Илья Муромец - отзвуки прошлого 1. Главный русский богатырь

                                        Едет Илья Муромец по лесу и видит –
                                        сидит на дубе Соловей-разбойник и свистит.
                                        Илья подъехал к нему и спрашивает:
                                        — Чего рассвистелся?
                                        А Соловей-разбойник:
                                        — Снимите меня!
                                                                                                  Анекдот


                                                                                    1. ГЛАВНЫЙ РУССКИЙ БОГАТЫРЬ

    Из всех персонажей русского эпоса самый популярный – Илья Муромец. Попытки найти ему соответствие в реальной истории закончились неудачно, не знают такого человека письменные источники. Любимый народный герой не имеет прототипа.
    Правда, известный историк Д.И. Иловайский пытался сблизить былинного Илью с неким Илейкой Муромцем. Имена действительно сходны, но это единственное, что сближает два персонажа. Былинных подвигов Илейка не совершал, да и вообще оказался весьма гнусным типом. Разбойник и самозванец, присвоивший себе имя царевича Петра Фёдоровича, промышлял грабежами на Волге и на Дону во главе 10 тысяч казаков. Заигрывал с Лжедмитрием и с Тушинским вором, захватил Тулу и даже намеревался вместе с Болотниковым идти на Москву, но в итоге был вынужден в октябре 1609 года сдаться войскам Василия Шуйского. Так что в Москву-то он попал, только вот угодил там на виселицу.
    Заурядная личность на второстепенных ролях – ну никак не тянет он на народного героя. Впрочем, Д.И.Иловайский и сам не считал Илейку прототипом былинного богатыря, о чём высказался вполне определённо:

    “По вопросу о том, как стары на Руси песни об Илье Муромце и существовали ли они уже в Киевском периоде Русской истории, мы имеем два иноземных свидетельства, относящихся к началу XIII века и к его половине, именно Германской поэмы Ортнит и Норвежской Тидрек-саги”
                    (“Богатырь-казак Илья Муромец как историческое лицо” // Д.И. Иловайский “Рязанское княжество”, АИР, с. 456, М., 1997)

    Ну да, конечно, если за границей уже в XIII веке знали русского богатыря Илью, то на Руси предания о нём должны были появиться намного раньше. Так что речь должна идти не о происхождении образа, а о формировании имени, даже не самого имени, а лишь его окончательного варианта. Вот вывод историка:

    “Совпадение имени Ильи и прозвания Муромец было, по-видимому, совершенно случайное; но оно привело к тому, что богатырь в народных песнях с того времени получил эпитет “казака”, перешедший к нему прямо от казацкого самозванца”
                    (Там же, с. 467)

    Историк отмечал, что “старым казаком” Илью называли в поздних былинах, в ранних же он назывался “молодец” – и не старый, и никакого казачества. Хотя казаки, начиная с XVII века, очень постарались прибрать к рукам этот персонаж, изображая его казачьим атаманом, Д.И. Иловайский решительно отметал их претензии:

    “Во всяком случае, судя по иностранным свидетельствам, песни об Илье несомненно возникли не позднее XII века. Но по тем же свидетельствам Муромцем он ещё не назывался и крестьянским сыном ещё не был, а тем менее казаком”
                    (Там же, с. 459)

    Другую версию происхождения Ильи Муромца выдвинул В.Ф. Миллер, знаменитый востоковед. Он попытался переместить родину богатыря в Черниговскую землю, заменив город Муром на Моровск, а село Карачарово на городок Карачев:

    “…древнейший Илья, раньше своего прикрепления к Мурому, был прикреплен к другой местности и именно в Черниговщине. Он мог быть связан с городом Черниговом, и потому совершает для его освобождения (часто от татар) свой первый подвиг, как богатырь Черниговщины…”
                    (“К былинам об Илье Муромце и Соловье-разбойнике” // В.Ф. Миллер “Народный эпос и история”, с. 202, М., 2005)

    Некоторые основания к такому толкованию вроде бы имеются. Действительно, в былине Илья Муромец спасает Чернигов (Чернягин) от вражеского нашествия и тогда горожане (или князь) предлагают ему остаться в городе воеводой:

    “Выходили мужички да тут черниговски
    Й отворяли-то ворота во Чернигов-град, –
    А й зовут его во Чернигов воеводою”
                    (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №74, с. 440, С.-Петербург, 1873)

    Правда, Илья отказывается от такой чести, предпочитая служить киевскому князю:

    “Говорит-то им Илья да таковы слова:
    “Ай же мужички да вы Черниговски!
    Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
    Укажите мне дорожку прямоезжую,
    Прямоезжую да в стольнiй Кiев-град.”
                  (Там же)

    Но этот отказ можно считать и поздней вставкой – после того, как главные герои русского эпоса оказались собраны в Киеве. А когда-то в Чернигове почитали Илью Муромца как своего, местного героя. Вот только это не означает, что и по всей Руси его тоже считали черниговцем.
    Не всегда былинный Илья спасает от нашествия именно Чернигов, порой называли Себеж, Смоленск (Смолягин), а то и вообще какой-нибудь выдуманный город. Чернигов, конечно, фигурирует чаще, но лишь потому, что считался на Руси вторым по значению после Киева. Так что, в былину он попал не как исторический город, а, скорее, как эпический. К тому же городки Моровск и Карачев слишком незначительны, чтобы сохраниться в народной памяти.
    О том, что Илью Муромца издавна хорошо знали и за пределами Черниговской земли, свидетельствуют два исторических документа.
    1. Оршанский староста Кмита Чернобыльский в своём письме к Троцкому каштеляну Остафею Волловичу (1574 г.) похвалялся:

    “bo prijdet czas, koli budiet nadobie Ilii Murawlenina i Sołowia Budimirowicza, prijdet czas, koli budiet sluźb naszych potreba”
                    (А.Н. Веселовский “Южнорусские былины”, с. 64, С.-Петербург, 1881)

    “Придет час, коли будет надобность в Илье Муравленине и Соловье Будимировиче, прибудет час, коли будет службе нашей потреба”

    И кто ж такое заявлял – верный холуй польских оккупантов, злейший враг русского народа, душегуб, на котором клейма ставить негде. А туда же – набивается в компанию к народным героям, пиарит себя. Но если отвлечься от моральной стороны вопроса, то очевидно, что почитание Ильи Муромца распространялась на территории, намного превосходящие черниговскую землю, а с его авторитетом считались даже враги Руси.
    2. Австрийский посланник Эрих Лясота в 1594 году, посетив Софийский собор в Киеве сообщал в своих заметках:

    “В другом приделе церкви (in einer anderen Capellen an der Kirchen ausserhalb) была гробница Ильи Муромца (Elae Morowlin), знаменитого героя или богатыря (Bohater), о котором рассказывают много басен. Гробница его ныне разрушена, но в том же приделе сохранилась гробница его товарища”
                  (“Путевые записки Эриха Ляссоты, отправленного римским императором Рудольфом II к запорожцам в 1594 г.”, с. 19, С.-Петербург, 1873)

    Софийский собор был местом погребения киевских князей, поэтому логично предположить, что на самом деле в гробнице покоился Илья – старший сын Ярослава Мудрого. Но популярность былинного Ильи оказалась настолько велика, что и его могилу люди искали среди самых почитаемых могил. Малозначительный князь уже забыт, а его гробницу в народных легендах попросту передали другому Илье – более достойному. Это говорит и об огромной популярности Ильи Муромца, и о том, что он никогда не был местным героем. Он даже после смерти связан с Киевом – символом русской земли, Илья Муромец – общерусский герой.
    Если письменных свидетельств только два, то устных – множество. Былины исполнялись не только русскими сказителями, но и карелами, и коми, да ещё и на своём языке. Сказки и предания о былинных богатырях имеются у белорусов, украинцев, эстонцев, карел, финнов, коми, удмуртов, марийцев, чувашей, мордвы, якутов, латышей, эвенков. Причём, большинство таких сказок связаны именно с Ильёй Муромцем (А.М. Астахова “Народные сказки о богатырях русского эпоса”, с. 75, М.-Л.,1962; В.Я. Евсеев “Карельские сказки и пересказы былин об Илье Муромце” // “Труды Карельского филиала АН СССР. Вып. 35. Вопросы литературы и народного творчества”, с. 107-115, Петрозаводск, 1962; А.Н. Веселовский “Мелкие заметки к былинам” // ЖМНП, март, 1890, с. 7-18). Если почитание Ильи Муромца передалось даже нерусским народам, то насколько же велика была его популярность на Руси? И не просто велика, а грандиозна – Илью воспринимали как воплощение всего русского народа. Бессмысленно искать какие-то местные истоки образа, будь то Муром, Чернигов или другие варианты. Сочинить можно всё, что угодно, но личность богатыря слишком масштабна и не уместится в узких рамках. Он принадлежит всей русской земле.
    Совершенно необоснованными выглядят утверждения В.Ф. Миллера и его последователей, что якобы предания об Илье Муромце были занесены в Россию с запада и только в XVI веке. Эти домыслы не просто бездоказательны, они совершенно не соответствуют российской действительности. Как раз в великорусских областях почитание Ильи Муромца возросло до наибольшей степени. Его чтили как величайшего из героев, чтили наравне с божеством, народная любовь к нему казалась запредельной. Сказок об Илье Муромце больше, чем обо всех остальных былинных богатырях вместе взятых. То, что известно о нём на Украине и в Белоруссии, лишь слабые отголоски всенародной славы Ильи Муромца в России. Слава распространяется из мест, где она достигла высшего накала, туда, где она слабее, но никак не наоборот. Такая слава не возникает внезапно, она основывается на давней и повсеместной традиции, уходящей корнями в самую седую древность. А что летописцы не знают человека с таким именем, так в каких хрониках можно найти Батрадза или Вяйнемёйнена?
    Безусловно, ошибаются те, кто причисляет Илью Муромца к новым богатырям. Пускай в былине, приехав в Киев, он уже застаёт там и Добрыню, и Алёшу – это ничего не значит, это всего лишь сюжет. Другое дело – формирование образа. Эпический герой, да ещё таких масштабов, не появляется из ничего, его рождение теряется во тьме веков. Былинный эпос вырастает из более древних эпических пластов, а под ними обнаруживаются другие пласты, ещё древнее. Видоизменяются сюжеты и имена: в XVI веке Илью называли не Муромец, а Моровлин или Муравленин, богатырь превращался то в крестьянина, то в казака, но сам образ живёт.
    О древности этого образа говорит и необычайно широкое распространение преданий об Илье Муромце. В немецких средневековых поэмах “Ортнит” и “Сага о Тиреке Бернском”, записанных в XIII веке, один из активных персонажей – Илиас из Руси (А.Н. Веселовский “Былины о Волхе Всеславьевиче и поэмы об Ортните” // “Русский фольклор. Межэтнические фольклорные связи”, XXVII, с. 276-310, С.-Петербург, 1993; его же “Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском” // “Известия отд. русского языка и словесности Имп. Академии наук”, т. XI, кн. 3, с. 11-27, С.-Петербург, 1906). Германия, ведь, наполовину состоит из славянских земель, захваченных немцами. В число трофеев вошли и славянские предания, приспособленные немцами для прославления своей (и только своей) истории. Выходит, Илья считался героем не только на Руси, но и в землях балтийских славян. Если поэмы были записаны