выход третьей сцены и прочитал её на одном дыхании. Письма Арбенина к Нине не было. Филя перечитал ещё раз, просмотрел несколько предыдущих и последующих страниц, не нашёл и …
- Я могу вам чем-то помочь, Филимон Васильевич? – подскочила библиотекарша.
Филимон Васильевич на минуту задумался: требовался совет, а лучшего советчика в его окружении было не сыскать.
- Можете. Тут дело такое. Умерла родственница, одинокая старушка, - уточнил Филя на всякий случай, - я и похоронил её. А как стал вещи разбирать, так листок этот обнаружил, - он вытащил кармана коробочку и бережно развернул пожелтевший листок, - Теперь думаю, что это такое – в пьесе письма нет.
Библиотекарша нацепила очки. Она долго вглядывалась, сопя и вздыхая, потом сняла очки и с придыханием произнесла:
- Не могу сразу разобраться во всех завитушках, ятях, фитах и ижицах, надо расшифровать сначала.
- Уже расшифровал, - похвастался Филя, убирая листок в коробочку, - вот, один к одному переписал.
Она снова нацепила очки, несколько раз перечитала текст, потом схватила книгу, нашла нужное место, замерла и прошептала:
- Потрясающе! Похоже, что у вас в руках неопубликованный фрагмент «Маскарада», написанный самим Михаилом Юрьевичем! Пока не поздравляю, чтоб не сглазить, но очень похоже. Вы, Филимон Васильевич, оставьте мне эту страницу. Попробую разобраться, может быть, найду с кем посоветоваться. Приходите через неделю, часов в двенадцать. Читателей наверняка не будет, вот всё и обсудим.
Она проводила Филимона Васильевича до выхода, и снова воскликнула: - Потрясающе!
Следующую неделю Филя провёл в состоянии всё возрастающего нервного напряжения. Мысль, что это Маланья взяла его за руку и повела по жизни, переросла в уверенность, и он утвердился в ней с той же силой, с какой, наверное, утверждались неверующие, исцелённые от неизлечимой болезни прикосновением к святым мощам. Чем, кроме воли крёстной, мог объяснить он Надино предложение взять что-то на память о Маланье? Что подвело его к буфету и заставило взять невзрачную коробочку? А новое обретение стиха, про который он начисто забыл? Маланья нашла коробок, перестилая постель, под матрацем в ногах, и он нашёл забытый список точно так же. Уверовав в Маланью, Филька, никогда прежде не крестившийся, в который раз за последние месяцы покрыл себя крестным знамением.
К понедельнику мороз перевалил за двадцать градусов. Филька не рискнул идти в костюме, и пришёл, как был на работе - в телогрейке, ватных штанах и валенках. Библиотекарша радостно кинулась к нему, не обратив внимания на одежду, усадила за стол, притащила несколько заранее приготовленных книг, села рядом и начала свой доклад.
- Прежде всего, Филимон Васильевич, я установила, что писал не Михаил Юрьевич, а кто-то другой, скорее всего переписчик. Вот фотография автографа Лермонтова, - она раскрыла первую книгу, - Сразу видно, что почерк не его. Удивительного ничего нет, - поспешно добавила библиотекарша, увидев разочарование в лице Филимона Васильевича, - и сейчас в издательствах рукописи переписывают хоть на компьютерах, хоть на пишущих машинках. А второе самое интересное. Вот смотрите, - она открыла другую книгу, - сцена третья. Чем заканчивается выход первый? – она победно посмотрела на собеседника, и продолжила, - Арбенин говорит слуге: «Иди, свечу поставь на стол». А что за этим следует? Автор пишет: «Он садится в кресло». Потом следует выход второй, где Арбенин говорит то же, что в этом письме, но уже в виде монолога. Обратили внимание, Филимон Васильевич?
Она возбудилась, выбежала из-за стола, и Филька заметил, что она тоже в валенках, скрытых длинной юбкой.
- Понимаете? В первом варианте Михаил Юрьевич усадил Арбенина писать это письмо. Иначе, зачем свеча? Потом возник второй вариант, и он от письма отказался. Сам? Думаю, что издатель настоял. Судите сами: вся драма построена на диалогах, а тут письмо. Как его сыграть? И он меняет письмо на монолог. Это такое открытие, такое…. Вам просто необходимо показать письмо специалистам. Я тут порылась в книгах, и троих выписала. Один из Кисловодска, но не знаю, жив ли – книга ещё в шестидесятом году издана, другой в Англии, а вот третий в Москве. Я его недавно в телевизоре видела, про «Демона» рассказывал. Волосы у него седые, длинные, и бородка седая. Езжайте в Москву, голубчик, покажите ему. Такое открытие, такое открытие! – заключила она, протягивая Филе листок с фамилией, именем и отчеством московского специалиста.
Сам факт открытия мало тронул Фильку, но то, что листок можно продать, он понял сразу.
- Если не продешевлю, - размышлял он, возвращаясь в магазин, - куплю карманный приёмник, всё веселей будет.
Переворот в сознании Филимона Васильевича произошёл на следующий день, когда он случайно услышал разговор двух продавщиц.
- Ты кино вчера смотрела? – спросила первая.
- Не сначала и ничего не поняла, - отвечала другая, - из-за какого-то листочка с четырьмя строчками один мужик убивает другого. Глупость какая-то, так в жизни не бывает.
- Ещё как бывает. Это не листок с четырьмя строчками, а автограф Пушкина. И мужики не просто мужики, а коллекционеры. И убил он его не за листок, а за то, что листок этот миллионы стоил.
- Иди ты, - удивилась вторая продавщица, - а я и не врубилась.
Филька остолбенел. Мысль, что листок может стоить миллионы, не посещала его, но теперь …
Все слова, произнесённые восторженной библиотекаршей, и жившие в Филькином сознании порознь, сразу сложились в единую картину. Сумма таких понятий, как Лермонтов, «Маскарад» и открытие, выливалась в число с шестью нулями.
С этой минуты, мига своего прозрения, Филя резко изменился. Исчезло рвение, с которым он раньше выслуживался перед Раисой. Теперь он берёг спину и старался всё подвозить на тележке, хоть это было не слишком удобно в узких проходах торгового зала. Снег он теперь чистил, только застегнувшись на все пуговицы, подвязавшись верёвкой и замотав горло полотенцем.
Надо было срочно ехать в Москву, но Филя резонно рассудил, что заявляться к специалисту в телогрейке, ватных штанах, валенках и солдатской шапке,- спецодежде, выданной хозяйкой,- не стоит. Нужно дождаться лета и ехать в костюме. Он даже подумывал о покупке галстука, но отказался от идеи, поскольку никогда его не носил, и завязывать не умел.
Он понял, для чего крёстная через Надежду подарила ему коробочку, и снова поблагодарил обеих.
Ночью Филя разыграл сцену торга с коллекционером. Покупатель всё время пытался сбить цену, уверял, что листок ничего не стоит, но Филимон Васильевич держался твёрдо, и вынудил его заплатить положенное.
Получив деньги, он плавно перешёл к осмыслению своей будущей жизни. Прежде всего, ему нужно одеться. Он купит костюм, как у того, что выпивал в Раисином кабинете, плащ с погончиками, который ему очень нравился, и шляпу. Он приедет в райцентр и пойдёт в милицию, ту самую, где им, тогда шестнадцатилетним, торжественно вручали паспорта. Ему выдадут новый документ, и он, уже никого не боясь и не прячась, на такси приедет в Морошки. От видения своего приезда в деревню сердце Фили наполнилось теплом. Потом он выкупит пустующий Маланьин дом, и устроится к фермеру на горке главным инженером. А что? Инженеры-механики, пусть и без диплома, на дороге в Морошках не валяются. Он увидел себя, идущего по улице Морошек, и деревенских, выходящих за калитки, чтобы, улыбаясь, пожелать здоровья Филимону Васильевичу. Он тоже улыбается им и желает здравствовать. Вот его увидел шофёр Николай, и от удивления сел в грязную лужу. Филя рассмеялся, причмокнул от удовольствия и пересмотрел сцену ещё раз. А идёт он по улице к дому Надежды Кузьминой. Она тоже выходит за калитку. Филимон Васильевич дарит ей кольцо и предлагает выйти за него замуж. Она с радостью соглашается, и они идут записываться. Да-да, обязательно, чтоб по-людски, а не как с первым мужем. Наденька оставляет дом Пете, и переселяется к Филимону Васильевичу. А как иначе? Жена должна жить у мужа, а не наоборот. Теперь, женившись на Надежде, он через жену породнился со всей деревней, и это было прекрасно.
Надо будет поставить Маланье плиту на могилку, и написать: «Маланье от крестника Филимона Умываева, которого она вытащила из болота». Что это означает, они с Наденькой будут знать, а остальным без надобности. Он вдруг подумал, что надо бы как-то отблагодарить Раису, но ничего не придумав, подарил ей свои деньги, которые она хранит в сейфе, и уснул, счастливый и умиротворённый.
Март ничем не отличался от февраля, апрель то выстреливал снежным зарядом, то оттепелью, и Филя замучился, расчищая снег и скалывая лёд. Май тоже не радовал погодой. Июнь, холодный и промозглый, поливал город бесконечными дождями, и Филя истомился в ожидании настоящего лета.
Он сбегал на вокзал посмотреть расписание поездов на Москву, но вместо расписания узнал, что без паспорта билет не купить, в панике бросился на автовокзал, и успокоился, когда ему сказали, что на автобусе можно. Изучив расписание, он выбрал рейс 23-48, с прибытием в Москву в 6-54. Обратный рейс отправлялся ровно в те же часы и минуты. Подивившись такой точности, он отправился к Раисе просить денег.
- Только на выходной, хозяйка, - скривив лицо в жалкой улыбке, попросил Филя, - в воскресенье, после закрытия, уеду, а во вторник к открытию вернусь, - и, прочитав на Раисином лице недовольство, привычно соврал: - Брат старший через Москву проезжать будет, двадцать лет не виделись.
- Сколько? – Раиса была человеком конкретным.
- Две с половиной: туда, обратно и поесть, - подстроился под её стиль Филька.
Раиса открыла сейф, вынула конверт с надписью «Филя», и вынула три бумажки.
Билет Филя взял заранее, благо касса работала круглосуточно, и забежал к бабке, сообщить, что придёт помыться и переодеться в воскресенье вечером.
- Мыло не забудь, новый месяц начался, - бабка строго блюла свой интерес.
Автобус отправился вовремя и на Филькино удивление почти не опоздал. Заспанные пассажиры вывалились из автобуса и разбежались. Филька прошёл в здание вокзала и, увидев тётку, лениво протирающую заплёванный пол, спросил про киоск, в котором можно узнать адрес.
- Тю, вспомнил. Лет пятнадцать, как закрыли. Я вообще не знаю, существуют ли они теперь, - так же лениво ответила тётка.
Филька стоял, прислонившись к стене, мучительно соображая, что теперь делать, когда что-то болезненно ткнуло его в бок. Он повернулся, и увидел милиционера, крутящего в руках дубинку.
- Паспорт, - сердито произнёс он, и протянул руку.
- Так нет его, только что украли, - упавшим голосом произнёс Филя, понимая, что вся его затея может закончиться в эту самую минуту.
- Почему думаешь, что здесь, а не за тем забором?
- Здесь, - на ходу сочинял Филька, - только вышел, - он показал в сторону ещё стоявшего автобуса, - достал мелкие деньги на метро, положил бумажник в карман, - он хлопнул по наружному карману пиджака, - а сейчас смотрю – бумажника нет. А там и паспорт, и деньги, - горестно закончил он.
- Ну, ты нашёл место для лопатника, - рассмеялся милиционер, - тут, дядя, Москва, а в ней подальше положишь, поближе возьмёшь. В Москву-то чего притащился из своей деревни?
- Так, к дяде я, брату маминому. Болеет она сильно, лекарство нужно заграничное, а у нас не
