вагона темнело, надвигалась ночь. Над лесом взошла полная бледно-синеватая луна, на безоблачном небе засверкали бесчисленные звезды.
-Эмма, смотрите какая красота, какое великолепие, видишь его сотни раз, как будто в первый,- произнес Эдгар.
- Просто волшебство,- шепотом отозвалась Эмма. Случайные спутники долго, заворожено любовались ночным небом. Молчание прервал Эдгар: «Однако уже пора спать. И раз в наше купе больше никто не явился, попрошу проводницу перевести меня в другое, и оставлю Вас одну предаваться сладким мечтам».
- Зачем, Эдгар? Мы ещё не всё сказали, побеседуем немного в темноте. Вы только на минуту выйдите, я переоденусь и лягу.
- Хорошо, если Вы желаете продолжения беседы, мы так и поступим, - сказал Эдгар и вышел из купе. На стук двери выглянула проводница, хотела что-то сказать, потом ухмыльнулась и скрылась. Через некоторое время Эдгар тихо постучал.
- Входите, входите, я давно готова.
- Готова, готова,- пронеслась в беззвучном эфире.
Эдгар вошел, Эмма лежала, в свете ночника блестели ее большие выразительные глаза, распущенные светлые волосы прикрывали подушку. Эдгар застелил постель, разделся (Эмма при этом отвернулась) и лег. Выключили ночники, и только бледный лунный свет заливал зыбким туманом купе.
- Эмма, виола, несомненно, прекрасный инструмент, но сейчас мне больше вспоминается Бах, его органные прелюдии, которые я слышал в исполнении Гарри Гродберга.
- Да, лунный свет, всепроникающий, всеобнимающий, как нельзя больше ассоциируется с органной музыкой. Но виолончель…Мне так не достает её, мне нужно обнять ее бедрами, мне нужно исторгнуть из виолы такие звуки: то рычащие, то стонущие, то пронзительно нежные, то громко торжествующие..
- Эмма, я понимаю Вас, я улавливаю фибрами души Ваши чувства. И я могу Вам помочь, позвольте только быть вашей виолончелью.
-Как Вас понимать?!
- А так, сжимайте меня Вашими роскошными бедрами, и польется та музыка, которая нужна Вам.
- Я не понимаю Вас, Ваши речи…Нет, я отказываюсь понимать Вас, не знаю о чем мыслить.
- Сейчас не нужно мыслить, нужно чув-ство-вать!
Эдгар встал и откинул одеяльце с Эммы. Она лежала в легкой розовой ночной сорочке.
- Эдгар, Вы с ума сошли, Эдгар, ведь я никого не знала, я девственница.
- Я давно это понял, но пришло время…
- Ах нет, не надо!
- В том то и дело, что уже надо!
Эдгар поцеловал Эмму в пылающие губы, поднял сорочку; через прозрачные трусики виделся треугольник рыжеватых волос. Эдгар мягко, но решительно потянул трусики вниз по бедрам, голеням, стопами и сбросил их на простыню.
- Оставьте, прекратите, - шептала Эмма в ухо склонившегося к ней Эдгара.
Он ничего не говорил, а взасос поцеловал трепещущие губы Эммы, а потом жарким поцелуем покрыл нижние, половые губы. Эмма застонала и робким движением левой руки пыталась отстранить и Эдгара и всё проникающую страсть.
- Эми, время пришла,- сказал Эдгар, отодвинул руку девушки, погладил лобок, перебрал пальцами как струны волосы, а потом мягко, но настойчиво вошел в нее.
- Нет, нет,- закричала Эми.
Но фаллос уже пронзил нежную преграду. Эми вскрикнула, пыталась уйти, отстраниться, но фаллос, почувствовав сладость неминуемого наслаждения, тугим поршнем заходил в неё.
Эмме было больно, и радостно, и страшно, и сладко. Она разметала руки, открыла себя всю. Эдгар целовал налившиеся груди, бутоны напряженных сосков. Он целовал ее жаркие губы, и продолжал движения, проникающие от раскинутых ног до самого сердца, до глубин мозга. Сердце Эми взлетало, трепетало, как бабочка в сильных, но нежных руках. И вот она забилась в объятиях Эдгара, испустила негромкий, но душераздирающий стон и рухнула без движения. Эдгар отпустил ее и лег рядом на узкое ложе купе, дав женщине, теперь уже женщине, разметаться, а сам балансировал на краю. Хотя Эми, даже в сладком забытье, не упускала его из объятий, как ива упругими ветвями она оплела Эдгара. Эдгар старался не мешать ее отдыху, но его руки сами собой тянулись к лону, ласкали раскрытую промежность, тихо перебирали волосы.
- Ты словно играешь на струнах, когда перебираешь пальцами мои волосы,- вздыхала Эмма.
- Да, Эми, я играю на твоем инструменте и это самая прекрасная игра на свете, нет музыки лучше.
- Играй, Эдгар, играй, дорогой!
И он играл по волосам как по струнам, а когда услышал ответные звуки, исходящие из горла Эми, и не только из горла, а из глубин ее существа, пустил в ход свой напряженный смычек. Когда господин Фаллос вошел в Эми, она задрожала и стала исторгать такие звуки, на какие не способна никакая виола…
Она погрузилась в нежные волны забытья, господин Фаллос тихо поднялся, почти бесшумно оделся, поцеловал Эми в растрескавшиеся губы и вышел из купе.
В старых романах скрыли бы подробности этой сцены, и лишь намекнули бы, что Эмма наградила Эдгара высшими милостями и благодатью, но прочь эвфемизмы.
***
Борис Аркадьевич Муль готовился к посещению самого известного, но и конечно, самого дорого хирурга, специалиста по пластике пениса. Но что значит деньги, когда он лишился самого дорогого!
С женой он теперь не разделял ложе, спал в другой комнате, объяснял это сильной усталостью и проблемами на работе. А секретаршу Соню, когда она присела в свободную минутку ему на колени, сбросил так, что она едва не разбила компьютер; потом смутился, путано приносил извинения, из которых Сонечка поняла только то, что у него появилась новая любовница.
- Ну что же, Борис, ты ещё пожалеешь, но будет поздно каяться, - подумала она про себя, и, подняв к потолку носик, утирая сухие глаза, удалилась в приемную.
Борису Аркадьевичу осталось только носиться в гневе по своему кабинету. Он налетел на угол массивного темно-коричневого стола, охнул от боли, и, чертыхаясь, рухнул в кресло.
***
Господин Фаллос сошел на маленькой тихой станции, окруженной пирамидальными тополями, и пошел по одной из дорог по ему одному ведомому пути. Солнце уже поднялось, светило ярко, но нежно; чистый, влажный воздух бодрил, дышалось легко. Пыль малоросских шляхов ещё не поднялась, крупные капли росы на придорожных травах переливались всеми цветами радуги. Господин взошел на мостик через небольшую, мирно текущую реку, посмотрел вниз и на ближайшие окрестности и продолжил свой непредсказуемый путь. Навстречу ему двигался некто, жонглируя тонкой тростью, а возле встречного путника крутилась черная кудрявая собака, пудель конечно…
***
…Стоунхендж. В день летнего солнцестояния огромный фаллический камень отбрасывал внутрь каменного лона луч солнца, знаменуя собой соитие Неба и Земли, космическое соитие…
***
…Когда путники сошлись, господин в черном фраке приподнял цилиндр и с вежливой улыбкой хотел произнести приветствие. Но Эдгар предупредил его: «Yuten Morgen, Herr Mefisto!»
- Вы узнали меня в провинциальной дали по моему неизменному четвероногому спутнику?
- Отнюдь, я узнал бы Вас и в образе вислоусого казака с большой пятнистой дворнягой, без элегантного черного пуделя.
- Мне очень дорога Ваша наблюдательность и проницательность, но все же?
- Да причем тут наблюдательность, дорогой Мефистофель, ведь мы же с Вами из одного, так сказать ведомства.
- Положим так, что ведомство одно, но раздела разные.
- О, эти разделения, разветвления, узкая специализация; один знает что такое клизма, другой знает куда ее вставлять. Но я о другом, не Вы ли дали возможность соблазнить невинную Маргариту доктору Фаусту? И, главное, к какой трагической развязке привело вмешательство Вашего чертовского сиятельства? Я же действую по законам и порядкам, которые грубы и часто жестоки, но признаны человеческим обществом. Вы инфернальный соблазнитель, а я только реальный исполнитель.
- Будет скромничать, господин Фаллос, я только способствовал утолению чужих желаний, а Вы же сами, что называется, резвились вовсю.
- Пусть я и давал волю не самым утонченным чувством, хотя, как знать, где грань?, но я никого ни к чему не принуждал, не околдовывал, не чародействовал, пусть действовал «весомо, грубо, зримо», но с полного согласия моих « собеседниц», - отвечал Мефистофелю Фаллос.
- Собеседниц! Так хорошо сказано, но «беседовали» вы отнюдь не языком!
- Почему же, беседовали, в том числе и языком, особенно дамы.
-Ха-ха, ха! Не станем пикироваться.
- Почему, а Ваша Вальпургиева ночь, вся суть которой шабаш, разнузданная похоть?
Давайте вспомним:
«Мефистофель
(Танцуя со старухой)
Я видел любопытный сон
Ствол дерева был расщеплен.
Такою сладкой шла кора,
Что мне понравилась дыра.
Старуха
Любезник с конскою ногой,
Вы – волокита продувной.
Готовьте подходящий кол,
Чтоб залечить дуплистый ствол.»
- Вы меня немного утомили, но всё же я напомню Вам о людских творениях, которые считаются мировой литературной классикой. Начнем с мифов эллинов, вспомним «Камасутру», «Декамерон» Боккаччо, испанский плутовской роман, et cetera, et cetera.
- Хорошо, господин Фаллос, оставим бесплодную дискуссию, мне пора продолжать своё броуновское движение. Счастливого пути и блистательных побед, - ухмыльнулся Мефистофель и исчез, растворился в воздухе вместе с пуделем.
А Фаллос продолжил свой непредсказуемый путь. Бескрайная степь расстилалась кругом, и как море колыхалась ковыльными волнами. Вдоль дороги росли кряжистые дубы, зелеными свечами устремлялись в безоблачное голубое небо тополя, вдалеке серебристой лентой извивалась река с плакучими ивами по берегам. Невидимые глазу жаворонки разливали свои трели, иногда раздавался крик сокола, а в полях своё «пить-пойдем» твердили перепела. Солнце поднялось уже высоко, и Эдгару в его плотном костюме захотелось прохлады. И так кстати за пригорком и поворотом, внизу, в долине показались белые хаты. Господин ускорил свой шаг, и вот он уже идет по хутору. В одном крайнем дворе он увидел высокую, в теле, молодайку с черной косой по пояс. Она носила из колодца в хлев большие ведра воды, и потому, сколько ходок она сделала, представлялось, что животины в хозяйстве не мало.
- А раз баба делает такую тяжелую работу, очень вероятно, что она без мужика,- подумал господин Фаллос. Он открыл калитку и вошел в усадьбу. Черноволосая женщина с высоким бюстом в очередной раз наполнила два ведра.
- Здравствуйте, хозяйка! А нельзя ли у вас воды напиться? – сказал, встряхнув смолянистой кучерявой головой, господин в синей тройке.
- Добре ранку, не ведаю як вас звати. Отчего же не напиться, воды полной колодезь; счас схожу за кринкой, - ответила молодица и, упруго колыхая бедрами, пошла в хату. Вскоре вышла с большой глиняной кружкой, набрала в нее воды: «Пивайте, пане».
Господин Фаллос выпил холодной колодезной воды с необыкновенно тонким вкусом.
- Благодарствуем, панна, утолил жажду
- Ой утолил, а может ещё кухоль, или теперь горилки?! И откуда який пан здесь появился? Ведь не с неба ж свалился?
- Да нет, не с неба, хожу по грешной земле, и что-то повело меня в эти просторы.
-Ах, пане, пане, вот сейчас закончу хлопоты, поговорим по душе и подробно, а пока отдохните в садочку, вот сюда по тропочке. Эдгар прошел в цветущий сад; в конце которого виднелся небольшой пруд. Он зашел в круглую решетчатую беседку, и понятно было, что ее давно не ремонтировали; сел на скамейку и огляделся вокруг. Сад был в
