Свою получку Толик оценивал по строчкам ежемесячных взносов в комсомольском билете: с учётом дополнительной полставки у него выходил оклад ведущего инженера — недурно для молодого специалиста.
17
Отдел бурлил событиями. Даже про Акимычевы праздники теперь знали все, знали, что понедельник — начало недели, в среду в полдень эта самая неделя ломается, каждый четверг — непременно чистый, а пятница — маленькая суббота и заодно день наладчика, механика, энергетика, — короче, любого, кто не прочь принять сто грамм за это дело.
В пятницу, как по волшебству, разрешались безнадёжные проблемы, с которыми не удавалось справиться в иные дни. В пятницу никакой Сей Сеич не мог помешать Жене примотать к ноге под брюки флягу со спиртом и ещё выпить для куражу на дорожку.
— До проходной как по ленточке, — настраивал себя Женя, — и не дышать на вахтёра.
— А там тебя супружница под белы рученьки, — развивал его мысль Юрий.
— Не, там Палыч… под указующим перстом Ильича. А от супруги улизну как-нить.
С конспирацией у технарей был порядок, иначе Толику, Жене и Юрию не удалось бы поставить на поток процесс книгопроизводства. Занимались этим вечерами, в комнате с мощным печатающим устройством. Ничего, что треск стоял, ничего, что бумага была с перфорацией, формат страниц великоват, а буквы сплошь заглавные, так ведь с хорошей литературой дефицит был. А здесь стоило лишь пожелать — и заветная книга в твоих руках, с пылу с жару. Женя и Юрий налегали в основном на Стругацких, Толик — на поэзию: Цветаеву, Ахматову, Пастернака.
Сначала печатали себе, потом пошли заказы со стороны. Начальник отдела как ни старался накрыть типографию, ничего не мог поделать, всякий раз натыкаясь на тишину, запертые двери и погашенный свет. Где ж ему углядеть за спиртом?!
18
Спирта в лаборатории было хоть залейся, в месяц получали до тридцати литров: на обслуживание техники, то есть на протирку планшетных устройств, различных датчиков, механизмов, магнитных головок, контактов, а главное, на налаживание контактов с округой — нужно ли было что-то привезти, разгрузить, изготовить, достать. За ежедневный расход расписывались в журнале, так было принято. Но даже это рутинное занятие стало вдруг чем-то особенным.
— После тебя журнал брать в руки неприлично, — изо дня в день укорял Женю Юрий.
— Да, уж мать с отцом постарались.
Действительно, подпись Жени выглядела вызывающе: первая буква полного имени вместе с началом фамилии Балабанов образовывала вульгарное ругательство. Но ведь до поры до времени никто не обращал внимания ни на саму подпись, ни на залихватский росчерк, существенно усиливающий её значение. И всё-таки нужно было видеть, с каким наслаждением Женя выводил свою закорючку, одновременно выражавшую, и что он думает обо всём происходящем, и как к этому относится.
— Вместо ёрничанья взял бы на себя ответственность за какую-нибудь ещё финтифлюшку!
— Я бы взял… точилку для карандашей, давно мечтаю. Привернул бы её к столу и протирал замшей. Или вот твой свисток. Да Сеич, боюсь, не одобрит.
19
Когда Толик протирал спиртом графопостроитель, станочники и Акимыч буквально волчком крутились поблизости, шмыгали носами, вздыхали, и, не переставая, возмущались. Подобные процедуры они считали кощунством, надругательством над здравым смыслом.
— Толя, ты опять добро на дерьмо переводишь?! — сетовал Акимыч.
— Чё те всё не ндравится? — обычно вступался за Толика Женя.
— Ну как так… эт дело… задарма? И пошто так лить-то — капнул бы чуток, и хоре.
Поняв, что повлиять на Толика не удастся, Акимыч замолкал, а Аркадий Иванович и Геннадий Фёдорович удалялись к себе, на прощание громко хлопнув дверью, перегородка тряслась. Аркадий Иванович, тот так, наверное, ещё с полдня ходил смурной и отчаянно матерился.
— Эх, разорвись моя рубаха пополам! — время от времени доносился из механички его надрывный хрип.
— Аркаша, да нальём мы тебе, не переживай, — успокаивал его Сей Сеич. — И Акимычу с Фёдорычем. Впервой что ли?
— Не впервой, но всё равно. Душа горит! Понимаешь, горит душа?!
Сей Сеичу частенько приходилось тушить такие пожары.
20
С соцобязательствами до Толика трудности были, с их заполнением.
— Чё писать будем? — всякий раз спрашивал Женя. — А, Сеич? Юрец-стервец, ты-то чё там притаился?
— Чего я? — недовольно откликался Юрий.
— Да напишем чего-нибудь, как обычно, — отвечал Сей Сеич.
И только Толик знал, что делать.
— Первым пунктом — «Подтвердить звание „Коллектива коммунистического труда“!»
— Ты что?! — попробовала было возразить Нина. — Это же такая ответственность!
Другие тоже не выразили особого энтузиазма.
— Какая ещё ответственность?.. Ты сама посуди, если кто-то вдруг придёт и спросит: «Подтверждаете ли вы, что у вас „Коллектив коммунистического труда“?» Мы все вместе дружно: «Да, конечно, подтверждаем!» И всё — пункт выполнен.
Мужчины одобрительно рассмеялись и принялись заполнять бланки.
— Ну, дурдом! — только и нашла, что сказать, Нина.
С тех пор в лаборатории ни у кого не возникало вопросов, что писать первым пунктом.
21
Смех смехом, но и молодёжная жизнь пошла на лад. После долгих уговоров Толик, наконец, дал согласие стать комсоргом, и это почти сразу отразилось на результатах. Было проведено несколько субботников, оказана производственная помощь смежным подразделениям, из девушек-операторов ЭВМ организована комсомольско-молодёжная бригада, произведён правильный подсчёт очков в зачёт институтского соревнования — и вот нежданно-негаданно десятирублёвая прибавка к зарплате, бесплатные путёвки на черноморский курорт.
Правда, в отделе тут же зашептались, что это всё Толик специально затеял, чтоб с Мариной было где уединиться — мол, мало им еженедельных комсомольских вылазок в кино на фильмы «до 16 лет» с местами в последнем ряду. Да и она вдобавок своей взбалмошностью и вызывающими обновками с волнительно-глубокими декольте, из-за вроде бы случайно расстегнувшейся верхней пуговки, масла в огонь подливала. Ещё слухи поползли, что недавно Марина, позвонив мужу, спрашивала Толика, а потом не смогла выкрутиться из неловкой ситуации — так что их отношения уже и для её близких не секрет. Впрочем, чего стоят людские пересуды и наговоры?!
Вот Сей Сеич, например, подготовил и утвердил у руководства заявку, чтобы из Толикова института, с его факультета, на предприятие распределили ещё нескольких выпускников.
— А чего, хороших хлопцев много не бывает, — здраво рассудил он.
22
Толик как-то засмотрелся, до чего же ловко Нина с дисплеями управляется.
— Может, подумаем, как это безобразие в телевизор переделать? — предложил он. — Пока никто не сообразил.
— Ты что, — возмутилась Нина, — это невозможно, хватит дурачиться. Ты вообще-то знаешь, как устроен телевизор?
Она принялась объяснять. Говорила про напряжения на электродах, отклоняющие пластины, развёртку, матрицу, потом внезапно прервалась.
— Толя, у тебя ведь скоро день рождения, чего тебе подарить?
— Колотушку, — ответил Толик.
— Ну вот, опять. Какую ещё колотушку?.. Ну, нет, ну, кроме шуток!
— Для отпугивания волков от дома по ночам.
Нина хмыкнула.
— Скажешь тоже. Весь мир и так вокруг тебя, растормошил без всякой колотушки. Какие ещё волки?
— Обыкновенные, серые, злые. Вот завербуюсь в экспедицию на Севера…
— Какая ещё экспедиция, какие Севера? Ты что? Пора становиться серьёзней!
23
Куда уж серьёзнее? В подразделении активно обсуждали предстоящее назначение заместителя начальника отдела, причём кандидатуру Толика называли основной. Однако старожилы уверяли: сам начальник этого не допустит, все связи задействует, наверху и по партийной линии, зачем ему зам, на фоне которого он будет смотреться в невыгодном свете.
— Скоро зазнаешься, — подначивал коллегу Женя, — придётся называть тебя Анатолием Игоревичем. Да, Юрец?
Юрий лишь пожимал плечами.
— Не придётся, — равнодушно отвечал Толик.
— Не зазнается, ему это не грозит, — убеждённо заявляла Нина.
— Я тоже так думаю, — заключал Сей Сеич.
А Толик и не собирался быть начальником. Знал, мало кто занимает это место по заслугам, попав же в соответствующий разряд людей, мало кто остаётся человеком. Знал, власть над другими, как правило, аморальна. Знал, не любят у нас начальников, и не хотел, чтобы не любили его. Знал, если и случаются исключения, и человеку не зря доверена ответственная должность, то жизнь его летит неизмеримо быстрее, чем у остальных, не оставляя времени на собственные мечты и устремления, — и тогда не понятно, ради чего она, в чём её смысл. Разобраться же в этом ой как хотелось.
24
Лучше выписывать «путёвки в жизнь».
— А чего, страна, партия, комсомол выписывают, чем мы хуже? — вслух размышлял Толик. — Выпишем, Женя своим замечательным вензелем украсит…
И всё это происходило сразу после того, как битый час сидели спорили и доказывали друг другу, почему со свиным рылом и в шалаше рай.
Очередная инициатива молодого специалиста повергла лабораторию в истерику: смеялись и сразу, и потом, когда разошлись каждый по своим делам. Сей Сеич с Юрием ещё как-то держались, хотя и им было непросто, а вот у Жени и Нины новые приступы возникали на протяжении дня, причём произвольно и в самые неподходящие моменты. Копается ли человек в аппаратуре или просто направился куда-то и вдруг ни с того ни с сего, в столовой, коридоре, туалете, как зайдётся от смеха — все, кто поблизости, недоумённо озираются, не поймут, что стряслось, если знакомые, конечно, спрашивают, а им в ответ — новый приступ, сильнее и продолжительнее прежнего, у Нины вообще до слёз.
Начальник отдела заглядывал — так он решил, это над ним смеются. Обиделся и ушёл.
25
— Он нам ещё припомнит, — предостерегал коллег Юрий. — Это он сейчас такой… импозантный, а раньше сам шланговал будь здоров и все наши увёртки знает.
— Все, да не все. Чё ты нас, трам-тара-рам, стращаешь? — недоумевал Женя.
— Да ничего.
Юрий был прав. Начальник давно выискивал повод придраться к Сей Сеичу и сотрудникам лаборатории, давно подглядывал, подслушивал, собирал сплетни. Не нравилось ему, что лаборатория стала центром притяжения интересов. Это раньше, когда он только был назначен, заискивал перед подчинёнными — технарям, к примеру, нашёл подработку, — теперь же готов был бороться с ними.
Припоминать и в самом деле было чего: обеды в рабочее время, после тенниса, шахматы, тот же столичный телефон, печатание книг.
— Вы бы с книжками поосторожнее, а то не ровён час, — вслед за Юрием предупредил и Сей Сеич.
— Не боись, Сеич, — успокаивал его Женя, — мы запираемся. Недавно кто-то ломился, но толку-то. Наш мизер — неловленный!
26
Пока действительно всё шло гладко и своим чередом, но при этом чего-то не хватало.
Однажды Толик заметил, как переполошился этаж, стоило в коридоре появиться кошке, самой обыкновенной, каких много — где угодно, но не в основном корпусе оборонного
