Злой рок

выспался? А я вот, уж давно не сплю…
  Мальчик старался говорить, как можно сдержанней. Так обманывал свое горе и при этом  представил, как его мама, когда узнает о смерти отца, будет мучиться…
  Дверь подалась не сразу. За ночь ее завалило снегом, и Денису пришлось порядком повозиться с ней. Зато, выбравшись, он увидел, что метель затихает. Гул ее еще наполнял воздух, но уже становился слабей и откатывался все дальше и дальше. Успокоился Денис: будет тихий день.
  - Нужно двигаться к водохранилищу, а там домой в поселок, пока не навалило много снегу.
  Мальчик вернулся в избушку и торопливо стал собираться.
  « Нужно в ружье пулю зарядить », - решил он и тут же всунул патрон в свою одностволку.
  Из рюкзака отца выложил все лишнее, положил только топор и буханку черного хлеба; в нагрудный карман сунул коробок спичек и несколько патронов - заряженных дробью, и решительно шагнул за дверь.
  - Дойду ли? – с волнением спросил он сам себя, и при этом добавил: - Чему быть, того не миновать, не сидеть же здесь…



                                                                      ***



  Идти было тяжело, в рыхлом снегу ноги утопали чуть не покалено. Байкал, сунувшийся было вперед, вернулся на глубокий след. Денис знал, что идти нужно вниз по ручью, который впадает в водохранилище.
  За эти дни и ночи лед должен встать, так прочно, чтобы можно было уверенно двигаться по льду в свой родной поселок.
  Леспромхозовский лесовоз – катер, на котором Денис с отцом прибыли в эти места охотиться, тогда шел за последним кошелем леса. Двигался лесовоз тяжело, потому что эти тридцать километров, носом разбивал сантиметровый лед.
  « Эх, если бы на день раньше, успел бы, может на катер », - сожалением подумал мальчик.
  Однако он не знал, что лесовоз, зацепив кашель леса, ушел обратно в тот же вечер; тогда в полдень он и отец  вышли на берег и скрылись в лесу.
  В густом ельнике снегу было меньше. Денис и шел ельником, лишь время от времени, чтобы не сбиться, выходил к ручью.
  « Ручей, виляя, идет вниз, к водохранилищу, выпрямлю, то будет намного короче »,  - соображал мальчик.
  От быстрой ходьбы волосы у него взмокли – пришлось снять шапку, заткнуть ее за пазуху. В горле становилось сухо. Денис ел снег.
  Лесотундра, засыпанная снегом, онемела. Часто попадались следы куропаток. На одном из гарельников Денис пересек свежий жирующий след глухаря. Но он теперь не интересовал его. Все внимание мальчишки было сосредоточено на выход к водохранилищу. Ему казалось что, увидев водохранилище, он будет спасен.
  Денис плохо помнил, сколько времени он шел. Ноги его сгибались в коленях. Рюкзак и ружье все тяжелели, шаг становился все медленнее, и все чаще думалось, как хорошо было бы присесть и отдохнуть.
  Выбравшись из густого ельника, увидел, что вершины сопок играют отблеском заката.
  Надвигались сумерки.
  Денис растерялся. Вечер застал его на неизвестности дальнейшего пути. Но он помнил по рассказу отца, где-то рядом должен быть вахтовый пункт – лесорубов. Навигация летняя закончилась, все сплавные работы приостановлены, но в поселке должны остаться на зимовку сторожа.
  Из последних сил Денис шел вперед, все еще рассчитывая выйти к водохранилищу, а там натолкнуться на зимовщиков.
  Байкал, голодный и измученный, понуро плелся сзади.
  Совсем стемнело. Идти дальше было бесполезно. Голова мальчика горела. Он понял, что простудился, но все еще шел, боясь остановиться. Ему казалось: остановись он хоть на минуту и ему уже не встать никогда.
  « Надо двигаться, а то пропаду »…
  Шел уже бессознательно, натыкаясь на стволы деревьев.
  Когда он уперся во что-то невидимое, Денис не удивился этому и опустился на снег.
  Очнулся от холода. По началу мальчишка не мог понять, где он и как попал сюда. Только заметил свернувшегося у ног Байкала, вспомнил и поднялся.
  - И куда же это мы попали с тобой, Байкалка? – с трудом прохрипел он. Во рту у него все горело, и больно было сглатывать слюну.
  Поваленная ветром елка лежала поперек снежной поляны. Денис протянул руку и накололся засохшими иглами.
  - Валежина… сухая…
  Денис вытащил из рюкзака топор и застучал по мертвым сухим сучьям. Но топор вываливался из рук. Он опустил его в снег и стал ломать ветки рукой. Под руку попался клок мха.
  - Борода! – обрадовался мальчик.
  Он вытащил спички и поджег мох. Пламя мгновенно обдало сухой лапник.
  Денис снял с плеча ружье и опустился рядом с Байкалом.
  Как только он бросил работу – почувствовал страх.
  Огонь костра сгущал тьму за пределами его стоянки, ели теперь казались уже не елями, а лесными чудовищами, по птичьи поджавшими одну ногу.
  Костер угасал, и чудовище надвигались все ближе. Денис увидел протянутые к нему волосатые руки, и даже маленькие огненные глазки…
  Помертвевшие губы мальчика пытались что-то крикнуть, но рот точно онемел.
  - МА-м-мА… - промычал Денис. Байкал взвизгнул во сне. Мальчишка вскочил, и одноногие чудовище в метнувшемся пламени костра тоже отпрыгнули. Денис вскрикнул, схватил ружье и, не целясь, выстрелил в самого толстого однонога.
  - О-оо-ой! – отдалось от лесных чудовищ.
  На корточках в снегу, Денис пустился бежать, но на что-то наткнулся и упал. Собака, почуявшая звериным своим чутьем недоброе, завыла.



                                                                   ***



  - Какого черта, так собаки залились. На кого бы это? – загнусавило в темноте, старческим голосом.
  - До рассвета, еще далеко, - отозвался молодой голос.
  За стенами вагончика захлебывались от лая собаки.
  - На кого бы это собачонки?
  Седобородый старик, постоянно живший в этом вахтенном поселке, числившийся сторожем в леспромхозе, снова заговорил:
  - С час, уж, как разбудили, сукины дети!.. Давай, Андрюха, выди-ка, да посмотри, на кого там лают они. Давай, сердешный, ты молодой.
  Худощавый с густой – черной бородой, лет тридцати моторист, стал одеваться.
  - И кому бы это быть в дебрях леспромхозовских? – гадал старик.
  - Илья Иванович, просто так, с дуру, лаять не будут.
  - Иди сердешный, скорей, а то видишь, как они надрываются…
  Андрей оделся и вышагнул за дверь. После густого, спертого запаха жилья, морозный воздух опьянил его. Гирляндами светились звезды в далеком небе.
  Осмелевшие собаки бросились к ельнику, не переставая лаять. Эхом отдалось от водохранилища.
  Андрей зашагал тяжело по снегу и остановился перед спуском в речку.
  Собаки, проваливаясь в надувах снега, на бегу в сопку смолкли, и ухо Андрея ухватило протяжный вой. Андрей почувствовал на теле появление мурашек. Круто повернувшись, он побежал к вагону, чувствуя теперь, как по телу сыплется дрожь.
  - Ну, что там? – спросил старик.
  - Жутко что-то, уж сильно собаки в лохматую сопку рвутся, а оттуда вой какой-то нехороший, своими ушами слышал. Вроде собака, и не собака!
  - Надо обследовать. Не зря же вой, и собаки рвутся. Кто же это может быть? Если бы волки, собаки бы не побежали, сюда бы в вагон рвались. Не выгнать было бы…
  Илья Иванович зажег керосинку, и поспешно стал одеваться.
  - Ты сердешный тоже теплей оденься и ружье захвати.
  Спешно оделись и вышли.
  Начинало отбеливать. Ковш Большой Медведицы упал навзничь, и казалось, что из него сыпались потоком звезды.
  - Собака это, гад буду, собака! – проговорил Андрей, уловив в гуле лая - эхо воя, чужой собаки.
  - Обследуем, сердешный. Уж, не в наш ли капкан, какая - сердешная попала?
  Собаки с лаем побежали в лохматую сопку. Вскоре с верху послышалось ожесточенная грызня.
  Не замедляя, хода, Андрей и дед выскочили на поляну и первое время не могли понять, что перед ними, около крутившегося клубка собак, на снегу под елкой лежал человек.
  - Господи, да уймитесь вы, будьте прокляты! – пиная собак, крикнул дед и наклонился к лежавшему человеку. – Андрюха! Да ведь это парнишка чей-то!
  Андрей испуганно нагнулся:
  - Илья Иванович, да ведь это те охотники, что на катере были со мной; ну когда мы за последним кошелем пришли. Двое были. Отец и вот он, парнишка – сын его. В Долгой губе высадились они. И собака их… Гад буду!.. Это они!
  - Сердешный! Жив, с места не сойти, жив! – закричал дед.
  Андрей схватил на руки Дениса и стал трясти его, как женщины трясут раскричавшего ребенка.
  Мальчик приоткрыл глаза и застонал.
  - Живой! Живой!
  - В вагон, скорей в вагон!
  Андрей, закинув назад голову, быстро и легко понес Дениса. Байкал с изорванным ухом и прокушенной лапой, хромая, не отставал от него ни на шаг.
  - Я говорил, неладно что-то, а оно вот, видишь ты, беда какая… Замерз бы до рассвету, непременно бы замерз, сердешный, - говорил дед, едва поспевая за Андреем.
  Уже в вагоне засуетился дед.
  - Сюда, сюда, Андрюха, к печке. Да не так! Вот так клади, что как медведь… осторожней! Обувь, обувь снимай, - командовал он, - Да три же, три, бестолочь!
  - Уйди, дед! Немешай! – рявкнул Андрей на суетившегося Илью Ивановича и начал тереть шерстяной вязаной рукавицей ноги и руки Дениса.
  - Дайка я, а ты сердешный иди заводи шарманку, свет нужен, - сказал дед, отбирая у Андрея рукавицу.
  Денис застонал и открыл глаза.
  - Сердешный ты мой, - причитал дед, - да как же ты это?.. Господь Бог разбудил меня для спасения чужой души…
  Байкал проскочил в дверь и забился в угол.
  Мальчишка открыл глаза и уставился в потолок, словно припоминая что-то.
  - Пить… - услышал дед тихий шепот и без телогрейки, без шапки бросился с котелком к речке.
  Когда вернулся в помещение, Денис сидел на топчане с горевшими глазами и кричал:
  - Байкал, фас их, фас!
  Дед Илья поднес к губам парнишки котелок. Больной жадно припал к воде.
  К вечеру жар спал. Денис перестал бредить. Всматриваясь в потолок, в сидящего рядом деда, он пытался понять, где находится.
  Денис вспомнил и рассказал, как погиб отец, и что он его нашел и схоронил; при этом поставил на могиле отцовское ружье и к концу его привязал шапку. Дальше, пошел к водохранилищу, чтобы по льду двигаться в поселок, но дорогой заблудился.
  Дед пощупал его лоб. Денис схватил Илью Ивановича за руку и больше не выпускал ее.
  К вечеру больной, снова заснул.
  На следующий день, Андрей отыскал и привез на самодельных санках, завернутый в брезент труп охотника.
  - Вот беда-то, беда-то какая, погиб человек! Жить бы ему, своего сердешного растить, воспитывать, а вон оно как, судьба повернула, стонал дед Илья.
  - Теперь за ментами ехать нужно, сказал устало Андрей.
  - Вот что Андрюха, завтра с утра заправляй снегоход, грузим парнишку и дуй по водохранилищу в поселок. Совсем раскис мальчишка, не умер бы, не дай господь.
  - Лед местами еще слабый, нырнуть можно.
  - Будешь держаться берега, дойдешь. Тянуть дальше нечего. Заодно и милицию привезешь, пусть сердешные разбираются с трупом, - решил дед, укрывая овечьей шубой больного парнишку.



                                                              ***



  Утром вынесли больного, уложили на подстеленное дно прицепа матрас и укрыли двумя теплыми одеялами.
  - Так-то вот надежней будет, - вздрагивая от холода, сказал Денису дед: на нем была одета, одна суконная рубаха, и его порядочно знобило.
  Андрей возился с заводкой снегохода, и дед толкнул его в плечо:
  - Вот тебе сердешный, доверенность, - сказал он, протягивая сложенный лист бумаги. – Получишь в конторе, свою и мою зарплату. Только не пропей,