Кафедра. Отрывок № 14(а) из романа "Одинокая звезда"

На следующий день после приезда Ольга появилась на кафедре. Поблагодарила преподавателей, проводивших за нее занятия, и не ожидая конца отпуска, приступила к работе.
Дел накопилось много. Сентябрьская проверка остаточных знаний первокурсников показала, что даже сквозь гребень вступительных экзаменов просочились те, кто был не в состоянии усвоить материал первых лекций. И таких темных было предостаточно. Ольга знала, что, если для них немедленно не организовать "ликбез", то пассивное сидение на лекциях, когда все непонятно, им скоро наскучит, и тогда прогулы неизбежны. И наоборот, когда слабаки вдруг чувствовали, что стали разбираться в материале, то от гордости они иногда так брались за учебу, что даже опережали хорошистов.
Все спасательные круги: помощь отличников, ежедневные консультации, поурочный контроль, методички с повторением школьного материала — все было немедленно задействовано. Прикрепленные к группам преподаватели внимательно следили за учебой своих подопечных, не оставляя без внимания ни одного пропуска занятий и не выполненных в срок лабораторных работ.
Спустя два месяца после начала учебы стало ясно, кто есть кто. Кто пришел в институт за знаниями, а кто — отсидеться от армии или потому, что так хотели родители. Правда, в каждой группе таких было по двое-трое, но они сильно мешали остальным. Как правило, это были ребята с претензиями на лидерство — ведь в школах зачастую лидерами становятся самые отпетые двоечники. К сожалению, хорошо учиться в школе стало не престижно. Отличники частенько подвергались насмешкам и даже насилию со стороны своих менее умных сверстников. Поэтому в первые же недели необходимо было переломить эту тенденцию, сделать отличную учебу желанной. Для этого требовалось как можно выше поднять авторитет успевающих студентов. Возможностей и способов их поощрения у руководства кафедр и деканатов имелось предостаточно, и все они были немедленно задействованы. И одновременно с большими и вкусными пряниками,  которыми оделили отличников, все лодыри методично и ежедневно стали получать одну за другой горькие пилюли, которых в запасе у начальства  тоже хватало.
Как только всех лентяев вычислили, немедленно установили связь с их родителями. Ольга стала неукоснительно требовать, чтобы на занятиях все слабаки сидели в первом ряду, лишив их возможности дремать или заниматься посторонними делами. За каждый прогул или невыполнение задания нерадивых студентов ожидала головомойка. При повторном прогуле они писали объяснительную уже в кабинете Ольги, где клялись и божились, что больше так не будут.
— А вы умеете держать слово? — ласково спрашивала Ольга. — А давайте вместе придумаем, как мы вас накажем, если не сдержите? Лишим стипендии? Что ж, для начала неплохо. Так и пишите: при повторении подобного прошу лишить меня стипендии. Только потом не обижайтесь — ведь сами просили.
После контрольной, проводившейся ежегодно в середине семестра, Ольга, собрав всех двоечников в актовом зале, обратилась к ним с краткой речью:— Дорогие лодыри! — начала она, добавив: — Я не оговорилась, вы действительно дорого обходитесь государству. Поднимите руку, кто считает, что не в состоянии справиться с программой первого семестра. Может, голова у вас не так устроена − не воспринимает математику и все. Ничего страшного, бывает. Пушкин тоже, говорят, в математике был не силен, а стал великим поэтом. Может, и у вас талант к чему-нибудь другому? К спорту, например, или в вас погибает великий музыкант. Или поэт. Что, нет таких? А кто мне твердил, что ему математика не дается? Уже дается? Прекрасно! Значит, способности есть, а желания учиться нет. Тогда поднимите руки, кто согласен с этим. Что, и такие отсутствуют? Все учиться хотят? Почему же вы не учитесь?
— Так мы учиться хотим, а учить нет, — развязно выкрикнул толстый парень под дружный смех остальных.
— Потрясающая мужская логика, − парировала Ольга. − А вы знаете, что слово "учиться" означает учить себя. Человека вообще научить чему-нибудь против его воли невозможно — учить себя он должен сам. Преподаватель может ему объяснить новое или непонятное, но выучить — это значит понять, запомнить и применить  на практике. В математике — при решении задач и примеров. Все это человек должен делать сам.
— А если у меня память плохая? — заявила яркая девица с первого ряда. — Не могу запоминать все эти формулы. Подумаешь, одну ошибку сделала, а всю задачу перечеркнули.  
— Математика наука точная, здесь нельзя знать формулы примерно. Поставили неверно знак или потеряли показатель степени — и все, все труды насмарку.
— Я учиться хочу, а заставить себя учить не могу,— вздохнула ее соседка. — У меня силы воли нет. Как возьму в руки учебник, так меня сейчас же клонит ко сну или тянет на кухню.
Аудитория веселилась. Видя это, Ольга потихоньку начала злиться.
— Вот что, дорогие лентяи, — хмуро сказала она, — посмеялись и хватит. Вы все надеетесь, окончив институт, стать руководителями, начальниками или даже директорами. Ведь никто не хочет оставаться всю жизнь простым клерком — каждый мечтает об удачной карьере. Но тогда вам придется подчинять своей воле других людей − заставлять их делать то, что нужно, но не хочется. Так вот запомните: есть только один способ добиться, чтобы другие выполняли вашу волю даже против своего желания. Вот этот способ: прежде надо этому научить себя. И если вам это удастся, вы достигнете в жизни любых высот. А если нет, никто с вами считаться не будет.
В свое время я этому научилась. И даже сумела превращать нелюбимое, но нужное дело, в любимое. И получать от этого удовольствие. Это уже высший пилотаж. А теперь я умею подчинять своей воле других − чего и вам желаю.
В заключение скажу так. Математика — фундамент любой инженерной дисциплины. А плохой инженер это рухнувшие дома, неработающая техника, ракеты, не вышедшие на расчетную орбиту. Закопанные в землю миллионы народных денег. В конечном счете — третья мировая война. А что вы думаете? Ноль не туда поставили, и пошло-поехало. И если мы, математики, не будем убеждены, что фундамент в ваших головах заложен прочный, зимнюю сессию вам не сдать и на старшие курсы не перешагнуть − математика для таких станет непреодолимым барьером.
Идите и думайте над моими словами. Кто нуждается в помощи — милости просим на консультации. Что-то я вас там не замечала. И помните: вы все у меня под колпаком. На экзамене лично буду выслушивать каждого. Если, конечно, зачеты сдадите и будете к нему допущены.
В полном молчании, грустные и задумчивые, они покинули аудиторию. А на следующий день трое из них, включая толстого студента, подали заявления об отчислении − по причине отсутствия тяги к точным наукам. Остальные нехотя, но все же взялись за ум.
Теперь на лекциях царила вполне рабочая обстановка. Полностью прекратились шум и праздная болтовня.
— Шум угнетает ум, — заявила Ольга на первой же лекции. — Когда язык работает, мозг отдыхает. Вы устаете не потому, что ваши мозги работают — это им свойственно — а от непрерывного гудения болтунов. Из-за этого остальным приходится напрягать слух, чтобы услышать преподавателя. Болтуны торпедируют учебный процесс и потому являются моими личным недругами. Я буду бороться с ними всеми доступными способами − а их у меня достаточно. Поэтому не стоит рисковать. Надо что-то сказать соседу — шепните ему, шепот гаснет быстро. А когда вы разговариваете даже вполголоса, слышит вся аудитория. Но учтите: обращаясь к соседу, вы прерываете его мысль. Он теряет при этом нить рассуждения и не всегда сможет ее восстановить. А с какой, собственно, стати, кто вам позволяет ему мешать?
Не всем преподавателям нравились требования Ольги. Особенно раздражала некоторых необходимость постоянно оценивать знания первокурсников. Ольга настаивала, чтоб хотя бы через занятие каждый студент получал оценку, а не только на контрольных, проводившихся дважды в семестр. В своих группах она ввела летучки — небольшие письменные работы по пройденному материалу. Студенты скоро привыкли к ним и начали заниматься систематически. Большинство преподавателей кафедры последовали ее примеру, но не все.
— Я в семестре вообще ничего не учил, — доказывал на заседании кафедры один пожилой ассистент. — Мне хватало трех дней перед экзаменом. И прекрасно успевал — все сдавал не четверки.
— Вы говорите неправду! — возмущалась Ольга. — И даже если вам удавалось как-то сдавать экзамены, все равно вашим знаниям грош цена — все вылетало из головы на следующий же день. И я прошу подобные разговоры при студентах не вести. Они учатся не ради оценок, а ради знаний. А для этого нужна система, нужно учить постоянно, а не в последние дни перед экзаменом.
— С первокурсниками просто чудеса происходят, — удивлялся заведующий кафедрой физики. — Вдруг все стали учить. И задолженностей по лабораторным почти нет. Сознательный какой-то набор в этом году.
— Правильно, так и должно быть, — удовлетворенно думала Ольга, слушая его доклад. — Начали учить один предмет — возьмутся и за остальные. Теперь главное, не снижать планку, и тогда, глядишь, зимнюю сессию осилим без потерь.
Атмосфера на кафедре была вполне рабочая — никаких дрязг и ссор, характерных для коллективов с неблагополучными отношениями между сотрудниками. Ольге рассказывали, что в прежние времена обстановка на кафедре порой накалялась настолько, что один преподаватель мог запустить в другого учебником. И лаборантам доставалось изрядно — редкую неделю кто-нибудь из них не рыдал в лаборантской.
Учебную нагрузку Миша Сенечкин распределил, насколько это было возможно, равномерно. Правда, Ольга учла, что он приступил к работе над докторской диссертацией, и сама сократила ему часть нагрузки, перебросив ее на доцентов, не запланировавших научную работу. Среди таких оказался и Щадринский. Привыкший к легкой жизни, он был сильно недоволен, когда увидел, какая теперь у него, с его точки зрения, большая недельная нагрузка. Особенно возмутило Щадринского, что ему придется читать лекции и на первом, и на втором курсах. Это ведь две подготовки! Он столько лет пользовался благами, даваемыми ему  дружбой с прежним заведующим кафедрой, что совершенно обленился. И вот теперь придется напрягаться. А все из-за того, что новоявленный доцент Сенечкин надумал писать докторскую. И, конечно, эта нахалка свалила на него часть Мишкиной нагрузки. Сенечкин теперь ходит у нее в любимчиках, а другие из-за его дурацкой докторской должны страдать.Так думал Шадринский, совершенно забыв, какую перегрузку они с Паршиковым наваливали на несчастного Сенечкина в прежние времена. Но жизнь зебра полосатая, и вот теперь ему самому придется испытать, что значит не быть в фаворитах.
В отличие от обозленного и не сдерживавшего эмоций Щадринского, Гарик Лисянский покорно принял свалившиеся на него дополнительные часы. Последнее время ему на кафедре было лучше, чем дома. Непрерывные скандалы с женой и тещей, на которые он прежде реагировал слабо, вдруг стали выводить его из себя. Он все пытался понять, как тоненькая хохотушка