Женщина, живущая в кассете

Глава 1. Видеокассета


— Ника, подъем! — визжала Яна. — Сматываемся, живо!
Я еще толком не проснулась, но уже оторопела. Судя по голосу, Яна была неподалеку. Лесная подстилка хрустела под ее ногами так громко, словно она неслась ко мне очертя голову. Я привстала, огляделась и растерялась еще сильнее. Вчерашним вечером мы пробили колесо, сошли с трассы и вчетвером улеглись в палатку, но теперь рядом со мной никого не было.
— Вставай! — вопила Яна. — Уезжаем!
Она с треском отдирала полог с липучек.
— Быстрее, говорю, убираемся! — взвыла она. — Ты меня слышала?
В следующий миг она влетела ко мне и разнесла по палатке крошки земли и жухлые листья. Она ошарашила меня своим видом: красная, взмыленная, волосы взбитые, руки трясутся, глаза блестят.
— Что случилось? — поражалась я.
Она сорвала с меня одеяло, скатала его рулоном и втолкнула его мне в руки:
— Срочно в машину. Объясню по дороге. Поддай жару!
Тут же она свернула расстеленный спальник и выпихнула меня из палатки.
Я в жизни не видела такого тумана! Всё было в густом белом пару. Заведенная машина тарахтела. Я потопала к ней, ориентируясь по шуму. Яна с бешеной скоростью вырывала из земли колья, сдувала палатку и комкала ее. Скоро я перестала различать ее за туманом. Я была в полном замешательстве. Юля, Кристина, Яна и я — мы договорились встать вместе и отправиться в автосервис, но уже полдень. Не без меня ли они ездили? Юля сидела за рулем, и я заглянула к ней:
— Юль, что такое? С чего паника?
— Проходи, — она кивнула на задние кресла.
У нее был ужасный вид. Лицо мертвенно-бледное, глаза опухли, как будто она рыдала часами, на рыжих волосах — засохшая грязь. Ее взгляд то нервозно бегал, то заторможено плыл, и ее движения были дрожащими и дерганными.
— С тобой всё нормально? — встревожилась я.
— Залезай, — она стала качать головой.
Ее жест подсказал мне, что всё очень ненормально. Казалось, она даже не понимает, где она находится и что с ней происходит. Я не прошла в салон, но окинула взором машину. На месте вчерашнего колеса (того самого, из-за которого сойти с дороги пришлось так рано, замены которому под рукой не нашлось и которым Юля — как водитель с вечно разинутым ртом и как водитель, водить не умеющий в принципе — просто не могла не соскочить в яму) стояло новое. Они все-таки были в сервисе без меня.
Я возвратилась к Яне.
— Иди обратно, не мешай! — рявкнула она.
Я застыла и в смятении наблюдала, как Яна сгребает с земли палатку, как сгружает ее в багажник, как выхватывает у меня одеяло и кидает его в машину, как уносится подбирать из травы всякий мусор и как пристально озирается, пытаясь понять, ничего ли мы не оставили в роще. Убедившись, что забытых вещей нет, она ломанулась к машине, ввалилась на заднее сидение и выпалила мне: «Забирайся».
— Где Кристина? — обеспокоилась я.
— Всё потом, давай ко мне, — прицыкнула Яна и заволокла меня в салон.
В тот же миг мы тронулись. Я посмотрела на отрешенное Юлино лицо, отражающееся в зеркале заднего вида, и сказала, что это не то состояние, в котором следовало бы садиться за руль, но Яна велела мне не высовываться. Мы медленно двигались через туман. Яна то и дело оборачивалась и разглядывала трассу с такой тревогой, словно нас должно было преследовать что-то ужасное.
Из кармана на спинке кресла я вынула запотевшую бутылку ледяной воды. Я отхлебывала, когда услышала от Юли: «Мы с Яной сбили Кристину». И тогда я подавилась. Нет, я не просто подавилась — мне показалось, вода прошла по горлу не вниз, а вверх и ударила острой горечью мне в нос. Я сидела как оглушенная. Как это может быть, я хотела сказать, но в голове всё до такой степени спуталось, что я даже забыла, как говорить надо правильно. Руки у Юли дрогнули, и она сжала руль крепче. Яна потянулась к магнитоле, включила для Юли радио, а сама пододвинулась ко мне и перешла на шепот. Это было очень плохое ощущение. Мне было плохо до того, что я не могла толком соображать, и неизвестно, как вообще в таком потрясении я ее слушала.
Дело было так. Юля с Яной проснулись рано и решили отогнать машину в сервис — до города было недалеко. Тогда как они выехали, мы с Кристиной еще спали, и ничто не предвещало беды. Они прокладывали обратный путь через туман, и Кристина выскочила на дорогу. Предугадать ее выход было невозможно так же, как невозможно было заметить ее с того расстояния, с которого они бы успели затормозить. Свидетелей не нашлось. Кристину подобрали. Они вывезли ее в лес, а сами возвратились за мной, и теперь Яна сидела как на иголках. Она подозревала, что на месте аварии их все-таки кто-то засек, и сейчас он висит на хвосте.
Яна объясняла, откуда именно они увезли Кристину и куда и рассказывала, как им пришлось повозиться с ней и как они едва не забыли о ее рюкзаке, лежащем в машине, и как его тоже необходимо было куда-то сбросить, и твердила, какими бы последствиями обернулась эта поездка, не прими они нужных действий вовремя. В одночасье я забыла, кого и зачем я случаю и отвернулась в окно.
Туман был яркий, как снег. Он оседал клубами в оврагах, прятал деревья и трассу. Иной раз казалось, мы прорываемся сквозь огромный сугроб. Мы не ехали — мы плелись медленнее, чем могли бы плестись пешком. Как они угробили Кристину на столь малой скорости, я не понимала. Я была шокирована, подавлена и расстроена. Меня душило чувство утраты, чувство безвозвратно упущенного. Мы знались с Кристиной недостаточно долго для того, чтобы она стала мне по-настоящему близка, но сейчас мне казалось, я потеряла лучшую подругу и даже не успела с ней попрощаться. Это было ужасно. Мне становилось настолько грустно, что в носу защипало, а в глазах всё поплыло от слез.
Вопрос «куда мы теперь направляемся» пришел ко мне с опозданием. Былые настроения утеряны. Отдых заранее испорчен. А Юля? Готова ли оттрубить еще сотни километров до моря? Наверняка она свернет на первую железнодорожную станцию, высадит меня, а сами они с Яной поедут к дому. Этот вопрос я бросила в воздух, где он и застыл, не находя ответа. Немного погодя я повторила его. Юля сошла на обочину так резко, что меня занесло, и я чуть не ударилась. Она заглушила автомобиль, грохнула дверью, как будто перед ней кто-то виноват, и пошла вдоль дороги. Мой удивленный взгляд встретился с удивленным взглядом Яны в зеркале заднего вида, а затем она бросила: «Подожди здесь», — и выметнулась за Юлей.
Вмешиваться я не стала. Я отошла от автомобиля и замялась у трассы. Изредка в тумане прочерчивались желтые лучи фар, и мимо проплывали машины. Девчонки ругались, взмахивали руками и повизгивали. Их разговор затянулся на четверть часа, после чего Юля вернулась за руль, а Яна — на переднее пассажирское кресло. В ходе разговора было постановлено: мы не можем двигаться к морю сейчас, да и в целом расположение духа не позволяет нам куда-либо ехать. Доползем до ближайшего поселка, а там отойдем от случившегося и поразмыслим над дальнейшим раскладом. Возможно, поездку продолжим. Но не будем загадывать. С чем мы и отправились.
Постепенно туман разрежался и открывал обзору придорожные дебри. Лес мельчал, и за ним просматривались голые земли и болота. Пустынная дорога поглощала всякий звук, и в гнетущей тишине ехать было неприятно. Яна решила включить музыку и полезла в бардачок искать записи, но выудила из него синеватую коробку, похожую на обложку видеокассеты.
— Эй, чье это? — озадачилась она. — Кто-то из вас забыл это тут.
Она и в самом деле держала коробку с кассетой.
Юле хватило беглого взгляда, чтобы выдать:
— Это не мое.
Такого же взгляда было достаточно мне:
— И не мое тоже.
Я попросила пленку в руки.
На сине-зеленом, как географическая карта, фоне обложки изображались две японские школьницы. По верху коробки проходила надпись «Okinawa», на шторке кассеты была клейкая бумажная полоска с пометкой «Okinawa. System». Никакого пояснения спереди. Оборот продран: картонное пятно расползлось по коробке и поглотило почти всю аннотацию. Уцелевшую строку я взялась переводить, но получила в результате пустой набор слов.
— Это Кристина прихватила ее из проката, — я передала кассету Яне. — А как еще, раз пленка больше ничья?
— Давайте выкинем кассету, — зашипела Юля. — Не хочу, чтобы здесь было что-то из ее вещей.
— Но это не ее вещь, — сказала Яна. — Это прокатная, Ника верно говорит. Так-то можно оставить.
— Нет, я не могу, — Юля потихоньку тормозила. — Улика это или не улика — без разницы. Кассета напоминает мне о ней. Давайте выбросим.
Мы остановились. В стороне от дороги располагался овраг, а в нем через длинную и спутанную, как нечесаные волосы, траву проглядывала черная вода. Тут и там из-под нее выдавались островки, а на них зеленели кисточки, облепленные красными бусинами ягод. Юля замахнулась и швырнула кассету вдаль. Метила она в топи, но коробка шлепнулась на кочку. Юля порывалась идти вброд и топить кассету, и мы еле ее отговорили. Пусть кассета плесневеет там, куда упала: ее не видно с дороги, да и кому бы взбрело на ум ее искать?
Мы продолжили путь и, отмотав еще часа полтора, свернули на проселочную дорогу. Деревня была небольшой, непримечательной, но кое-где неплохо обустроенной. Мы не слишком-то надеялись снять жилье и больше рассчитывали на очередную ночевку в палатке, но стоит отдать должное обстоятельствам: нам посчастливилось. Немолодая супружеская пара согласилась на несколько дней пустить нас в летний дом, откуда давеча съехали их родственники.
Мы припарковались на участке и сразу же разбрелись, кто куда — в доме осталась одна Яна. Общество постыло каждому. Остаток дня я посвятила бесцельному хождению по деревне и чеканила шаг предположительно туда, где воспоминания о Кристине меня бы не так настойчиво грызли, но подобного места я не нашла. К ночи я возвратилась домой, и, чуть свет, история повторилась: друг от друга мы разбежались. Сколько времени притом я потратила впустую! Если бы я знала тогда, какой подвох содержала в себе та авария, я тотчас бы предприняла необходимые действия, но я оставалась в неведении. Неудивительно, что мои спутницы погрешили против истины. Справедливо говоря, я приходилась им сторонней.
Я зналась с Юлей по детству, но время разнесло нас по разным точкам, и столкнулись мы лишь спустя годы, прошлым месяцем. Яну же до недавних пор я не знала вообще. Я встретилась с ними по воле случая. Случай задался у пансионата, по соседству с которым располагался детский лагерь.
В пансионате я прописалась не для отдыха, а из-за душевных терзаний. В моем характере имеется одна нездоровая черта, которую из-за ненависти к ней я не стала бы называть. Меня сживала со свету моя неначатая дипломная работа — до которой человек без присущей мне черты характера спокойно бы жил еще почти год. Но не я. Засыпая, я не могла не думать о картине. Чего уж там — бывало, я и за всю ночь не смыкала глаз. Терпение лопнуло. Я решила разделаться с этим раз и навсегда, покинула город и обустроилась в пансионате, но и тут я никак не могла отыскать места, которое содержало бы в себе сердце — чтобы это сердце перенести на холст. Я бороздила окрестности затем, чтобы найти пейзажи, а нашла Юлю. Оказалось, вместе с подругой, Яной, она гоняла в соседнем лагере детей.
По окончании смены