Возвращение. Глава 5

      «Дзиньк-дзиньк» — звук то удаляется, то приближается вновь...

      Иринка приоткрывает левый глаз и тут же поспешно закрывает: солнечный луч безжалостно царапнул по нежной, расслабленной сном, радужке.

      «Дзиньк-дзиньк» — продолжает что-то настойчиво шуметь под окном, и вскоре до Иринки доходит, что могло послужить источником таинственного звука. На значительном расстоянии друг от друга вбиты в землю два стальных колышка, к которым прикреплена проволока, а к ней надёжно прилажена цепь, удерживающая мохнатого пса от излишних посягательств на свободу. Когда пёс бежит от одного колышка к другому, цепь, соприкасаясь с проволокой, начинает издавать то самое «дзиньканье», разбудившее Иринку.

      Стряхнув остатки сна, девочка переворачивается на спину, сладко потягивается всем телом и, замерев на мгновение в неудобной позе (отчего становится похожей на ленивую кошку), прислушивается к звукам в доме. Тишина. Только слышно, как тикают старые часы на стене, в прихожей.

      Сегодня особенный день.

      Неделю назад родители Иринки удачно продали пару быков, и теперь, когда все невзгоды остались позади, семья готовилась к важнейшему ритуалу — поездке в районный центр (для приобретения серьёзных покупок и разных пустяшных покупочек, позволяемых себе только в такой вот, особенный день).

      Предвкушая будущую поездку, и, связанные с ней приятные хлопоты, Иринка радостно бьёт в ладоши.

      Чтобы почувствовать себя самым счастливым человеком на земле, ей необходимо было приобрести на рынке следующие вещи: во-первых, заколку для волос в виде больших английских букв, складывающихся в романтическое слово «LOVE» (желательно, чтобы заколка была с блёстками,  и совсем уж желательно, чтобы Верка из параллельного класса, увидев это блестящее чудо, непременно лопнула бы от зависти); во-вторых, купить ещё одну заколку, но уже в виде жучка — об этой безделушке Иринка грезила с тех самых пор, когда Олечка С., гордо переступив порог класса, предстала перед ахнувшими одноклассницами во всей своей красе, особый блеск которой придавали необычные заколки-жучки.

      «Надо купить таких заколок три, нет, пять штук, — ликовала Иринка, переворачиваясь на живот и зарываясь лицом в подушку. — Что ещё…ах да! Пирожное «Корзиночка», пирожное «Птичье молоко», пирожное «Картошка»…

      Все эти сладости Иринка мечтала вкусить в местном кафе, воплощавшем собой, по наивным верованиям местной детворы, обитель рая на земле. Здесь же можно было отведать и чудо-напиток, завезённый из далёкой страны. Напиток разливался по пластиковым стаканчикам и продавался по цене, составлявшей стоимость двух «Корзиночек» и одной «Картошки», но, несмотря на это, желающих попробовать заморскую диковинку прибавлялось с каждым днём всё больше и больше. Новоиспечённый адепт, купив заветный стаканчик, осторожно, чтобы, не дай Бог, не пролить ни капли драгоценной жидкости, подходил к своему столику, садился, и с минуту блаженно наблюдал, как в стаканчике радостно шипят пузырьки, затем, с некоторой опаской, делал первый глоток и, уже посвящённый в тайну «Раскоканного Прикола», гордо озирался по сторонам, мол, и чем я хуже других; после этого, как-то совсем уж нарочито смело отхлёбывал тёмно-коричневую жидкость, морщась с непривычки от щекотавших нос пузырьков.

      Иринка ещё не успела оценить всех достоинств заморского напитка, и это обстоятельство её сильно угнетало, хотя, сказать по правде, угнетало её совсем другое: некоторые одноклассники уже успели приобщиться пузырьковых тайн и вовсю хвастали этим. Настала пора и Иринке прикоснуться к неведомому, а прикоснувшись, смело войти в сонм избранных.

      Конечно, пришлось долго убеждать родителей в потрясающих качествах напитка и целесообразности его покупки, но те никак не могли взять в толк, чем, например, компот собственного приготовления отличается от заморского напитка, пусть даже и трижды потрясающего, и если он и потрясает воображение, то только аховой ценой, и потому, никакой такой «заморыш» никогда не вторгнется на территорию семейного бюджета и тем самым, не прорвёт, хоть и грамотно выстроенную, но всё же хрупкую его оборону.

      Со стороны Иринки в ход пошли уговоры, слёзы, обещания и снова слёзы, просьбы, заверения, жалобы и опять слёзы, слёзы, слёзы. Так, мало-помалу, подтачивая неприступное, категоричное «нельзя», Иринка вскоре добилась своего: родители произнесли заветные три слова — «там видно будет», выступившие гарантом того, что любимое чадо всё-таки получит желаемое.

      Распластавшись на кровати, Иринка продолжает предаваться мечтам: «А ещё надо купить колечко с сердечком и лак перламутровый или красный, а лучше — и тот, и другой. Наверно, мамка не разрешит. Скажет «рано ещё» или «денег нет». А если у папки спросить…».

      В доме хлопнула входная дверь, и Иринка внимательно прислушивается к звуку шагов входящего. Она давно научилась различать шаги отца и матери: отец старался ступать как можно тише, словно боялся внезапно оторваться от земли и улететь в небо, а мать, напротив, громко шлёпала пятками по полу, без меры суетилась и порой, казалось, что мысли её с трудом поспевают за телом.

      Шаги быстро прошлёпали в кухню и вскоре оттуда послышались скворчащие звуки обжариваемого на сковородке сала.

      Не вставая с постели, Иринка заорала во всю мощь своих не по-детски крепких лёгких:
      — Мам!!! Мы в кафе заедем после рынка, ты обещала?!

      Из кухни долетел раздражённый голос матери:
      — Чего орёшь, как ненормальная, глаза сначала продери.

      Где-то в глубине двора раздаётся чахоточное пыхтение заведённого мотора — это отец выводил из гаража свой старенький «Москвич».

      Иринка мгновенно оказывается на ногах и бежит к окну, но успевает лишь заметить мелькнувший светло-голубой бампер. Шум мотора звучит теперь глуше и доносится уже не со двора, а со стороны уличной дороги.

      Схватив, висевшее на спинке стула платье, Иринка начинает суматошно напяливать его через голову, но, запутавшись в рукавах, окончательно теряет из виду горловой вырез и от этого запутывается ещё больше.

      — Дурацкое платье, — цедит она сквозь зубы и попутно прислушивается к тарахтению мотора за окном. Вот оно стало как будто глуше, а теперь и вовсе стихает. Сердце Иринки тревожно забилось. Так и есть! Машина отъезжала от дома в неизвестном направлении.

      — Мам!!! А куда это папка поехал?

      — К Грише Корнейчуку, за бензином, — выныривает совсем рядом спокойный голос матери. Оказывается, пока Иринка возилась с платьем, мать уже хлопотала в коридоре, примыкавшего вплотную к Иринкиной комнате. — Умывайся скорее, папка приедет — кушать будем.

      Иринке наконец-то удаётся справиться с платьем и, успокоившись, она выходит из комнаты в коридор.

      Мать сидела на корточках у серванта и вынимала из нижнего ящика какую-то посуду.

      — Я платье надену то, красное, что мне Валя подарила на день рождения, — рассуждает вслух Иринка, поглядывая в сторону гостиной. Там стоял большой полированный шкаф, в котором лежали вещи «на выход», то есть новые, ни разу не надёванные вещи, с любовью разложенные на полках. Иногда, правда, они вынимались из шкафа, чтобы продемонстрировать кому-то из знакомых, и тогда по комнате распространялся лёгкий цветочный аромат, сохранявшийся благодаря кусочкам мыла, разбросанным предусмотрительной хозяйкой по углам полок.

      — Нечего со сранья перед зеркалом крутиться, лучше бы матери помогла, вместо того, чтоб о тряпках весь день думать, — мать строго отчитывает Иринку, не забыв при этом бегло бросить взгляд на своё отражение в серванте.

      — Ага, а сама, вон в бигудях всю  ночь спала, — укоризненно выпаливает дочь, тоже мимоходом оглядывая себя в зеркале.

      — Поговори мне ещё, сейчас по губам дам, — незлобиво обещает мать, исчезая в дверях кухни.

      Иринка нехотя плетётся за ней.

      — Ириш, — тон голоса матери сбивается на просительную интонацию, — сходи к курочкам, посмотри яички.

      — Не могу, — отмахивается Иринка, спеша к двери, ведущей на улицу, — мне умыться надо.

      — Всё папке скажу, не нервируй меня. Ты слышишь?

      Угроза матери возымела действие.

      — Вчера только смотрела, — обиженно повышает голос Иринка, но послушно плетётся к курятнику, ругая про себя несушек за их излишнюю производительность.

      — Ирина-а! — кричит вдогонку мать. — Захвати с огорода пару помидорок, лук и укроп — я салатик сделаю.

      — Ну, мам!!!

      — Я кому сказала?!

      В любой другой день Иринка, пожалуй, и заупрямилась бы, но сегодня был особенный день, а потому, продолжая бубнить себе под нос что-то нехорошее о курочках и помидорках, она, скрепя сердце, идёт на хоздвор.

      Вернувшись из «малого крестового похода», Иринка демонстрирует матери добытые трофеи: старый ковшик, по дну которого сиротливо перекатывалось, ещё тёплое на ощупь, яйцо, две крупные, по форме напоминающие сердце, помидорины, лохматый пучок укропа и длинные, хрустящие стебли молодого лука, общим числом 7 штук.

      — На вот, — торжественно произносит дочь, вручая матери добычу.

      — А чего так мало укропа принесла? — мать недовольно разглядывает жалкий пучок. — Иди, ещё нарви — побольше.

      — Ну, мам, — голос Иринки начинает жалобно дрожать, — папка скоро приедет — не успею ведь собраться.

      — Чего там собираться? — снисходительно улыбается мать. — Ладно, иди уж. Только смотри, вещи аккуратно вынимай из шкафа, а то после тебя — чёрт ногу сломит, ты слышишь, Иринка?

      Но Иринка её не слышит. Внимание девочки целиком сосредоточено на полированном гиганте, внутри которого томятся вещи, взывающие к тому, чтобы их поскорее освободили из шуршащих пакетов, сорвали яркие этикетки с китайскими иероглифами, и осторожно, боясь причинить им хоть малейший вред, надели бы на человеческое тело. Обоняние Иринки донельзя обострилось: ей кажется, что в комнате начинает витать цветочный аромат. Девочка жадно протягивает руку к дверце шкафа, чтобы поскорее ощутить этот аромат наяву, но в её грёзы бесцеремонно вмешивается голос матери:

      — Ирина, папка приехал!

      Иринка ойкает, и чарующая цветочная магия сразу исчезает.

      — Папка! — радостно верещит девочка, выбегая из дома.

      Отец уже заглушил двигатель и, улыбаясь, вылезает из машины:
      — Что, Ириш, по папке соскучилась?

      — Пап, ты бензин достал? — деловито интересуется Иринка, но отец её не слышит. Он бережно захлопывает дверцу машины, аккуратно поправляет дворники, и с нежностью проводит ладонью по лобовому стеклу. — Достал? — нетерпеливо повторяет свой вопрос Иринка.

      —Что? — отец отрешённо смотрит на дочь, не понимая, чего она от него хочет, но спохватившись, весело кивает. — Достал, достал. Не волнуйся, доча.

      Всё существо Иринки наполняется безграничной радостью и любовью ко всему миру — и так хочется разделить эти чувства с кем-нибудь.

      — Пап, давай я тебе машину помою.

      — Зачем? — удивляется отец, осторожно поправляя зеркало на дверце. — Я вчера мыл.

      — Идите кушать! — доносится из