После ночи всегда наступает рассвет. Глава 7

ли деньги платим?! – поддержал его решение Сергей. – Конкуренция большая. В наше время покупателями не раскидываются. За рубежом, например, каждого зашедшего в магазин с распростёртыми объятиями встречают. А чтоб плохое слово или жест в их сторону! Ни-ни! Продажи упадут. Кстати, бабулька-то знает развязку конфликта?

- Конечно. Я заставил продавщицу извиниться и распорядился тут же её рассчитать. На её место встал старший по залу, а сам проводил старушку до дома и донёс сумку.
- Ну и правильно.
Машина покинула город и двигалась по автостраде. С обеих сторон дороги молчаливыми стражами росли высокие ели, держа на своих мощных лапах сугробы и защищая полотно от снежных заносов.
Короткий зимний день клонился к закату, а солнце посылало последние ободряющие лучики. NISSANостановился у избы лесника.

- Приехали, - Сергей заглушил двигатель и вопросительно взглянул на друга, молча сидевшего почти всю дорогу и, кажется, не желавшего оторваться от нагретого места. – Так мы идём? Или ты здесь поскромничаешь?
Взяв банки, Глеб вышел из машины. Сергей подошёл к дому и постучал в окно.
- Матвей Маркелович, принимай гостей!
В ограде послышался басовитый лай собаки.
- Шныря, не ругайся, все свои, - громко проговорил Медведев-младший. - Лучше хозяина позови.
                                                                     _
Ребята допивали по второй чашке душистого травяного чая, а Матвей развлекал гостей байками о своём любимце Баюне, который нежился, зажмурив глаза, на уголке пышащей жаром русской печи.
- Помню ещё один забавный случай. Мне необходимо было отлучиться из дома по делам на несколько дней. Парашенька моя с Баюном одни остались. Ему тогда было восемь-девять месяцев.  Боевой, задиристый в своем подростковом возрасте, начал со мной в то время соперничать: кто в доме главный. Прасковью в расчёт не брал: женщина! Только я за порог, парень приосанился, усы распушил и начал ходить гоголем из угла в угол. Затем, видно вспомнив что-то, выскочил из дома и через некоторое время притащил в зубах большую мышь. Положил её перед хозяйкой. А та похвалила охотничка, погладила, да ещё «кормильцем» назвала. Парень от похвал зарделся весь и ещё больше заважничал. Позднее супруга моя мышь в отхожую яму выкинула, когда Баюн спал, чтобы не обиделся: он-то от чистого сердца старался с подношением.

Во время обеда главный после меня мужчина в доме запрыгнул на мой табурет у кухонного стола и даже чуть-чуть выше столешницы поднял нос. Дело в том, что коту разрешалось везде ходить и сидеть, кроме обеденного стола. Он прекрасно знал, что, нарушив этот закон, может научиться летать из кухни в сени, ещё и ласки некоторое время не получит. Мы его хоть и любим, но вседозволенности не позволяем. На мой табурет он рисковал садиться только в моё отсутствие.

Несколько дней единовластия пришлись Баюну по вкусу. Шапка Мономаха не показалась ему тяжёлой. Парашеньку мою повсюду неотступно сопровождал, защищал, был ласков и снисходителен.

И вот, в один прекрасный день я возвратился домой. Баюн сухо, без церемоний, поздоровался со мной и, по сложившейся в моё отсутствие традиции, занял за столом место хозяина. Сначала я не придал этому значения. Прасковья хлопотала с обедом, а наш герой, гордый, как сфинкс, наблюдал за ней, демонстративно меня игнорируя. Умывшись, я подошёл к столу и движением руки дал понять коту, чтобы тот освобождал плацкарт. Баюн изо всех сил постарался не заметить моего жеста. Тогда я применил дедовщину: больно щёлкнул по носу нашего желтоглазого зазнайку. Сколько было возмущения, негодования на его обиженной и оскорбленной морде! Были унижены все его высокие и благородные помыслы и чувства!

Он соскочил с табурета. А куда денешься? Долгое время дулся на нас: на меня за несправедливость и жестокость, на Парашеньку – что выбрала не его, верного и внимательного, а другого. Это был не последний раз, когда он делил со мной лавры первенства. В конце концов, Баюн разрешил мне поделить с ним роль хозяина. Быть при хозяине – ниже его достоинства. Но что он никогда не позволял себе – переступить грань дозволенного.

Одетый в старенькие, но чистые брюки, футболку и меховой жилет, дед весело смеялся над своими рассказами, не забывая роль гостеприимного хозяина и не выпуская из рук наполовину сплетённую корзинку-сумочку, которую плёл из лозы для внучки. В очередной раз поймав вопросительный взгляд Глеба, Матвей пояснил: Симушка просила, мол, сплети, дедуля, красивую корзинку, чтоб даже в город не стыдно было с ней съездить. Озадачила старика. Пришлось мозги поднапрячь, чтобы внучке угодить. В девичестве баловать их тоже надо, как детей малых: во взрослой жизни счастливее будут. Да и о ком мне ещё заботиться, как не о ней?

Сергей изредка недоумённо поглядывал на названного брата. Он не мог взять в толк: почему всегда собранный и рациональный Глеб, ценивший своё и чужое время, не торопится покинуть этого доброго старика с военной выправкой. Сергея не покидало ощущение, что друг намеренно тянет время.
Из сеней донеслось еле заметное поскуливание пса.
- Симушка к дому подходит. Шныря её за версту чует.
И, правда. Через некоторое время послышался звук аккуратно захлопывающихся дверей и топот сильных лап собаки.

- Шныря! Пусти меня! Я тоже тебя люблю и тоже рада тебя видеть!
Можно было легко представить, как огромный пёс на радостях не давал проходу любимой хозяйке, крутясь вокруг неё и пытаясь лизнуть лицо. Наконец, девушка умудрилась проскочить в комнату, быстренько захлопнув за собой дверь.
- Уф! – выдохнула она и, заметив гостей, улыбаясь, поздоровалась. – Добрый вечер!
- Здравствуй, радость моя, - отозвался дед.
- Привет, - кивнул головой Сергей.
- Здравствуйте, - приподнялся с табурета Глеб, не сводя с вошедшей хозяюшки глаз.

Очень красивый павло-пассадский платок с кистями с жёлтыми и зелёными оттенками цветов подчеркивал красоту и загадочность девушки. Бежевый красиво сшитый полушубок был чуть выше колена. Длинная до щиколоток, приятного коричневого цвета юбка-гаде не мешала при ходьбе и великолепно гармонировала с полушубком и серыми валеночками- домокатками.

Серафима скинула полушубок, грациозно сняла платок, обнажив длинную до талии тугую косу. Глеб, затаив дыхание, наблюдал за ней. Казалось, даже сердце перестало биться, боясь, помешать глазам, внимательнее рассмотреть юную хозяйку.
Сергей переводил взгляд с Глеба на Серафиму. Матвей, отложив незаконченную корзинку, наливал для внучки наваристые щи из чугунка.

Глебу очень хотелось заглянуть в глаза красавице, но та постоянно отводила взгляд. Молчание затягивалось. Он понимал, что злоупотреблять гостеприимством невежливо и хотел было решительно встать и, попрощавшись удалиться, как услышал свист, доносившийся с улицы. Серафима встрепенулась, а Матвей нахмурил брови:
- Снова твой пройдоха пришёл!

- Дедушка, ну не надо так про Костю, - осторожно заступилась за своего друга внучка и смутилась, стрельнув глазками в сторону гостей.
Глеб отодвинул занавеску и увидел скачущего от холода паренька в кожаной куртке и вязаной черной шапочке. С минуту он оценивающе рассматривал его и, опустив занавеску, встал:
- Спасибо, Матвей Маркелович, за мёд, за чай. Нам пора.

Гости, чтобы не задерживать хозяев, стали быстро одеваться. Сергей, потянувшись за своей кепкой, неуклюже махнул рукой, и шапка Глеба слетела с вешалки и покатилась по полу. Серафима ойкнула и, подхватив её, торопливо начала стряхивать пылинки с жесткого ворса нерпы.

- Ничего страшного, - поспешил успокоить её Глеб, беря из рук Серафимы потерю и ласково улыбаясь.
Девушка подняла на него глаза и замерла. Сердце предательски дрогнуло и забилось как-то по-особенному сладко и тоскливо. Его взгляд притягивал к себе, и почему-то совсем не хотелось отрываться от него. Серафима почувствовала лёгкое головокружение и волнение. Захотелось прильнуть к его груди и забыться, почувствовав себя в объятиях этих сильных рук.  Поймав себя на этой мысли, девушка испугалась и, опустив глаза, сделала шаг назад.

Глеб разочарованно вздохнул, когда хозяйка отступила от него, но он не терял надежды ещё раз окунуться в изумрудную бездну.  Молодой человек понял, что встретил, наконец, ту единственную свою девочку, о которой мечтает любой парень, ту ненаглядную, которую будет любить всю жизнь, ту, которая действительно будет ему парой, и для которой сделает всё зависящее от него, чтобы она была счастлива.

От Матвея ребята завернули в Чернуху: ехать по обледенелой дороге в сумерки Глебу не хотелось, и он перезвонил маме Вале, что останется на ночь у Сергея. Затем они решили истопить баньку и попариться.

До центральной усадьбы Глеб не проронил ни слова. Он был задумчив. Сергей, сидя за рулем и видя состояние друга, тихо насвистывал какую-то мелодию.
Поздно вечером, когда Терентий и Зинаида уснули, Глеб неожиданно попросил:
- Расскажи мне о ней.
Сергей не сразу понял, о ком шла речь, и вопросительно взглянул на друга:
- Ты о ком?
- О Серафиме.

- А-а… - протянул друг. – Ну что тебе рассказать? Если не ошибаюсь, ей восемнадцать лет. Выучилась на портную в районном училище. Живёт с дедом-лесником. Работает в доме быта. Вроде бы не пьет и не курит. Во всяком случае, не была народом в этом замечена. Парни её любят: сам же видел – красавица. Ещё и умница. Пожалуй, всё.

- Не густо, - вздохнул Глеб.
- В душу запала? – с улыбкой догадался Сергей.
Глеб промолчал.
- Мне она тоже по сердцу, - признался Медведев-младший. – Мать спит и видит Серафиму в молодых хозяйках нашего дома.
Сердце Глеба предательски заныло.

- Это и понятно: девчонка и шить, и вязать, и готовить умеет. Нигде не таскается. Здоровая. Заметил, какой у неё румянец на щеках? А коса о чем-нибудь тебе говорит? Большая редкость в наше время, – разглагольствовал Сергей, и, казалось, не обращал внимания на потемневшие глаза друга. – Сама Макаровна, знаменитая знахарка наша, выбрала её в преемницы. Серафима очень большая умница! Рядом с ней, почему-то, все парни робеют. Чувствуется, что сильный духом она человек. Её не любить невозможно. И я её люблю… - при этих словах озорные зайчики запрыгали в глазах Сергея, глядя на совсем расстроившегося друга, и, причмокнув, он неторопливо добавил, -- …как младшую сестру. Вот где незадача-то. Как запомнил её при первой встрече у Матвея угловатым подростком с чистыми глазами, так такой она для меня осталась.

Глеб порывисто повернулся к Сергею. В его повеселевшем взгляде появилась надежда.
- Только вот, что я думаю, - продолжил серьёзно Сергей, - трудно ей здесь будет позднее: интеллект не по нашему менталитету. Ну, представь: девчонка несколько иностранных языков знает, на пианино играет хорошо – своими ушами слышал, поёт тоже очень хорошо. Голос высокий, сильный. Помню, мы с отцом за брусникой ходили, видели, как она на ровной поляне, сама себе напевая, не поверишь, танго танцевала с воображаемым партнёром.  Жалко мне её стало почему-то. Не здесь она должна жить, не тут ей место.

- Почему тогда она не в городе живёт с родителями? – с удивлением спросил Глеб.
- Так детдомовская же она! Бывшая. Её Матвей случайно в лесу нашёл замерзающую. Зима тогда лютая была. Видимо, конфликт какой-то