Индейские повести. Таминко

                                   Таминко

Музыка – Laramarka “De Cadenas y Cascabel (Saya)”

                                         1.

    Все крупные города похожи друг на друга – центральные улицы чистые, нарядные и регулярно патрулируются, а окраины замусоренные, обшарпанные и не безопасные.
    И что её угораздило остановиться возле этой забегаловки, чтобы навестить туалет? Не могла дотерпеть до более приличных кварталов? А теперь слушаться своей интуиции поздно. Надо очень быстро думать, что делать. Если она выдаст себя, если хоть чем-нибудь даст понять, что слышала весь разговор…
   Вот теперь стой тут, делая вид, что поправляешь макияж, которого и в помине нет, и слушай этот ужас. И думай, хорошо думай, да побыстрее – о том, как выйти в зал и убраться отсюда целой и невредимой.
    Зеркало и раковина под ним висели на стенке, за которой располагался мужской туалет. А в нём разговаривали трое. Голоса звучали приглушённо, но стенка была довольно тонкой, и слова разобрать вполне удавалось. Трое говорили об убийстве, не особо опасаясь, что их подслушают, потому что когда они заходили в кафе, в зале ни одного посетителя не было.
    Один из троих хотел взять воды и ехать прямо сейчас, второй требовал ненадолго задержаться, чтобы пообедать, третий по большей части молчал. Чревоугодник настоял на своём, мужчины вышли из туалета, хлопнула дверь.
    Мэри стояла и смотрела в зеркало на своё побелевшее лицо с расширенными глазами. Теперь ей придётся сыграть так, как будто от её игры зависит какой-нибудь Гран-при. Он как раз и зависит, самый крупный и важный – жизнь.
    Как бы это ни казалось невозможным, надо успокоиться, чтобы перестали трястись ноги и руки. Надо сделать лицо безмятежным и слегка весёлым, как ни в чём не бывало пройти мимо этих троих,  ни в коем случае не посмотреть на них, иначе глаза её выдадут, слишком выразительные они у неё. Затем будет лучше, если она скажет что-нибудь парню за стойкой, и чтоб голос при этом не дрогнул. А потом ей надо столь же спокойно выйти на улицу, сесть в машину, сделать так, чтобы мотор завёлся сразу, и поехать, да не слишком прибавлять скорость в виду кафе…

                                              2.

    Она сумела.
    Прогулочной походкой, помахивая сумочкой, вышла из туалета в зал,  сказала что-то весёлое о пирожных и своей диете парню за стойкой, удержалась от взгляда в сторону троих мужчин, сидящих в углу лицом ко входу, на неверных ногах прошествовала наружу, села в свой хорошенький, почти новый «додж», мотор, слава Богу, завёлся сразу, и поехала в сторону, противоположную той, куда вскоре направятся убийцы. Когда кафе исчезло из виду, на ближайшей развязке она развернулась и резко прибавила скорость.
    Всё ещё речь шла о жизни, только теперь уже не её, а другого человека.
    Хорошо, что бак почти полный.
    У неё фора всего лишь минут в пятнадцать – двадцать, чтобы предупредить того, кого хотят убить.
    Она гнала машину и часто оглядывалась, не полагаясь на зеркальце заднего вида. Большого серого «плимута», ожидавшего возле кафе троих убийц,  пока не было видно.
    Ей вскоре стало невыносимо жарко, она опустила стёкла, и в салон ворвался сухой горячий ветер. Руки на руле ходили ходуном, струйки пота стекали по спине между лопаток и по рёбрам из подмышек, неприятно щекоча кожу. Блузка и юбка прилипли к телу. Она ни разу в жизни ещё так не потела. Было впечатление, что вспотели даже туфли, потому что ноги то и дело соскальзывали с педалей.
    Она всё оглядывалась и оглядывалась, потом спохватывалась и снова смотрела вперёд. Надо было не пропустить указатель, за которым должно быть ответвление дороги, перегороженное шлагбаумом, а дальше – административные здания и казино на территории резервации индейцев-тэнноми. Как говорится, белые загнали индейцев в резервации, а индейцы белых загнали в казино…
    Кто-нибудь там подскажет ей то, что нужно. Лучше всего будет, если она сама всё объяснит этому владельцу игорного заведения (или, наверное, управляющему; кажется, собственность в резервациях общая), в общем, тому, кого зовут Таминко. Именно его за что-то хотят убить эти трое, которых она случайно подслушала.
    По сторонам пустынного шоссе высились редкие скалы красновато-охристого оттенка – дорога приближалась к Большому Каньону, недалеко от которого находилась одна из резерваций, та самая, которая ей сейчас нужна. Но где же указатель, съезд и шлагбаум? Она умудрилась проскочить мимо? Не приведи Бог. Если придётся возвращаться, она опоздает.
    На горизонте замаячила вертикальная чёрточка с крошечным прямоугольником. Слава Богу, вот указатель, наконец-то! Серого «плимута» позади всё ещё не видать. Она успеет.
    И тут заглох мотор. Не-е-ет, только не это!
    С минуту она тупо смотрела на датчик топлива, в баке оставалось больше половины. Девушка судорожно подёргала за ручки, покрутила руль, потопала по педалям. Мотор не заводился. Тогда она в отчаянии выскочила наружу, захлопнула дверцу и побежала. Она всё равно успеет, должна успеть. Тут недалеко, к тому же дорога идёт под уклон. Хорошо, что она любит носить туфли на низком каблуке, крепко привязанные к ногам. А вот то, что ведёт сидячий образ жизни и почти никогда не бегает, это плохо. Но тут близко, она добежит, она выдержит, должна выдержать.
    Лишь бы эти трое продолжали подольше обедать.
    Главное, не паниковать, дышать размеренно, смотреть себе под ноги. Хотя,  что тут смотреть, бетон ровный, бежать легко. Правда, через пять минут она уже так не думала. Горячий воздух сушил горло и лёгкие, тело тяжелело, бежать становилось всё труднее, а указатель почти не приближался. Его даже перестало быть видно. Где же он? Не показалась же ей ворсинка на горизонте?! Почему она исчезла из виду? Или это в глазах туманится?
    Всё будет хорошо, уговаривала Мэри себя, сердце у неё здоровое, она выдержит.
    Вначале она часто оглядывалась, потом перестала. Внутрь словно вложили большой раскалённый камень, дышать стало жутко больно, кашель раздирал грудь, во рту появился привкус крови, рёбра отказывались вздыматься, пот заливал лицо, вызывая резь  в глазах. Шатаясь и спотыкаясь, она заставляла себя переставлять пудовые ноги и уже думала только о том, чтобы не упасть…

                                              3.

    Шлагбаум вырос перед глазами внезапно. Но…
    За ним виднелась только дорога, ведущая вглубь территории резервации. Ни домов, ни здания казино… Это был другой въезд, не главный, на задворках, так сказать. Она всё-таки проскочила мимо нужного ответвления дороги, может, там был повален указатель, а может, она вообще свернула не на ту трассу, она слишком редко тут проезжала и знала эти места плохо. Девушка с огромным трудом пролезла под шлагбаумом. Может, тут встретится хоть кто-нибудь…
    Но никого не было. Равнина с редкими пучками жёсткой травы, ни деревьев, ни домов, ни людей. Мэри заплакала и, кашляя, повалилась на землю. Ей хотелось умереть. Из-за её глупости убьют человека, а она уже ничего не в состоянии сделать, и даже вернуться к машине не может, и, скорее всего, сама умрёт от жары и жажды в этом пустынном месте.
    Казалось, вся тишина мира оглушительно звенела в ушах. Мэри задыхалась, кашляла и плакала, в бессмысленной ярости зажав в кулаке и пытаясь выдрать из земли пучок жёсткой травы – даже на это сил не хватало.
    Издалека послышался рёв мотора и топот. Девушка с надеждой приподняла голову.
    По равнине нёсся всадник на мустанге – развевались на ветру длинные волосы, смуглая фигура цветом сливалась с коричневой шкурой лошади. Он совсем голый, что ли? За всадником с рёвом мчался байк, на нём восседал коротко стриженый мотоциклист без шлема, в чёрной одежде. Всадник и байкер передвигались зигзагами, с хохотом и весёлыми выкриками на ходу перебрасываясь чем-то вроде мяча. Удивительно символично выглядят эти двое, прошлое и будущее, отстранённо подумала Мэри. За всадником и байкером ехал внедорожник, в котором были ещё трое. На двухцветном автомобиле имелась мигалка, знак и надпись «Thannomy police».
    Слава Богу. Эти успеют, они на машине, это внутренняя полиция резервации, она на каждой территории индейцев своя, отдельная.
    Её заметили, приблизились, окружили. В поле её зрения в первую очередь попали ноги – одна пара в тёмных форменных ботинках и брюках, вторая – в высоких сапогах и кожаных штанах, ещё две в джинсах и кроссовках. И пятая пара ног – в мокасинах, верх которых, из апельсиново-оранжевой, мягкой оленьей кожи, был пришит к резиновой подошве от кедов. Выше мокасин стройные сильные ноги туго обтягивали, нет, не замшевые леггинсы, просто джинсы охристого цвета.
    Мэри медленно повела глазами вверх. Пятеро мужчин наклонились над ней, все пятеро – индейцы, с тёмными волосами и глазами, и разрез глаз характерный. Длинноволосый очень хорош собой, с тонкими, строгими чертами и крупными, такими чёрными, что не видно зрачков, пристальными глазами; он обнажён по пояс, и солнечный свет сияет на смуглой коже, обливая красиво развитые мышцы груди и рук.  Все пятеро слишком молоды, ни один из них не может быть управляющим казино, она однажды видела одного такого управляющего, тот был сильно в годах, располневший, с суровым, скуластым, грубым лицом, а эти ну совсем молодые и весёлые.
    Правда, при виде неё всё веселье исчезло с их лиц. Они что-то спросили у неё, она не поняла, затуманенное сознание отказывалось воспринимать речь. Она кашляла, задыхалась и пыталась сказать хоть пару слов, но у неё никак не получалось. Ей поднесли к губам фляжку, она с трудом сделала маленький глоток воды, закашлялась ещё больше, но сумела выговорить:
    -Таминко… Хотят убить… Едут сюда…
    Молодые тэнноми мрачно переглянулись, похоже, не поверили.
    Она повернула голову в сторону шлагбаума, и взгляд её застыл.
    К съезду с основного шоссе до странности неторопливо приближался большой серый «плимут».
    -Вот они.
    Она всё-таки опоздала, эта молодёжь не успеет его предупредить.
    -Томас, уходи. Уходи в Большой Каньон, ты нам нужен живым. И девчонку забери, её могут узнать. Мы тут разберёмся.
    Мэри подумала, почему это они разговаривают по-английски между собой, они из разных племён, что ли, и тут её подхватили с земли и быстро пристроили на спине мустанга впереди седла. Девушка не успела увидеть, кто это сделал. Мустанг взял с места в карьер, раздался выстрел, пуля с визгом срикошетила от скалы. Тонким, словно комариным, звоном окончательно заложило уши, опрокинутый мир стремительно затянулся тьмой с вкраплениями блестящих точек и пропал…

                                              4.

    Она очнулась в темноте, распахнула воспалённые глаза и застыла от ужаса. Мрак был настолько полным, каким никогда не бывает ни в городе, ни в деревне, ни тем более под открытым небом.
    Мэри охнула, рывком села на чём-то мягком, зашарила вокруг себя руками, закашлялась.
    -Тихо, не кричи, - раздался в темноте мужской голос, молодой, низкий,  приятного тембра.
    Разве она кричала?
    -Я… ослепла?!
    А это хриплое карканье – её голос?
    -Тут просто темно, мы в пещере. Свет зажигать пока нельзя.
    Точно. «Уходи в Большой Каньон…» Она осторожно вдохнула поглубже, собираясь задать ещё вопрос, снова жестоко закашлялась, но всё-таки