Эфес сломанной шпаги

«Пусть слезы бедняка найдут в сердце твоем больше сострадания, чем дары богатых. Когда придется тебе судить виновного, смотри на него, как на слабого и несчастного человека». Если начать говорить это абсолютно всерьез, точно скажут «сумасшедший». Может быть, лучше и сказать, что идальго слегка свихнулся. И потому такие благородные вещи, на всякий случай, чтобы не побили, он высказывает под флером иронии. А что происходит в жизни? Все-таки пришла слава, вот она. Значит, сейчас придут и деньги. Книгу сметают с прилавков. И вдруг, за 7 лет до смерти Сервантеса некий аноним, пишет и издает под своим именем продолжение «Дон Кихота», в котором поносит Сервантеса. Когда вышло это фальшивое продолжение, где его откровенно оплевывали, Сервантес должен был бы, кажется, от горя умереть. А он был воин на поле брани, и в жизни. Он просто скорее дописал свою вторую часть. Слава этому плагиатору! Сервантес  уже болел, плохо себя чувствовал, у него было столько всяких проблем, житейских – надо думать о хлебе насущном. И тут – он воин, у него снова правая рука готова к бою… он где-то писал, что «лишив меня левой руки, Бог заставил мою правую трудиться сильнее и сильнее». Он как воин мобилизовал свою правую руку, закончил эту вторую часть, и навсегда заклеймил плагиатора, высказав все, что он о нем думает, Читающая публика, к чести сказать, разобралась, что к чему. Редкий случай.
Это величайший художник прошлого, щемящей силы всего, что он сделал. Милосердие на его щите: давайте смеяться, чтобы не плакать. Вот как он пишет о черни – это важно, чтобы понять, что он всегда и до конца чувствовал себя из рода Сааведра: «Чернь – это неуч, пусть даже он будет князем». Вот князь – это тоже чернь. Мысль тем более смелая, что, высказана она  в адское время и в таких чудовищных обстоятельствах личной жизни. Масса специалистов сравнивает «Дон Кихота» и Франциска Ассизского, святого человека XIII века, не случайно. Сам Сервантес за три года до смерти вступил в орден францисканцев, в который, вступили в свое время Данте, и Рабле.
Владимир Набоков, взявшись прочесть курс лекций о Сервантесе  начал этот курс в Соединенных Штатах Америки, в зале, где сидело 400 или 500 студентов, с того, что публично разорвал книжку «Дон Кихот» на английском языке, в связи с мерзостью перевода. Студенты были все внимание. И вот его слова о Сервантесе и о Дон Кихоте, об обоих: «Мы более не смеемся над ним. Его герб – жалость, его знамя – красота. Он олицетворяет все благородное, одинокое, чистое, бескорыстное и доблестное». Владимир Набоков критически настроенный человек, не сентиментальный, не восторженный, но взявшись глубоко окунуться в Сервантеса, он пришел к этим прекрасным мыслям и прекрасным словам.
«Человек, которого вы здесь видите, с овальным лицом, каштановыми волосами, с открытым и большим лбом, веселым взглядом и горбатым, хотя и правильным носом; с серебристой бородой, которая лет двадцать тому назад была ещё золотая; длинными усами, небольшим ртом; с зубами, сидящими не очень редко, но и не густо, потому что у него их всего-навсего шесть, и притом очень неказистых и плохо расставленных, ибо соответствия между ними нет; роста обыкновенного — ни большого, ни маленького; с хорошим цветом лица, скорее светлым, чем смуглым; слегка сутуловатый и тяжелый на ноги, — автор „Галатеи“ и „Дон Кихота Ламанчского“. Так с юмором писал Сервантес о своем портрете. Время сохранило его. Это лицо человека с необычайно глубоким, умным, проницательным взглядом, совершенно не похожего на Дон Кихота и донкихотство в общепринятом понимании этого слова. Вся его жизнь доказывает, что никакая ирония, никакая насмешка к Сервантесу не применима. В нем есть свой стиль, свое величие. Как было что-то великое в том, что Сервантес ушел из жизни в один день с другим гением мировой литературы - Шекспиром – 23 апреля 1616 года. Кто-то скажет - случай, кто-то - Судьба.
Есть еще один очень важный момент в романе — смерть его героя: в это мгновение все великое значение Дон-Кихота становится доступным каждому. Когда бывший его оруженосец, желая его утешить, говорит ему, что они скоро отправятся на рыцарские похождения, умирающий отвечает: «нет, — все это навсегда прошло, и я прошу у всех прощения». Вот и ваша покорная слуга просит прощения у читателей за столь подробный рассказ о жизни неистового испанца. Но, право, в ней есть о чем поразмыслить. А, если кому-то покажется, что нет, и весь роман - это бредни однорукого калеки, что ж… Как говорится: Господа, если к правде святой, Мир дорогу найти не сумеет, Честь Безумцу, который навеет Человечеству сон золотой. Глядишь, этот сон золотой и пробудит милосердие в людях. Оно, как ни крути, более всего нужно человеку.



P.S. Огромная благодарность антологии испанских поэтов, и, особенно, циклу передач“Эхо Москвы». Благодаря им, ну, и моей памятливости, родилось это эссе.