, - слегка поморщился парень, - Главное, благодаря тебе, я живой.
            Они поднялись на лифте и вошли в квартиру.
            -Как тебя зовут-то, хоть скажи, - поинтересовался Виктор, раздеваясь.
            -Лео. Леонид. Ты можешь называть Лёня, - ответил парень, снимая куртку.
            -Виктор. Можешь Витя, в папы тебе еще не гожусь...
            Они обменялись рукопожатием.
            -Разувайся, вон тапки, и проходи на кухню. Я сейчас, - сказал Виктор, заходя в комнату.
            -Вить... - замялся Лёня и вытащил из внутреннего кармана куртки плоскую бутылку Смирновской, - Ты извини. Глупо, конечно. Слишком малая плата за жизнь, но взял на всякий случай... Если пригласишь, чтобы не являться с пустыми руками. Как в России принято.
            Виктор безошибочно определил, что водка куплена в валютном магазине.
            Под сапогами опять обнаружились чистые белые носки, а когда Лёня нагнулся, чтобы снять обувь, из под джинсов выглянули те же самые белые трусики Сalvin Clain.
            "Кто же он все-таки такой?" - с любопытством подумал Виктор.
            Он поставил на стол бутылку и полез в холодильник. Банка шпрот, язык в желе, колбаса, сыр... Кое-что нашлось. Его самого вполне устроит квашеная капуста. Вот только на горячее, кроме яичницы, предложить нечего.
            -Извини, гостей не ждал, - обратился Виктор к вошедшему на кухню Лёне.
            -О чем ты говоришь? Разве это так важно?
            -Щей могу еще нагреть. Кислых. Хочешь?
            -С удовольствием. Когда летел сюда, мечтал о домашних кислых щах.
            -А там, откуда летел, их не варят?
            -Ты удивишься, но действительно не варят, - улыбнулся Лёня, - Там вообще все по-другому.
            Приветливая улыбка не сходила с его лица. Причем улыбались не только губы, но и глаза, и это придавало лицу обаяние.
            -Присаживайся, - кивнул Виктор на табуретку, - Где там-то, если не секрет?
            -В Америке.
            -Так ты американец? То-то труселя у тебя фирмовые, я еще первый раз заметил.
            -У вас по это труселям определяют?- улыбнулся Лёня.
            -Как ни смешно, но представь себе - да. Мне об этом один мент говорил. Сверху одеться каждый может как угодно, а труселя сразу выдадут, кто есть ху, как говорил первый и последний президент Советского союза.
            -Да, я слышал, меня тогда это тоже рассмешило...
            -Меня рассмешило, когда его начали цитировать. Хотя, все это было бы очень смешно, если бы не было так печально. Заметил? Исправляюсь в цитатах.
            -Будь самим собой, я тебя воспринимаю таким, какой ты есть.
            -Спасибо. Не только по труселям видно, что цивилизованный человек.
            Он закончил приготовления и уселся напротив Лёни, разливая водку:
            -Ну, давай, за твое возвращение к жизни.
            Они чокнулись, и Виктор опрокинул стопку в рот. Лёня, отпив половину, поставил свою на стол. Водка была действительно хорошая. Виктор даже не поморщился, как бывало с ним всегда. Сколько ни приходилось ему ее пить, отделаться от этой привычки, негативно воспринимаемой окружающими, он не мог.
            "Научись пить, - сказал ему еще в студенческие годы один приятель, - На тебя смотреть - весь кайф пропадает. Как будто отраву в себя вливаешь..."
            Что делать? Может, подсознательно, Виктор и в самом деле пил ее, как горькое лекарство, ради того состояния, что наступало потом.
            -Ты только извини, если я быстро вырублюсь. Очень устал после работы. Встал сегодня в половине третьего ночи, - сказал он, жуя капусту.
            -Что у тебя за работа такая?- поинтересовался Лёня, беря в руки бокал с Фантой.
            -Будто не знаешь? Или ты, в самом деле, ничего не помнишь?
-Смутно. Как били - помню, потом куда-то тащили. Трамвай помню, такси. А потом, как зашли сюда, и ты сказал: "Раздевайся".
            -Да... - покачал головой Виктор, - Я, наверное, действительно поверю в то, что спас тебе жизнь. Ну, а кто вел этот трамвай, кто тебя из-под скамейки вытаскивал, кто дотащил до трамвая, совсем отрезало?
            -Так ты водителем трамвая работаешь? - догадался Лёня.
            В его глазах не промелькнуло никакого удивления или пренебрежения, как часто бывало при этом известии у незнакомых людей. Виктор и сам понимал, что белый халат и подобострастное обращение по имени отчеству, что было совсем недавно, шли ему больше, нежели его теперешнее положение, но на вопросы, что его заставило так резко изменить судьбу, отвечал уклончиво. Он знал, что по этому поводу в депо ходит немало кривотолков. "Трудовая" с записью о занимаемой должности заместителя директора гастронома, лежала в отделе кадров, а депо - это большая деревня.
            Отец Виктора был директором одного из престижных ресторанов, и этот факт постоянно играл в его жизни не последнюю роль. Ощущаться это стало еще в средней школе, особенно, после того, как директриса отпраздновала там свадьбу своей дочери. Ее покровительственное отношение к Витьке стало предметом жгучей зависти  не только одноклассников, но и кое-кого из учителей, что стало причиной его отчужденности в коллективе.
            Витька остро переживал это. Постоянные намеки со стороны школьных приятелей, что уж ему-то непременно что-то купят и достанут, а позднее, что устроят в любой институт, стали, что называется, доставать. А насмешки типа того, что его папе конвертик принесут, и денежки найдутся, заставляли бледнеть и сжимать кулаки.
            -Откуда вы знаете? Вы, что ли, ему несете? - однажды в запальчивости воскликнул он.
            -Землянский, не строй из себя ц...лку после третьего аборта, - жеманно поводя плечиком, проговорила Любка Цыганова, -Моя мать сама буфетчицей работает и каждый месяц относит по сто рублей директору столовой за место. А уж твоему-то, небось, побольше несут, раз он директор такого ресторана...
            Кто зубоскалил, кто смотрел с завистью, кто стремился подстроить каверзу, а кто и ударить, а Витька с горечью сожалел об ушедшем времени, когда они еще не были друг для друга чьими-то детьми.
            Однажды вечером, все сдерживаемое по отношению к отцу, прорвалось у него резкой репликой с упоминанием пресловутой сотни.
            Отец удивленно вскинул брови и внимательно посмотрел на него. Витька умолк и уставился в стол - он побаивался отца. Одни начальственные самоуверенные манеры того внушали подсознательный страх, а на что отец был способен в гневе, Витька знал.
Однако сейчас тот повел себя иначе. Он сел напротив Витьки, и пожалуй, впервые обратился к нему на равных:
            -Ну-ну. Интересно. Продолжай. Ты хочешь сказать, что твой отец жулик?
            Витька молчал.
            -Молчишь? Это хорошо. Стало быть, не совсем еще сволочь, - спокойно сказал отец, - А ты откажись. Откажись от всего, чем ты пользуешься в этом доме, если считаешь, что это приобретено на ворованные деньги. В детстве ты не выбирал, что есть, во что быть одетым и где проводить каникулы. Это решали мы с матерью, хотя ты ни разу не выразил желание быть отправленным на три смены в пионерский лагерь. Благоустроенная подмосковная дача и черноморское побережье тебя устраивали, очевидно, больше. Но сейчас ты уже достаточно взрослый, чтобы принять решение, скажем, отказаться от мопеда, от импортного магнитофона со своей идиотской светомузыкой, от куртки, в которой ты не ходишь в школу из опасения, что ее там украдут, от многого другого. Сумеешь сам себя поставить на ноги, буду только рад. Я сумел. Я поклялся в этом, будучи вдвое моложе, чем ты сейчас, когда в войну, сбитыми в кровь пальцами, вместе с матерью выковыривал из-под снега мороженую картошку. Поклялся, что мои дети не будут никогда ни в чем нуждаться. Заметь, не я сам, а мои дети! И я этого добился. Ты не можешь сказать, что это не так. Ни ты, ни твоя сестра, ни мать, которая предпочитает всю жизнь возиться со своей школотой. Пусть возится, благородная профессия - это не так плохо. Я существую для того, чтобы это было возможно. Я выполнил свою клятву. Как мог, не прибегая ни к чьей помощи. Исходя из того, что мне дано: своих возможностей и реалий общества, в котором живу. Да-да! Родился, жил и живу, а я не выбирал, где родиться. Сам видел, как во Франции хозяин магазина мыл витрину и тротуар с шампунем. Но у нас так не будет никогда. У нас не идут к психологу, когда на душе погано, а берут поллитровку и напиваются с соседом. У нас ходят утверждать свои интересы не с определением суда и адвокатом, а с взяткой в кармане. И считают это правильным и надежным. Что, виновата система, как сейчас стало модно говорить? А попробуй тот директор не принять у твоей буфетчицы эту сотню. Да она не уснет! А утром уволится и пойдет к тому, кто примет. Ей проще принести сто рублей, при окладе шестьдесят семь пятьдесят, чем директору, который, если проработал на этой должности хотя бы три года, то его можно сажать. Вот и подумай, жертвы мы этой системы или ее порождение. Ты что-то хочешь изменить? Приставить кому-то свою голову? Смотри, не потеряй ее при этом...
            Витька сидел абсолютно подавленный и не знал, что думать. Так отец не разговаривал с ним никогда. А главное - он был в шоке от беспощадной правды, открытой ему отцом, в свете которой, все обидные слова сверстников и его собственные понятия, стали выглядеть "горшковым" максимализмом.
            -Хорошо рассуждать, когда у тебя абсолютный нуль во всем, а за спиной родительский холодильник. Поговорим, когда будет свой, - завершил отец.
            Витька не стал больше возвращаться к разговору. После школы он поступил в Плехановский. Точнее, поступил - это громко сказано. Сходил на экзамены.
            -Диплом-то хоть будешь защищать, или из папиных рук получишь? - с плохо скрываемой злобой