Осенью 1944 года между Советским Союзом и Финляндией было заключено перемирие, и пленных из концлагерей отпустили, тогда-то и вернулись домой дожившие до тех дней Крысин и Кизилов; остальных, насколько мне известно, расстреляли. Вскоре Рахима Мухамедовна получила письмо из воинской части, от сослуживцев, – и в нём всё то, что рассказал Станислав Кизилов. Только тогда в семье узнали, что 10 августа в 3 часа и 3 минуты Аглям Гайнутдинов погиб при падении самолёта. Ему было двадцать девять.
Не все экипажи тогда добрались до цели. У многих отказывали двигатели... Самолёт Тягунина сбили наши же зенитки – выжить, кроме него, удалось ещё пятерым лётчикам. Машина Водопьянова успешно отбомбилась, но, сильно разбитая, лишь волею случая совершила посадку, а фактически упала в Эстонии, на занятой врагом территории; экипаж потом по лесам и болотам пробирался к своим. Самолёт Угрюмова на обратном пути тоже аварийно сел, правда, на советской земле, в районе Великих Лук. По очереди горели и были отключены два двигателя у машины Бидного...
Что касается самолёта Панфилова, то, по расчётам военных специалистов, он, хотя и не добрался непосредственно до Берлина, бомбил Данциг или Штецин – как полагает Михаил Крысин, разворот был сделан в связи с сильным искрением двигателей. За этот полёт Указом Президиума Верховного Совета СССР (опубликован в газете «Правда» от 21.08.1941) командир Александр Панфилов и второй пилот Максим Антипов были удостоены орденов Красного Знамени, а бортинженер Аглям Гайнутдинов – ордена Красной Звезды.
Свои награды заслужили и члены других экипажей. А вот комдив 81-й авиадивизии Михаил Водопьянов Приказом наркома обороны СССР от 17 августа 1941 года был снят с должности (при этом оставлен командиром «ТБ-7») – так были оценены потери техники, личного состава и проблемы с двигателями; несколько сгладила ситуацию личная благодарность Сталина, пришедшая следом.
Переполоха же в стане противника нашим лётчикам добиться удалось. Если верить прессе, немцы были убеждены, что их бомбили англичане, и отомстили за это. Не могли даже представить, что отступающие советские войска способны на подобную дерзость.
Война закончилась гораздо позже
«В 1940 году, в ночь на 29 или 30 декабря... вдруг что-то зашуршало в коридоре. Кто-то, согнувшись, задом втаскивал через наши двойные двери здоровенную ёлку. Мама говорила про Деда Мороза, но я-то отлично знала лётную куртку папы!»
Отец погиб – мать тяжело и долго болела. Не верила, что такое может случиться. И всегда спрашивала у тех, кто приезжал в гарнизон, откуда-нибудь возвращался, не знают ли, может, что видели, слышали. Но тогда у всех было большое горе, и нужно было жить, выживать. Остались двое детей, пока ещё не понимавших, в чём дело, и старенькая бабушка. Нужны были деньги, а пенсию за мужа и отца платили крошечную: ведь официально считалось, что пропал без вести, а не погиб при выполнении боевого задания.
Рахима Мухамедовна многократно писала в Подольский военный архив – оттуда на все запросы отвечали, что «сведений нет». Однажды, наверное, из сочувствия какая-то работница архива от себя лично в официальный конверт вложила маленькую бумажку, а в ней – что действительно данных нет, что надо попробовать поискать какими-то иными путями.
Сколько ещё таких людей, семей было на Чкаловской – у которых близкие считались пропавшими без вести?! Не счесть! Сколько таких было по стране?!
Шли годы, десятилетия – поиски не давали результатов. И вот в очередную годовщину Победы над фашистами в Финляндии рассекретили документы, касающиеся крушения самолёта. Одного из местных журналистов, звали его Раймо Лайне, очень взволновало, что в Советском Союзе несколько семей совсем ничего не знают, где погиб и захоронен экипаж панфиловского «ТБ-7». Однако необходимые бумаги на руки всё равно не давали – нужны были спецзапросы, – и тогда небезразличный финн зафиксировал эти сведения тайно, что называется, взял на карандаш на свой страх и риск. А потом связался с другом, корреспондентом газеты Tiedonantaja Матти Пюкяля, работающим в Москве, и попросил того разыскать семьи лётчиков. Но и тому тогда в Союзе никто б не дал заниматься поисками. Выручили коллеги-международники: познакомили «с хорошим русским парнем» Алексеем Гороховым – корреспондентом «Учительской газеты», впоследствии спецкором «Правды», и жителем с Чкаловской. (Разида Аглямовна говорит, что знала его в детстве – задавался очень. Тогда все в гарнизоне знали всех.) Он-то и нашёл в 1980 году во Фрязине семью Агляма Гайнутдинова.
Рахима Мухамедовна спросила, нельзя ли ей побывать на месте гибели экипажа? Алексей сказал, что пока нет, что и сам он точно не знает, где это, и финские коллеги – тоже. Тогда она взяла партбилет и поехала в Отдел писем ЦК КПСС; хотела получить хоть какие-то бумаги, что муж погиб, а не пропал без вести; тем более ситуация начала проясняться. Её приняли, выслушали, пообещали дать ответ. Через две недели вызвали в ОВИР – после этого в Щёлковский военкомат прислали необходимые документы.
С этого момента и розыски заметно активизировались, причём на государственном и партийном уровне. Помогали финские коммунисты, Финский Красный Крест – в конце концов, именно эта организация дала справку о том, что в лесном массиве неподалёку от Лапинъярви (местечко в 86 километрах от Хельсинки) есть могила советских лётчиков, и за ней ухаживают.
Тогда же стало известно, что тела ещё троих членов экипажа, расстрелянных в концлагерях, захоронены близ посёлка Настола (в 15 километрах от города Лахти).
В 1982 году Раймо Лайне и Матти Пюкяля отправились в Лапинъярви.
По прибытии заглянули в кафе, перекусить с дороги, и там поинтересовались у пожилой буфетчицы (Уллы Колкки), знает ли та хоть что-нибудь о крушении советского самолёта летом 1941 года, – судя по возрасту, она вполне могла быть свидетельницей событий Великой Отечественной, если, конечно, жила здесь. Оказалось, здешняя, и даже ходила смотреть, когда всё это случилось. «В Лапинъярви все знают», – добавила она и подсказала, как найти братьев
Тюко и Ялмара Блумквистов, владельцев автосвалки, – они в те давние времена, дождавшись, когда уйдут военные, извлекли из-под обломков останки лётчиков и, завернув в парашют, похоронили. И теперь проводили Раймо Лайне и Матти Пюкяля до большого камня, возле которого была та самая могила. Журналисты были поражены: рядом всё ещё валялись гильзы, пулемётные ленты и куски оплавленного металла.
7 мая 1985 года по инициативе Общества советско-финской дружбы в Лапинъярви был торжественно открыт памятник нашим лётчикам. А 1987-м здесь смогли побывать Рахима Мухамедовна и Налия Аглямовна, поездка была организована финскими коммунистами округа Уусимаа. Старшая дочь, Разида Аглямовна, приехала к отцу годом позже. Пусть так, пусть столько лет спустя семья смогла встретиться – и война для неё наконец-то закончилась.
Памятник советским лётчикам (Лапинъярви, Финляндия)
Аглям Гайнутдинов радовался, что у него родились дочери, а не сыновья.
Разида Аглямовна вспоминает: «Я как-то разболелась, совсем плохо было, и тут вернулся с работы папа – когда испытания, он рано уходил, а возвращался к трём-четырём. И вот он входит в комнату, в руках – огромный букет разноцветных кленовых листьев. Я вскочила, запрыгала на кровати. И откуда только силы взялись, и столько счастья сразу!..
Родители любили друг друга, удивительная пара была, всегда душа в душу, с улыбкой, я никогда не слышала, чтобы они ругались. И мама замуж больше не вышла... Я позже спрашивала, почему у нас нет папиной фотокарточки – как у всех, на стене, на столике. Мама сказала, что просто не смогла бы каждый раз проходить мимо, сердце разорвалось бы. Они ведь с детства вместе, с малолетства... играли, хулиганили, дружили...»
Р. А. Муртазина, октябрь 2014 года
Андрей ШАШКОВ,
фото из архива Разиды Муртазиной и Финского военного архива
