Викторович вновь машинально кивнул, соглашаясь с ходом собственных мыслей.
Алла Борисовна оскалилась, блеснув отшлифованными коронками.
- Тогда и я с вами чайку махну! – обрадовалась она, гремя выдвижными ящиками стола. – А может покрепче чего?.. Сами видите, как всё сегодня складывается.
Григорий Викторович нахмурился.
- Простите... Что вы сказали?
- Я спрашиваю: может вам чаю сообразить? А вы всё киваете и киваете в ответ... Вот я и подумала, что нервы все это. А для их успокоения, не грех и чего покрепче на душу принять.
- Нет-нет, – решительно отказался Григорий Викторович, тут же поднимаясь с неудобного табурета. – Дела.
- Да какие дела-то?! – всплеснула руками Алла Борисовна, косясь на аккуратные наручные часики. – Вон, времени уже почти десять натикало!
- Служба, – лаконично ответил Григорий Викторович и собирался уже было раскланяться. Однако хитрая консьержка оказалась тем ещё спрутом.
- Ох, и правда... – передёрнула она затвор. – Смотрю я на вас, милиционеров, и диву даюсь – как только вы всю эту канитель выдерживаете: маньяки, насильники, душегубы – ироды, одним словом, проклятые, – куда ни глянь! Их просто каблуком давить надо, а не цацкаться, как с детьми малолетними! Хотя наше правительство именно это делать и привыкло. Гуманисты недоделанные – чтоб им пусто было! – только о политкорректности талдычить и могут с трибуны – провались же она опять пропадом! А ты, поди, попробуй ещё с ними поспорь – лихо заумными словечками за пояс заткнут. Да и кто мы такие, чтобы в святая-святых без надобного на то разрешения соваться?.. Как перед Господом скоро будем перед мордами этими сытыми представать – помяни моё слово, мил человек! Ох, и где только сил с терпением набраться... На деле же, со всей этой шушерой подзаборной и церемониться не стоит – было бы с кем! Вон, как американцы делают: привязали к креслу, колпак на голову натянули и двести двадцать из розетки пропустили – самое то, чтобы всякую бесятину из мозгов повыбить! Нет, у нас только с экрана орать могут, как мы всю эту грязь недодавленную по сортирам мочить будем. А на деле, только тронь лишний раз ихнюю свору, попробуй, – сразу кучка борцов за права человека тут как тут объявится – будто чёртики из табакерки. Словно намазали им чем... Так и тебя самого, поди, в клетку пораньше всех этих мясников и засунут. Особисты ещё повсюду развелись, как тараканы недобитые! Нет бы бандюг в генеральских пагонах за взятки сажать, так они, опять же, под простых оперов да следователей, вроде вас, роют! Вы уж простите меня, грешную, да только не могу я смолчать, когда взаправду всё так. Ну, стрельнул ты ирода, какого, случайно – так тебе медаль надо за отвагу давать, а не по судам и следствиям-то таскать! Эх, батюшки-светы, и куда только этот мир катится...
Григорий Викторович непроизвольно улыбнулся.
«Старушка явный социопат, плюс фанатеет от ментовских сериалов и разоблачительных статей в «желтой прессе». Так что тут вряд ли получится отмахнуться стандартной РГО служебных дел – нужны крупнокалиберные контраргументы, чтобы пробить эту информационную броню».
Но Григорий Викторович не успел и рта раскрыть.
- А как же собачка из семьдесят первой?.. Вы ведь, как я поняла, изначально, именно по моему сигналу прибыли?
Григорий Викторович смиренно осел.
«А всё-таки ещё не окончательно из ума выжила».
- А это, надо полагать, и была та самая Смирнова? – спросил следователь, массируя виски. – Подружка погибшей девочки. Стало быть, их собака?
- Она самая.
- А вот друзья её утверждают, что нет у Смирновых собаки. Да и не было никогда.
Алла Борисовна от такой ереси чуть было не захлебнулась слюной.
- Вот вы, товарищ следователь, столько лет уже в милиции работаете, и так говорите, – на лице консьержки было написано полнейшее разочарование в своём собеседнике. – Неужто вы этих ребятишек послушали?
Григорий Викторович пожал плечами.
- А, собственно, какой смысл им врать?
Алла Борисовна всплеснула ручонками.
- Да они сызмальства все врут! От них правды не добьёшься, будто от неё у них мозги наперекосяк встают! – Консьержка покачала головой, однако Григорий Викторович уловил в её постоянно снующих зрачках явное безразличие к сему факту.
- Ну не все же такие, – осторожно заметил он, наматывая на кулак неподатливое старушечье сознание.
Алла Борисовна аж подскочила – нет, она не любила, когда ей навязывали постороннюю волю.
- Да полноте вам! Они ведь все на этих своих стрелялках и бродилках помешаны! Им же взять нож и начать убивать – как два пальца обслюнявить! Они даже не осознают толком, что сделали! И не думайте, что нормальные есть – нету! Вымерли все, как динозавры! Телевизор уже страшно включать! Вы только посмотрите, чего они – детёныши эти – заграницей творят... Сегодня на уроке вместе со всеми шалят, а назавтра приходят с отцовским дробовиком и весь класс кладут... а сами сверху... да ещё и записочку оставят, кто, так сказать, всему виной! – Алла Борисовна раскраснелась, явно испытывая высшую степень эйфории от восприятия собственной речи. – Это ведь оттуда всё и идёт. Сызмальства мультики эти, про котов и мышей, которым лишь бы оттяпать друг у друга чего поскорее! Потом игрушки заумные ихние, пропади ж они опять пропадом! А как школу заканчивают и куда дальше учиться уезжают – всё, пиши, пропало! Свобода – делай, чего захочу, авось не поймают! А вы говорите: не все такие... Прикрывают они просто друг дружку. Потому что так уж у них заведено. Кодекс чести, что ли... Не посмотри, что одно шпаньё поголовно! А собачка есть – сама видела. Уж мне-то врать незачем, сами должны понимать.
Григорий Викторович недовольно кивнул: он знал это и без нудных нотаций.
- Я всё понял. Да, вот ещё что...
- Что? – обрадовалась Алла Борисовна. – Спрашивайте – всё расскажу!
- Вы, случайно, не знаете, какие взаимоотношения складываются в семье этих Смирновых? Может, ссорятся... детей ругают, почём зря... или ещё чего вытворяют?
Алла Борисовна наклонилась к столу, осторожно посмотрела по сторонам.
- Да я так и знала, что это рано или поздно всплывёт, – прошептала она, словно их беседу мог кто-то подслушать.
- Что именно?
- Ходят слухи, что, якобы, эта Марина – мама девочки – на учёте в психоневрологическом диспансере состоит, – Алла Борисовна утвердительно кивнула, словно соглашаясь сама с собой.
- И что с ней не так?
- А кто ж знает... Люди говорят, будто они только из-за этого и съехали с прежней квартиры: мол, там тоже прознали про ЭТО и вроде как попытались во всём разобраться.
- Ишь ты... – покачал головой Григорий Викторович, которому от всех этих перешёптываний привиделась средневековая городская площадь, в центре которой беснующаяся толпа пытается линчевать испуганную женщину в отрепьях.
- А что же, вы сами никаких справок не наводили? – Алла Борисовна тут же растворила страшную картинку своими плоскими сомнениями и принялась буравить Григория Викторовича презренным взором.
- Я пришёл из-за собаки. А это так, простая интуиция.
- Уж как-то метко вы попали со своей этой интуицией, – проворчала консьержка, видимо всё равно не до конца доверяя услышанному.
- Профессия такая, – Григорий Викторович неумело улыбнулся и тут же снова посерьёзнел. – А теперь, ближе к делу. Когда именно появилась собака?
- Да вчера вечером и появилась, – отмахнулась Алла Борисовна. – Я же всё вашему, этому, дежурному рассказала! Причём не одному и не раз!
- Что ж, теперь придётся ещё и мне рассказать.
Алла Борисовна засопела, напрягая извилины.
- Вчера – приблизительно в это же время – сам глава семейства привёз на машине.
- А, случаем, не припомните... к этому главе семейства никакой молодой человек не приезжал до этого? На иномарке.
Консьержка засопела пуще прежнего.
- Нет. Если бы приезжал – заметила бы. Мимо меня даже мухе не пролететь.
- Ясненько... Так. И что же дальше было?
- Ну, я, конечно, его предупредила, что подобным зверюгам тут не место! Вон – деревня, село, дача, – там хоть анаконду выращивайте, а тут... – Алла Борисовна захлебнулась волной сдобного негодования. – Нет, это надо же до такого додуматься – жуткую зверюгу в квартиру пустить!
- Я смотрю, вы не очень-то собак долюбливаете... – попытался вставить словечко Григорий Викторович, но консьержка тарахтела, точно пулемёт:
- Вот ещё! Обычных Бобиков да Шариков – ради бога! Сама буду им объедки носить. Так нет же, нужно обязательно эту белобрысую крысу-переростка привезти! Чтобы она потом день напролёт интеллигентных людей своим бесстыжим воем изводила!
- Интеллигентные люди, насколько мне известно, – все днём работают.
Алла Борисовна побагровела, словно её ткнули носом в несостоятельность собственных идеалов.
- Герман Полиграфович – заслуженный деятель культуры. Он в оркестре играет. И ему весь день напролёт нужно партии разучивать, чтобы потом, вечером, для вот этих самых добропорядочных лиц – как вы сказать соизволили, – которые днём все работают, концерты давать! Эх вы, служителем закона ещё себя называете... – И Алла Борисовна в чувствах отвернулась.
- Простите, – тут же спохватился Григорий Викторович, понимая, что столь серьёзная тема может снова прикрыться бесполезными метаниями души. – Бог – свидетель, я не хотел вас обидеть.
- Да что я – мелкий пожилой человек, до которого никому нет дела. А вот Герман Полиграфович – это личность! Таких бы как он – и к власти! Уж тогда бы мы точно зажили!
Григорий Викторович деликатно откашлялся.
- Так что за порода?
Алла Борисовна открыла рот в замешательстве – этакий сундучок из сказки, в котором можно хранить бесценные сокровища. Затем заворочалась, как болотная кочка, и принялась основательно рыться в полах своего халата.
- Этот... Как его... Забыла! Их всё ещё по телевизору показывают, как они хозяев своих калечат почём зря, – Алла Борисовна наконец выудила из кармана скомканный газетный обрывок и принялась читать по слогам печатный текст: – Буль...терь...ер..ер... Так вот, кажется.
Григорий Викторович кивнул.
- Значит собака в квартире уже сутки... И, говорите, днём её было слышно?
- Ну, конечно! Они все разъехались, а зверь этот запертый сидел, слюной исходил! А ещё выл на весь подъезд, как проклятый! Я вам сразу же сигнализировать! Но вас пока дождёшься, сроду забудешь, зачем и звонил! А тут ещё это горе! С девочкой... – Алла Борисовна снова изобразила на своём подвижном лице жалость и смиренно посмотрела на следователя. – Кто же её так невзлюбил-то?
- Разберёмся, – сухо ответил Григорий Викторович, одновременно о чём-то размышляя. – Это наша работа.
- Вот-вот, а я о чём толкую! – охнула консьержка, принявшись заново причитать, о трудных подростках и о той среде, что их вскормила.
- Но ведь сейчас дети в квартире...
Алла Борисовна глупо кивнула.
- Значит всё нормально, должно быть.
Погас свет, отчего Алла Борисовна противно взвизгнула.
Григорий Викторович от неожиданности крякнул – после яркого света глаза ничего не воспринимали, словно подкравшаяся тьма вооружилась вязальной спицей и нанесла два решительных удара!
- Ну что ещё такое?.. – заклокотала Алла Борисовна, как обеспокоенная курушка.
- Пробки, – вполголоса диагностировал Григорий Викторович, нетерпеливо ожидая пока глаза привыкнут к темноте.
- Это на десятом, – уверенно
