Пятицарствие Авесты

был в приближённых у Анны. Мириться с таким положением дел зилоты не могли, поскольку оставить всё как есть значило заранее обречь себя на поражение; уроки Галилеи — неспособность к объединению восставших, невозможность создать единую армию и, наконец, предательства должностных лиц и знати городов-крепостей — грозили повториться в Иерусалиме с ещё большей трагедией. Зилоты, прибывшие с Марком из Гамалы, потребовали созыва расширенного совета, где в категорической форме настаивали на принятии решительных мер для объединения защитников столицы под единым руководством и нейтрализации предательски настроенных должностных либо других, авторитетных по своему положению лиц; и такое решение было принято. Вслед за этим зилоты провели аресты горожан из партии приверженцев Рима, но и аресты, и содержание под стражей этих людей усилили волнения в городе, возбуждаемые их сторонниками и клиентами, а избранные ранее власти требовали освобождения арестованных, угрожая принять силовые меры против зилотов.
Получив, таким образом, официальное предупреждение от Анны, кананиты заняли храм, ставший неприступной крепостью, а трибунал, созданный советом, рассмотрел дела арестованных и признал их виновными в предательстве восстания, а также в том, что ими велись переговоры с Веспасианом и Агриппой за спиной народа, после чего они были казнены. Вслед за казнью саддукеев Иерусалим, словно замер на некоторое время; но простолюдины приветствовали зилотов, открыто выражая своё одобрение Авторитет Элеазара сына Симона, начальствующего над ними, сильно возрос благодаря происшедшим событиям и тому, что значительные ценности, сосредоточенные у зилотов, давали им возможность влиять на повседневную жизнь города помощью малоимущим и чеканкой собственных денег. Последней каплей терпения Анны оказались выборы первосвященника, проведённые зилотами по старым еврейским традициям среди священнического рода, между тем как начиная с Ирода Старшего, цари своей волей назначали на эту должность представителей нескольких саддукейских семей; и выбор пал теперь на простого каменщика.
Как и ожидалось, первосвященники и саддукеи этого не могли снести, но и зилоты недооценили возможности знатных влиять на народ, а те где уговорами, где принуждениями, где подкупом собрали толпу вооружённых горожан, напавших на зилотов, вынужденных, вновь запереться в храме, чтобы избежать кровопролития.
Таким образом, акция, предпринятая кананитами против знатнейших города, обернулась проблемами, обусловленными участием в атаке против них наёмников Иоанна, верно служившего Анне; но ещё большей неожиданно Иоанн стал стремиться к сотрудничеству против Анны, но доверять Иоанну зилоты были не вправе. Решено было активизировать действие сикариев Мосады, чтобы с их помощью набрать ополчение в Идумее и Иерее, южных областях страны, и направить его на помощь зилотам Иерусалима, для чего были немедленно посланы связные с этим требованием.
Через некоторое время начали поступать сведения от Элеазара Гавлонитянина, начавшего активные действия на юге Иудеи против сторонников римских приверженцев и с целью создания ополчения. Эти сведения были обнадёживающими: сторонники восстания стекались к сикариям.
Ещё некоторое время понадобилось для координации действий между зилотами Иерусалима и ополчением, а затем оно появилось под стенами города; но Анна, осведомлённый о его прибытии, приказал закрыть ворота и выставить стражу на стенах, поэтому возмущению прибывших не было предела. Ночью зилоты открыли ворота храма и при поддержке отряда, тайно сформированного Марком за его стенами в городе, атаковали осаждавших храм и открыли ворота города, куда немедленно вступило прибывшее ополчение. Вслед за этим прекратилось сопротивление сторонников Анны, который был немедленно схвачен и уничтожен, а вместе с ним и наиболее активные его сподвижники. Зилоты могли быть довольны: власть в городе перешла в их руки, поскольку ополчение практически контролирровалось ими, а отряды, подчинённые Иоанну, относились к ним лояльно или, во всяком случае, им не противодействовали.
Вскоре распространился слух, что войско римлян приближается к Иерусалиму, оказавшийся ложным и основывавшимся на том, что Веспасиан, обеспокоенный активностью сикариев на юге Иудеи, решил покорить эти области, оставшиеся независимыми; его легионы, минуя Иерусалим, проследовали в Иерею. Ополченцы, обеспокоенные этими событиями (многие из них были уроженцами Иереи, но и те, кто был из Идумеи, тоже имели основания для беспокойства), немедленно выступили из города к родным местам. Формировавшееся сикариями ополчение вначале предполагалось отдать под командование Симона Бен Гиоры, находившегося тогда в Мосаде, но потом от этого намерения пришлось отказаться, дабы не вызвать лишних подозрений теперь казнённого Анны, ранее преследовавшего отряд Симона, и теперь зилоты разрешили всем желающим присоединиться к Симону, уйти с ополчением.
Для Марка, занятого делами, неожиданным оказалось решение Антонии и семьи дочери покинуть город, хотя разговоры об этом велись давно; кроме того, его беспокоило, что семья уходила с общиной христиан, которых он считал способными лишь молиться и плакать, сознательно устраняясь от участия в войне по мотивам, естественным образом вытекающим из их идеологии. Секта была довольно многочисленна, и Марку было неприятно, что в этих условиях дочь с мужем были её членами. Позиция Антонии была ему более понятна: она заботилась о семье, о детях и внуках. Не смея возражать Антонии, он всё же выразил своё неприязненное отношение к намерению покинуть город Иоанну, мужу дочери, но ни слова не сказал апатичному Петру, последовавшему за ними. После разговора с Марком Иоанн изменил своё решение покинуть город и остался дома, а община христиан вместе с семьёй Марка ушла в Пеллу. Заодно с Антонией и Еленой ушла также жена Александра со своими детьми, но попытка Антонии забрать с собой семью Андрея оказалась безуспешной: Мариамма наотрез отказалась оставить мужа. Уход близких, правда, успокоил сикария, сняв с него заботы об их безопасности, хотя он видел, что Андрей несколько расстроен случившимся. Марк как мог, успокаивал его, намекая на возможность позднее уговорить жену перебраться в Пеллу, но и Иаир ежедневно навещал семью дочери. В отношениях Марка и Софии всё было хорошо: они любили друг друга — в их доме жило счастье, омрачённое лишь однажды размолвкой, причиной которой оказалось кольцо, переданное Марку служанкой Вереники, о чем он давно забыл. София нашла его вскоре после возвращения мужа из Гамалы; как оказалось, оно было ей знакомо по временам службы у царицы, поэтому, разгневанная, она приступила к нему с допросом.
— Откуда у тебя это кольцо?!
— Прости милая, я забыл про него.
— Нет! Мне надо знать — откуда?!
— Его передала мне какая-то женщина на улице в городе.
— Неправда! — не отступала жена, пугая Марка неожиданной для него яростью. — Тебе подарила его Вереника, когда ты встречался с ней! Я видела это кольцо раньше!
— Да нет же! Это произошло, когда ты исчезла из дома, когда в городе появился твой бывший муж.
— Я не верю тебе! Вереника никого не любила, кроме тебя, и кольцо не могла отдать просто так!
— Родная моя! Мне незачем оправдываться: я не любил никого так, как тебя! Кольцо мне передала какая-то женщина, сказав, что исполняет приказ хозяйки, причём всё выглядело, словно это была угроза.
— Почему ты не сказал мне?! Почему ты не выбросил его?!
— К тому времени, как мы снова встретились, я уже забыл про него, а не выбросил… — он пожал плечами.
— Да, да! Почему не выбросил?!
— Ты же знаешь про кольцо деда, кольцо Мариаммы? Кольцо Вереники выглядело издёвкой надо мной.
— Ты ревнуешь её!
— Родная моя, я просто завидовал деду, но сейчас даже не думаю об этом; мне повезло в этой жизни не меньше — я встретился с тобой!
София вдруг заплакала, а Марк, прижав её голову к своей груди, чувствовал, как она постепенно успокаивается, всхлипывая и шмыгая носом.
— Выбрось его! — наконец сказала она. — Мне страшно: теперь, когда у нас есть дочь, оно может принести несчастье.
— Хорошо, хорошо! — Марк поднялся, вышел во двор и выбросил кольцо подальше на улицу.
Вскоре эта размолвка забылась, София уже не вспоминала о злополучном кольце, как будто его никогда и не было, всецело отдаваясь своей любви к мужу и дочери, которой уже исполнился год и которая довольно сносно держалась на ногах, гуляя во дворе и на улице в сопровождении матери и служанок.
Наряду с этими событиями уже стало известно о восстании в Галлии и о смерти Нерона, что воспринималось многими с открытым ликованием, словно империя начала распадаться, и надежда на это не ослабевала, несмотря на близость войск Веспасиана.
Совет зилотов настойчиво искал союзников в Вавилоне и у парфян, побуждая соседей к войне с империей, поскольку с неразберихой и беспорядками в самом Риме крепла надежда на успех в этой войне. В самом же Иерусалиме обстановка изменилась не в пользу зилотов, вначале сносно уживавшихся с отрядами Иоанна, привлёкшего на свою сторону всех желающих без разбора тем, что позволял безнаказанно грабить горожан; разбой, мародёрство и разврат царили среди его подчинённых, с коими всё чаще и чаще происходили столкновения кананитов. Это обстоятельство сильно повлияло на личную жизнь Марка: беременная во второй раз София была не на шутку встревожена за жизнь дочери и будущего ребёнка и окончательно испугалась после нападения нескольких вооружённых людей на их дом, окончившегося, правда, благополучно для семьи сикария благодаря тому, что тот был в это время дома и отразил нападение, в чём ему помогли слуги. Отец Софии каким-то образом установил контакт с управляющим торговыми делами Марка в Тире Иоанном и через него категорически требовал от дочери немедленного переезда в Афины, мотивируя это неизбежностью поражения евреев в войне с Римом, ссылаясь на то, что Веспасиан возьмёт власть в свои руки. И действительно — легионы в Иудее вскоре провозгласили его императором, а вслед за этим он отбыл в Египет, где — и это было очевидным делом — приостановил вывоз хлеба в Рим, что являлось самым весомым аргументом для признания его императором и в самой метрополии. Когда София узнала эти новости, она словно успокоилась, очевидно, решив для себя проблему, долго мучившую её, и, не упрашивая больше мужа покинуть Иерусалим, сказала, что уже не может здесь оставаться.
— Я знаю, ты не уедешь со мной: у тебя здесь дело твоей жизни, здесь твои дети, внуки. Я же не могу остаться и пожертвовать детьми. Родить их, чтобы вслед за этим убить или превратить в рабов, — это не для меня. Прости, милый, я уезжаю.

Он с отрядом товарищей проводил её с дочерью и слугами, сколько мог, и уже недалеко от Скифополя передал встречавшему их Тиграну, управляющему его скифопольским имением, уверявшему в безопасности дальнейшего путешествия до самой Греции, поскольку в Скифополе Софию ждал Иоанн сын Сидонянина. Марк взял у жены дочь, поцеловал и передал служанке. Внешне спокойная София, обняв и поцеловав его, сказала твёрдым голосом:
—