После ночи всегда наступает рассвет. Глава 7

французским красным вином.
- Пока нигде, - почавкал Колька. – Постараюсь кого-нибудь из бывших детдомовцев отыскать, на работу устроюсь.
- Дело хорошее. Так и действуй.
- А может, вы знаете, кто сдаёт внаём комнату?
- Нужно покумекать. А деньги на жильё у тебя есть?
- Конечно. Вот работать начну, там вообще никаких проблем не будет.

Тёртый развалился на кресле, положив ноги на пуфик, стоящий рядом с камином, и пристально смотрел парня. Колька, уставший от тюремной баланды, ел с жадностью и наслаждением. Все его мысли и чувства были заняты трапезой. Опьянев от обильной и вкусной еды и вина, Лёпа расслабился и, не моргая, смотрел на пылающий огонь. Он не замечал движение времени. Время от времени хозяин подкидывал в камин берёзовый полешки, помешивая угли красивой, скованной по заказу кочергой-змеёй.

- Георгий Несторович, - прервал молчание Колька, - красиво вы живёте, а что же дом свой снаружи не отделаете?
- А зачем? – отозвался тот. – Внимание привлекать? Умные и серьёзные люди предпочитают находиться в тени и не светиться. А те, кто старается показать свой шик – шелошня – от комплекса неполноценности. Простим их, убогих.

Лёпа боялся надоесть хозяину дома, которому был многим обязан и к чьей помощи, возможно, придётся обратиться в будущем, поэтому, собравшись силами, решил покинуть этот уютный, вкусно пахнущий приют.
- Ну, мне пора, - он с трудом оторвался от кресла. – Спасибо за гостеприимство.
- На здоровье, сынок. Ступай.

Колька нарочито бодрым шагом вышел из дома, но, когда завернул за угол, приостановился: идти было некуда. «Нужно где-то скоротать ночь», - думал парень. Но знакомых у него не было, а на вокзал идти не хотелось: там слишком много милиции, а встречаться с легавыми не «улыбалось» - только нервы себе трепать. Проблуждав по тёмным улицам, Лёпа приметил старый двухэтажный «сталинский» дом. Наудачу в одном подъезде был открыт чердак, и парень нашёл пристанище там.

Немного постояв и подождав, когда глаза привыкнут к темноте, он осмотрелся. Очень грязное, пыльное помещение, заваленное всевозможным хламом. Чуть в стороне от люка между стропилами была натянута верёвка, на которой висело чистое уже высохшее белье. Сняв простынь, Колька накрыл ею ворох старого тряпья и прилёг.

За несколько месяцев до конца отсидки Николай всё чаще стал призадумываться о жизни на свободе.  Ему не было страшно, ему было тоскливо и одиноко: там, на воле, его никто не ждал, никому он не был нужен, да и вспоминать о нём тоже было некому. Блатной романтики Лёпа уже вкусил и насытился, а жить по-другому, к сожалению, не умел.

Внизу хлопнула чья-то квартирная дверь, и женский заливистый беззаботный смех заставил быстрее биться Колькино сердце. Она весело что-то рассказывала своему спутнику, спускаясь по стёртым ступенькам и стуча каблучками. Он что-то ей отвечал. Затем всё стихло.
- Стерва, - выругался затворник в адрес хохотушки.
И снова жгучая волна обиды и злости на женщин захлестнула его сознание, волна, которая обжигала его сердце всю жизнь.

Николай родился и рос в обеспеченной семье. Отец работал на заводе главным инженером и зарабатывал неплохие деньги. Единственным его слабым местом была жена, которую безумно любил, баловал и потакал ей во всех капризах. Она была красивой и изнеженной женщиной, созданной не для сохранения домашнего очага. Больше всего на свете она любила себя, деньги и удовольствия. Зарплаты мужа не хватало для удовлетворения всех желаний и мимолётных мечтаний, поэтому, чтобы заткнуть эту брешь, заводила состоятельных любовников. Отец, видя измены любимой жены, очень страдал, оправдывая её и кляня себя за неспособность оплаты её «маленьких» шалостей. В итоге он занялся подлогом и мошенничеством. Николаю было девять лет, когда отца осудили. Его арестовали дома, надев наручники при сыне. Лёпа помнил весь ужас и отчаянье, наполнившие душу: отец был для него самым умным и кристально чистым человеком. А ещё сын помнил последние слова остановившегося в дверях отца: «Все бабы – шлюхи! Им нужны только денег мешок, да хрен до кишок!» Через год отец умер в тюрьме, как было написано в письме из зоны, от острой формы туберкулёза.

Прошло четыре месяца после ареста отца, когда Колька возвратился домой из летнего лагеря отдыха. Дверь квартиры открыл незнакомый мужик и сказал, что прежние хозяева здесь больше не проживают, и их нового адреса он не знает. Так Николай Ляпунов остался на улице, выброшенным щенком. Мать он больше никогда не видел.

Николаю очень хотелось курить. Пошарив по карманам фуфайки, он достал пачку сигарет и с жадностью затянулся. Безмерная обида и ненависть к матери из-за отца и разрушенную семью распространялась на всех женщин. Он всегда стремился причинить хотя бы маленькую боль любой женщине или девочке, встретившейся на его жизненном пути. Тем самым он мстил матери.

На улице начинало светать. Привыкший рано вставать, Лёпа, подхватив рюкзак и мягко ступая, вышел из подъезда. Сегодня предстоял трудный день: необходимо было найти жильё и устроиться на работу.

-4-
Костя сидел в приёмной зале поселкового дома быта и терпеливо ожидал конца смены Серафимы. Прошло полгода, как он познакомился с ней и начал активно ухаживать. Его притягивала эта девушка не только внешней красотой. С ней было легко: чуткая натура моментально улавливала настроение окружающих людей. Она безошибочно находила те важные слова, которые так необходимы были грустившим или расстроенным; раздражение или неприятное волнение растворялись в добрых смешных историях, которые сочиняла на ходу. Она никогда не скупилась на похвалу и ласковое прикосновение, а её улыбки излучали такой свет, что не ответить на них было невозможно.

Серафима была очень умной и искренней девушкой. С такой собеседницей всегда интересно общаться. Но, удивительное дело, она никогда не кичилась этим и преподносила на её взгляд прописные истины таким образом, что люди верили, что знали их и до неё.
Вокруг Серафимы всегда находились молодые люди, пытаясь заигрывать с ней и оказывать всяческое внимание. В её присутствии в компаниях прекращался мат и скаблезлые шутки. Рядом с ней хотелось быть лучше, благороднее, стимулировалось мужское начало и самолюбие.

Созидательный дух соперничества за даму очень нравился Константину, и очередные победы льстили. Чем больше он понимал неординарность Серафимы, тем сильнее её желал.

- Давно ждёшь? – Серафима неслышно подошла к другу.
- Не очень, – Константин с удовольствием наблюдал, как девушка повязывала платок, поправляя тугую косу и надевая укороченное пальто. Он никогда не видел у неё суетливых рваных движений, все они плавно перетекали из одного в другое. – Слушай, Сим, у нас Найда пятерых щенят принесла, если хочешь, пойдём, покажу их.

Серафима замерла от восторга:
- Ну, конечно, конечно же! Он ещё спрашивает! А какого они окраса? Хорошенькие?
Костя со снисходительной улыбкой посмотрел на подругу: как легко её можно подловить на любви к животным, да и к растениям тоже. Первых она называла «мокроносыми», а вторых – «зеленятами». Забавная всё-таки она!
- Пойдём уже. Сама всё увидишь.

На улице, проглядев все глаза, ждал свою любимую хозяйку верный Шныря. Мохнатый страж был неописуемо счастлив вновь лицезреть на своё сокровище. Погладив пса по огромной голове и потрепав по загривку, Серафима направилась в гости.
Найда, молодая лайка, лежала в своем закутке в коридоре, на старом одеяле и, не поднимаясь, вильнула подошедшим хвостом. Собака хорошо знала и любила Серафиму за ласку и доброе отношение.

- Здравствуй, Найдушка, - поздоровалась с новоявленной мамой девушка и почесала её за ухом. – А можно мне твоих деток посмотреть?
Серафима осторожно взяла чёрный пушистый комочек, мирно посапывающего у материнского живота, и поднесла к лицу, чтобы лучше рассмотреть его. Малыш пискнул. Собака подняла морду, с волнением наблюдая за действиями старой знакомой.
- Какой он миленький, какой хорошенький, - защебетала Сима и потерлась щекой о маленькое тельце. – Как замечательно пахнет молоком! Милый, милый малыш!

Присев на корточки, девушка осторожно, боясь причинить боль, положила щенка поближе к свободному соску. Трое сереньких крох, активно работая передними лапками, сосали молоко, а четвёртый мирно спал, изредка вздрагивая и причмокивая маленьким беззубым ртом.
Серафима поочередно погладила всех:
- От них невозможно оторваться, так бы и сидела около щенят и любовалась бесконечно.

Константин, молча наблюдавший за подругой, предложил:
- Сиди да любуйся. Никто не гонит. Никому не помешаешь: предки у тёти Тони на юбилее, а Лизка, наверно, опять у Верки время коротает.
- Нет, пора идти. Вот ещё чуточку поглажу и пойду, - вздохнула девушка, - а то дед волноваться будет, да и Шныря заждался.

Она неохотно отошла от малышей и направилась к выходу. Константин заволновался и с надеждой спросил:
- Может, побудешь у меня? Мы одни с тобой почти не бываем, всё на людях.
Серафима подумала и решила, что Костя прав: наедине в квартире ребята пока не встречались.
- Хорошо, - пожала она плечами, - только не долго.

Повеселевший парень засуетился, пригласив девушку в свою комнату, включил музыку, сбегал на кухню и принёс молока и печенья в пакете:
- Ты, наверно, есть хочешь? Садись на диван. Ешь, - и заботливо налил молоко в большую кружку.
Серафима, забравшись на диван с ногами, устроилась, как можно удобнее, и принялась за угощение.
Небольшая комната, обставленная хорошей по деревенским меркам мебелью, была опрятной, но не уютной. Запах дешевых сигарет и одеколона, казалось, насквозь пропитал стены и диван. Несмотря на то, что отопительный сезон был в разгаре и батареи грели исправно, Симу не покидало ощущение холода и сырости. Ей почему-то стало очень одиноко и захотелось домой, но и огорчать друга уходом ей тоже не хотелось.

- Ты слышал, что скоро в клубе откроют видеозал? – спросила девушка, стараясь загасить неприятные эмоции.
- Ага. На следующей неделе ремонт закончат. Хоть какое-то развлечение появиться: дискотеки лично меня притомили. Ты туда не ходишь, а что я один там толкаться буду? Говорят, в эти выходные вывесят афишу.
- Давай сходим посмотрим? – предложила Серафима.

- Конечно, сходим. Эх… - Константин, сидевший на кресле, сладко потянулся. – Думал, что после прихода из армии в город уеду: оставаться в полуразрушенной деревне – свою жизнь губить. Однако, как ни странно, ещё не уехал и думаю: уезжать ли вообще? В городе с работой сложности, а здесь без хлопот можно устроиться, даже вакансии есть. Пусть зарплата ниже, чем там, но, опять же, не надо искать жильё и платить за него. Да и городская жизнь намного дороже, чем сельская. Мне мать сказала, что колхозный главбух планирует к Новому году премии колхозникам выписать, мол, прибыль позволяет. Посмотрим. – и ехидно процитировал: – «Свежо предание, да верится с трудом». Но с другой стороны, если сравнивать, как дела шли в селе до моего ухода в армию и сейчас – разница большая. Председатель из кожи лезет вон, чтобы молодёжь заинтересовать остаться в деревне, да пришлых со стороны привлечь. Хитёр мужик! Ох, хитёр и умён! А у вас в доме быта как дела, что нового?

-