несчётных количествах.
- Нет, бабушка, подожди, - запротестовала собеседница, – а как же тогда нужно учить детей, чтобы лучше понимали, запоминали, чтобы интересней было, чтобы комплексов не было?
- Только в игровой форме, на фактах и примерах из жизни. Их сколько угодно вокруг нас. Дети, изначально думающие создания, не нужно их мышление загонять в рамки, необходимо терпение и желание их понять. Очень часто своим пытливым, незамусоренным умом они мир видят иначе, не как мы, взрослые, через поставленную перед нами системой призму. И плох не тот ребёнок, который крутится на уроке, ища себе более интересное занятие, и не тот, который, к сожалению, покинув урок, ничего не понял, а преподаватель, который не сумел заинтересовать дитё, направить его энергию на путь познания. Грош цена тому учителю, который не смог доходчиво объяснить материал. Кроме этого, раньше дети обучались в виде наблюдения-опросов, где каждый мог высказать своё мнение, не боясь быть осмеянным. Учитель только направлял мысль детей и ни в коем случае не прерывал их. На таких занятиях у наблюдательных деток только сильнее развивалось мышление, логика, умение чётко выражать свои мысли, они не боялись публичных выступлений и развивали ораторские способности.
Никто никого не обижал несправедливыми упрёками: каждая мысль ребёнка имеет право на существование. Между детьми было здоровое соперничество. Таких занятий необходимо немного, чтобы пройти всю годовую школьную программу по предмету. И они проводились периодически и не часто, чтобы ребёнок мог обдумать и поразмышлять над озвученной заранее темой следующего занятия. Занятия проводились исключительно в доброжелательной и уважительной форме. А главным на занятиях был не учитель, а ученик.
Серафима заворожено слушала свою наставницу и в её голове рисовались картинки удивительных уроков в необыкновенных школах. Эх, как бы ей хотелось поучиться там!
- Бабушка, а почему сейчас учат не так, как раньше?
- А этот вопрос, детка, ты адресуй не мне.
- А кто раньше детей учил?
- Читать, писать и считать они обучались в семье, а более широкие знания по биологии, астрономии, истории и других наук преподносились старыми волхвами-мудрецами, – с неподдельным уважением произнесла старушка. – Именно их, носителей огромных знаний, бескорыстно отдающих свои нематериальные сокровища людям, бессовестно, не задумываясь о последствиях, обливали и обливают грязью, обвиняя в страшных преступлениях, понося их на протяжении веков.
- Но почему? За что? Кому это надо?
- Тем, деточка, кто боится Правды, духовного роста Сына Божьего, способного разбудить в себе способности данные Богом, те, кто желает видеть Человека рабом. Именно те и опорочили честные имена волхвов. Их пособники надевали маски умудрённых старцев и совершали грязные деяния, чтобы потомки проклинали ни в чём не повинных мудрецов.
Агния Кирилловна подошла к печке и помешала тлеющие угли кочергой. Сноп ярких, сверкающих искр взметнулся к чёрному от сажи дымоходу. Старушка опустила кочергу на пол и, опёршись на неё, задумалась, устремив взгляд на прогорающие головешки. Через какое-то время она снова заговорила:
- Сколько живу, сколько смотрю на огонь, а налюбоваться им не могу. Удивительное творение Бога. Он и добрый, и зловещий, и подвластный человеку, и в то же время чуть дашь ему волю – становится необуздан, дарящий радость и жизнь, приносящий горе и смерть, и красив, и загадочен. Вот смотрю на него, смотрю, а он всё больше завладевает мной, притягивает, гипнотизирует. Может и ты, Симушка, замечала, что огонь, если долго смотреть на него, будто мысли выжигает, не мечутся они беспорядочно, и начинает мозг отдыхать. Спокойно становится, миг перестает существовать, растягиваясь во времени. А когда найдёшь в себе силы и оторвёшь взгляд, все думы текут размеренно, не торопясь, не спотыкаются друг о друга, как о камни.
Серафима тоже смотрела в лоно русской печи. Девушка любила огонь и тлеющие угли, но сильнее она любила воду. Яркими вспышками в её сознании стали вспыхивать картинки прошлого.
_
…Ещё в первой половине дня стояла изнуряющая жара. Земля, давно истосковавшаяся по живительной влаге, истрескалась. Раскалённый воздух звенел, и небо казалось бездонным. В синеве парил ястреб, высматривая жертву.
- Мама, мне жарко, - прохныкала маленькая Серафима, прячась в тени высокого кустарника.
- Потерпи, моя крошка, – Каридад заботливо смочила платок прохладной водой и накрыла им голову дочурки. – Давно в наших краях не было такого жаркого и засушливого лета. Виноградники гибнут и абрикосовая роща. Видишь, Серочка, как они измучены, нет им спасения от жгучего солнца и жажды. Но, даже умирая, деревья дарят нам, людям, защиту. Им труднее. Посострадай им, моя девочка, может твоя светлая любовь придаст им силы, и они выживут?
А вечером мощный порыв ветра принёс тёмно-серые тучи. Серафима с папой стояла на ровной площадке отвесной скалы. Далеко в море сверкнули сразу несколько молний. Гулкие раскаты грома оповестили о приближении грозы. Под ногами начинало бушевать море. Огромные волны вздымались на несколько метров и бессильно разбивались о неприступную скалу, со стоном откатывались назад.
- Серочка, тебе не страшно? – послышался заботливый голос Клима.
- С тобой, папа, мне ничего не страшно, - Серафима заглянула в глаза своему самому сильному и смелому отцу.
- Обрати внимание, доченька, как сильно это море, как силён ветер, но запомни: человек, если пожелает, может стать ещё сильнее.
Хлынул ливень, и Клим, подхватив на руки Серафиму, побежал к дому. Приближаясь к нему, отец и дочь увидели маму, которая стояла под водным потоком, раскинув руки и подставляя лицо долгожданному дождю. Она вся промокла, и одежда прилипла к её красивому телу. Каридад улыбалась.
- Серочка! – крикнула она. – Милый Бог услышал твою просьбу и дал деревьям и цветам напиться.
Мамино лицо сияло, излучая любовь и радость. У стока под крышей был выставлен небольшой котёл, наполняемый дождевой водой.
_
- Бабушка, - Серафима задумчиво смотрела на угли, - рассказывая мне о чём-либо, ты опираешься на старину. Откуда ты знаешь, что было раньше? О многих событиях и традициях не написано ни в одном учебнике, не читала о них я и в журналах. Конечно, все выпускаемые издания перечитать невозможно, но в просмотренных мною, не было и намёка на знания, которыми владеешь ты.
Агния Кирилловна положила на пол вдоль печки кочергу, сходила в сени за чистой банкой и взяла ситечко.
- Пора настой процедить. Передерживать его не желательно. Приостынет, до Дубининых схожу: обещалась проведать болящего.
Девушка терпеливо ожидала ответа.
- Видно, пришло время тебе и об этом поведать, - знахарка аккуратно процедила настой и убрала банку с солнца, лучи которого хозяйничали на кухонном столе.
Присев на табурет напротив Серафимы, она продолжила:
- В русских семьях с незапамятных времен соблюдалась очень важная традиция: писались и аккуратно велись родовые книги. Они содержали не только имена и прозвища предков, род занятий, интересов, но и их мысли, опыт, правдивые рассказы о событиях, описывались устои семьи. Передать будущим поколениям старались только основное и главное. Письмена эти береглись как святыни и передавались из поколения в поколение. Не было в русских семьях ничего дороже, чем дети и родовые книги.
Была родовая книга и в нашей семье. Помню, как папа однажды открыл деревянный, окованный чеканной медью ларец и извлёк из него какие-то тонкие дощечки, почерневшие от времени, свернутую в трубочки бересту и толстенную старинную книгу. Её форзацы из дуба были украшены красивейшей резьбой и скреплялись зажимом. К тому времени я была обучена и образно-зеркальной и старорусской письменности. Правда, когда меня учили этому, не совсем понимала зачем: книг с таким шрифтом никто не выпускал, и купить их было негде.
Отец взял мамину пудреницу, слегка обсыпал пудрой дощечки и провёл по ним рукой. Пудра заполнила маленькие углубления, и сразу выявились какие-то знаки. Присмотревшись, я узнала образно-зеркальное письмо. Это было одно из первых обращений к потомкам нашего пращура Ладослава, который понимал языки зверей и птиц.
Серафима была потрясена услышанным. Шёпотом она решила уточнить:
- И что же поведал Ладослав?
- Он завещал своим потомкам любить свою землю и не покидать её, почитать родителей и с уважением относится к детям, подчиняться законам природы, творить только добро и с великой любовью относится к каждому человеку, зверю, птице, дереву. Особо, писал он, чтите Бога-Отца, Светлых Богов и мир предков. «А, если забудете о них, возгордитесь, не избежать беды страшной, и о вас забудут потомки ваши, и канет в лету имя ваше».
- Чем занимался Ладослав?
- Был он, по-современному, ветеринаром. Ходил по лесам, по долинам, прислушиваясь к щебету птиц, шелесту листвы, к звукам разным, и находил попавшее в беду животное, пернатого или гада какого. Помогал ему, лечил. Кого мог, домой приносил на излечение, кого не мог, врачевал на месте, оставаясь рядом с ним почти до полного его выздоровления.
- А кто же тогда семью кормил, содержал?
- Звери и кормили. Они в отличие от людей добро помнят всю жизнь. В благодарность помогали, чем могли, всячески угодить старались. Белки орехи да грибы собирали, медведи мед дикий приносили да по огороду помогали, дрова из леса таскали, рыбу ловили. Любому зверю за честь было с детьми нянчиться и дом стеречь. Чужакам с дурными мыслями невозможно было подойти к нему близко.
- Чудно… И вот так каждый предок писал о себе?
- Нет, не каждый. Несколько раз летопись рода прерывалась.
- Почему?
- По разным причинам. Например, первый временной разрыв появился в первом столетии от рождества Христова. Предки рода моего жили в приграничной зоне Великой Русении. Отец-прародитель по свисту сокола первым узнал о приближении ворога. Поднял по тревоге всех жителей поселения. Бабушка его, взяв книгу рода, вместе с женой его, которая была на сносях, ушли подальше в лес. Жена рожала мужу только сыновей, и сыны пожелали защищать дом рядом с отцом, считая, что матери будет легче одной схоронится в тайге с прабабушкой. Шум битвы утихал, когда опушку огласил плач новорожденного дитя. То был последний из мужчин рода Рослав. Он сосал материнскую грудь, а другую со свистом пронзила вражья стрела, которую, скорее всего, выпустили просто так, наугад. Старая Явожеля вскормила правнука своим молоком, непонятно каким образом копившемся в иссохшей груди, вырастила его, передавая все знания и традиции их древнего рода. О великом воине Рославе, воспитанного после смерти прабабушки волхвом-воином, напишет внук Ярогор. Рослав был воином-магом. Он в совершенстве владел всеми видами оружия того времени, обладал абсолютным здоровьем, но самое главное – управлял энергиями. Про таких как он позже расскажут в былинах и сказаниях, что «выходил русский богатырь один супротив многотысячного войска басурманского и бился с ним без страха, и побеждал».
- Как же один-то? Один в поле не воин!
Макаровна не согласилась:
- Только русский воин с
