Помог им документы справить, Не мог, конечно, он заставить Учиться заново их жить, Не побираться и не пить. \Но целой армии спасенья Платил, чтоб в зиму всех спасти, Начав с ненастных дней осенних На дачах, чердаках, в пути. Чтоб деньги получить и пищу, Бомж должен был сказать, что ищет Дорогу он из тупика И не отчаялся пока. \А кто отчаялся - в больницу! Он думал матрицами им Преобразить и дух и лица, Чего и мы себе хотим. Им мало переделать имидж, Судьбу как шкуру вдруг не снимешь, Но всё ж, из многих вышел толк И садоводов целый полк.\От этого не обеднел он, Но бомж по голосу узнал Его и всплыло это дело, И многим он известен стал. На след его «братва» напала Что всё дотошнее копала И изо всех искала сил Того, кто банк их посетил. \Хотел когда-то он в Турине, Бежать куда-то со всех ног, Но был совсем другим он ныне И управлять судьбою мог. Да, Павел был теперь везучим, И здесь хвалить не стоит случай. Он встреч с братвою избегал. Поскольку к средствам прибегал: \Умел намеренья разведать, И подготовиться как раз. Завёл привычку он обедать, Вдали от посторонних глаз. Телохранителей имел он. По-русски появлялся смело, Но по-английски уходил. И тем врагов с ума сводил.\Словно затылком слежку чуя, Он на разведку вновь идёт, Астральным телом вдаль кочуя, Он о врагах всё узнаёт. Его охота не пугает, Он все засады избегает И подставляет то одних, А то других врагов своих. \Выходит на вора в законе, Его в полицию сдаёт, Потом ведёт наркобарона, Но от борьбы он устаёт. Её на время оставляет. Но не полёты утомляют, А то, что сразу после них Он спит и ест за восьмерых. \Да встряска каждый раз такая И дрожь по телу, вспышка сил, Что в этот миг он, не моргая, Планету б сдвинуть мог с оси. Адреналин, что нас толкает На подвиги, что помогает Через забор перемахнуть, А ночью не даёт заснуть, \Он силы удесятеряет, Мобилизуя нас на бой, Уверенность в себе вселяет И учит управлять судьбой. И в миг такой, коль было б надо Сразиться Павлу с князем ада, Его б он точно победил: Он сам силён как дьявол был. \Но скоро он уж еле-еле Ходил и громко так зевал, Как если б он не спал неделю. Где сон застанет, засыпал. И вот, проснувшись так однажды, Почуял голод он и жажду, И сев в машину, поспешил, Туда, где он поесть решил. \Присев в кафе напротив парка, Заказ он сделал, а потом Людской рекой любуясь яркой, Сил набирался под зонтом. В том парке памятник когда-то Поставлен был царю, но «братом» С ружьём чугунным заменён, Что братский охраняет сон. \Та улица, в ряду с иными, Носила гордо, без стыда, Идейного убийцы имя Ещё в недавние года. Да что же делать, коль повсюду, Напоминаньем словно люду, Всем улицам в те времена Убийц давали имена. \Туда захаживал он летом, Чтоб знойный полдень проводить. В кафе под зонтиком нагретым Заказывал поесть, попить. И в этот раз он съел так много, Как будто дни провёл в дороге, И ждал, покуда аппетит Затраты сил не возместит. \Тот день был ветрен, как в тумане В белёсой дымке таял мост, Полынью пахло и стадами, Что где-то за десятки вёрст, Вдали, в суши полупустынной, Подняли пыль и дух полынный. И плавал славный город наш По воздуху словно мираж. \Довольный колоритом местным, По сторонам он стал глядеть, Заняться чем бы интересным, Куда себя на время деть. Что ж видит он? Неподалёку Наркобарон, три девки сбоку, Шестёрки рядом шестерят. Веселье, шутки там царят. \Тут Павел, сценой возмущённый, Очки - хамелеоны снял, Поднялся с места отрешённо, Чтобы барон его узнал. Барон сражён его нахальством. Он, прикрываемый начальством, Был ухарем и удальцом С известным органам лицом, \Всё о котором власти знали, С поличным не могли лишь взять, Хотя на плёнку заснимали, Чтоб правду судьям доказать. А то, как нажил он хоромы, Здесь и в Монако на два дома Живя, не убедит наш суд, Так многие у нас живут. \И вот под сению акаций, Стремясь декорум сохранить, Умелый мастер провокаций Расправу хочет учинить. На белой кипенной рубашке Вдруг кровь… толь кетчуп? С промокашкой Спешит шестёрка, а другой? В грудь Павла тычет он рукой. \Мол, виноват он, все девицы Показывают на него, Им исказила злоба лица. Тут все встают до одного. Лишь Павел замер в кресле белом. Он спит? Слегка обмякши телом, Откинул голову назад. Вот он в кольцо сплошное взят. \Но что случилось? Словно кукла Один отброшен далеко, Другой летит, лицо распухло, Барон – с заломленной рукой. Всей сцены зрителям случайным Казалось всё необычайным. И нереальным словно сон. И в этом тоже был резон.\Полиции не дожидаясь, Уходит Павел в ресторан, Где раньше он бывал, пытаясь Утишить боль душевных ран. Опять его изводит голод, Что в голове стучит как молот: Скорей за столик где-то сесть И что-нибудь скорее съесть. \Икры вторую банку ест он Без хлеба ложкой как отец, В селе, в послевоенном детстве, Где не было ещё чудес, Что просвещенье породило: Хранить продукты негде было И нужно было доедать, Чтобы добру не пропадать. \Восстановив немного силы, Он спать мгновенно захотел, В банкетном зале застелили На подиуме уж постель… Потом под вечер разбудили, В машину нежно погрузили. Еще просили заходить, Приятно время проводить.
Бегство
Домой вернувшись, в репортаже Из Швеции увидел он Жену, хотел узнать, что скажет. В почётной лекции, но сон Его сморил, и он не слышал. А утром, на соседней крыше Как в приключенческом кино Стрелка увидел сквозь окно. \Звонит в свой офис, на работу, Бежать в Москву? Куда-нибудь. Он ждал такого поворота И был готов пуститься в путь. Но появиться на вокзале, Чтоб на него не показали, Или войти в аэропорт — Немыслимо, и дёрнул чёрт \Использовать свой опыт прежний. Он ездил так ещё бомжём. На фуре грузчиком, сам — между Двоих водил был третьим он. Они как будто каскадёры В пути сменялись, помидоры Их заставляли поспешать И кинотрюки совершать. \Представьте муравья на карте. Так тряский белорусский МАЗ К Москве дорогой ровной катит, Всё время потрясая вас. И взгляд, себе ища опору, Скользит как палкой по забору По придорожной полосе, Дивясь заброшенной красе. \Ветла и купы тамарисков, Потом деревьев чаще ряд, Что как штакетник редкий, низкий Бегут, бегут себе назад. А дальше – выше всё «заборы», Всё непрозрачнее для взора. Уж не ветла, а ель частит, Да ветер за окном свистит. \Но прежде этих впечатлений Был яр, под яром тем река Как лента с живописной ленью Тянулась вдаль издалека. Шофёр заехал ненадолго В село меж Ахтубой и Волгой К родным, добавив лишний груз — Большой лоснящийся арбуз, \Что он принёс с участка брата, И Павел стал вдали от них - У МАЗа, время зря не тратя, Дыша настоем трав степных, Что так напомнил запах детства И зачарованное бегство В звенящий травянистый рай, Где счастье лилось через край. \Поехали опять вдоль Волги И солнце им слепило глаз. Догнать его старались долго, Но всё ж, отстал их старый МАЗ. А утром начали встречаться Им вездесущие кавказцы, Что вечно жарят шашлыки, Трактиры, лавки, кабаки \И перекупщики арбузов И помидоров, и зерна, Картофеля и прочих грузов, Богата чем моя страна. Расположились как на рынке Расставив пряники да крынки – Работы местных мастеров — Торговцы бойкие даров\Земли, что мы зовём Россией. Что не умеет процветать. Чтобы создать, хватило силы У ней, но нет ума продать. Всё показательней деревни И чуть привычней облик древний Постройки варварской церквей, Чем ближе к матушке Москве. \Под вечер ветер – невидимка Вдруг тронул листья и исчез. Тумана появилась дымка, И затопила ближний лес, Стемнело, путь лишь видно стало, И Павел вспоминал устало Прошедшей жизни суету, Глазами вперясь в черноту. \Наутро справа солнце было, И небо было как река, Как перья ангельские плыли По ней куда – то облака. И разноцветные заплаты Полей смотрелись странновато. Чтоб скучно не было сидеть, Он ТО пытался разглядеть, \Что было прочною основой Всему, что время наткало, Стряхнув как мусор наносное, Что притекло и утекло. Всё та ж основа нашей ткани. Всё наносное в Лету канет, А этот с просинью простор Всё будет услаждать нам взор. \В названьях Петр и Ленин рядом. Так всех диктаторов мы чтим. Деревни шли пред ним парадом. И кто давал названья им! Пришиб и Проня, речка Сява. Их обошла земная слава Да и война их обошла, Хоть и дыханьем обожгла.\Тут человек заеден бытом, В бездушной пустоте забыт. И, кажется, здесь нет событий, Лишь труд да водка, мат да быт. Быт, быт, быт, быт, быт. А все события – в столице. Она поёт и веселится, Обыгрывая в лохотрон Гостей своих со всех сторон. \Они въезжали в город рано. За пару суток он устал. Не любовался он туманом, Сложившись как трансформер, спал. И вот он тут в столице нашей. На цифре «ноль» вблизи двух башен, Там, где начало всех дорог, Он след своих оставил ног. \Дошёл до нового Манежа, Взглянул на Кремль, на фонари. На башнях старых - звёзды те же, Всё вместе – звёзды и орлы На башнях новых – золотые. Но в чём же их то интерес? Ах, взять с тебя за НДС. \Всё то же - рядом на Манежной, В подземной лавке золотой: Вам предлагает голос нежный Билет бесплатного лото. И вот удача! Он - счастливый, Вы ждёте уж нетерпеливо Путёвку к тёплым островам. Однако счёт предъявлен вам. \Так, пустячок. Цена полёта. Тысчонок двести – чепуха! Проводят вас до самолёта И крикнут весело: «Пока!» Себе, конечно, вычтут что-то За сервис, нежность и заботу. А то вы умерли б, я прав? Так островов и не видав. \Чуть оклемавшись от дурмана, Спешите вы опять наверх. Теперь уже свои карманы Держа руками, вот и дверь… Где ж отдохнуть? А вот и кони Как в цирке, будто кто их гонит, И вдруг хлыстом всех осадил. Сей странный образ породил \Цепочку странных аллегорий: Кто эти кони, что за цирк? Где укротитель, тот который Нашёл понятный им язык? Уж не народ ли наш пугливый - Как эти кони с длинной гривой - Присел покорно или стал Под звук привычного хлыста. \А рядом в бронзе сказки дремлют: Журавль, лиса, мужик, медведь. Банальный стиль заполнил Землю И распустил свой пышный цвет. И вся Москва – как в разморозке. Своей архитектурой броской Вся в днях минувших, где ампир С эклектикой справляли пир. \Восполнить, видимо, стараясь То, что упущено страной, И многократно повторяя Всё, что в тираж ушло давно. И как контраст к другим столицам Москва архаикой гордится, Хоть немцы строили для нас, Всё виден варварский заказ.\Бездарность с пробивною силой, Что тщится в грязь втоптать талант, Царит во всём, всё охватила И свой формат всему дала. Талант же, он цветку подобен, Так неуживчив, неудобен, Так хрупок, так необъясним И так всегда непросто с ним. И потому его не видно, Что нет заказа на талант. Мне за стихи и то обидно. Поэзия плацдарм сдала. В бестселлерах такая проза, Что есть, я думаю, угроза, Что душам скоро как кротам Удобней будет слепота.\ Реклам латиница на крышах - Словно названья странных книг: McDonalds, Cola, Mitsubishi Умеют торговать, старик! За любопытство брать налоги. Мы богатели б понемногу, Когда б так продавали квас! Вот, кто б рекламу дал за нас! \Мне не обидно за державу. Привычные нам письмена – Наследье византийской славы, И точно так же чужды нам. Чтоб церкви греческой желанье На варваров своё влиянье Распространить, Кирилл творит Удобный грекам алфавит. \Кириллица сменила руны, Тому подобно, как Христос Сменил славянского Перуна, Так чем кощунствен сей вопрос: Не лучше ль присоединиться, К тем,
