Запись шестая. Роман "Медвежья кровь".

почувствовал себя вновь как на родине, около горы Фавор. Прекрасные в своих живых красках цветы, зеленые, свежие пастбища, ряд небольших домов, а дальше холмы, один, повыше, с двуглавой вершиной, мог назваться горой, хотя и довольно низкой. Там, кажется, толпился народ, и я пошел туда.
 Я вышел на западное, судя по положению солнца, побережье моря и остановился. Конечно, это же Галилейское, или Генисаретское, озеро, на котором Иисус шел по воде и спас апостола Петра. А нахожусь я в Капернауме, в Галилее, и иду к горе Блаженства, на которой Господь читал ученикам и народу Нагорную проповедь. Иисус любил Капернаум, считал его второй родиной: много Он здесь исцелил больных, прочитал наставлений и совершил чудес.
 Я подходил к горе Блаженства, к израильтянам в длинных, похожих на халаты одеждах, у многих из них на головах были надеты разноцветные тюрбаны. И вновь прозвучал знакомый мне голос Господа:
                      "Блаженны плачущие, ибо они утешатся".(Евангелие от Матфея, гл.5, ст.4).
 Он сидел на вершине горы, окруженный своими учениками, а народ и я медленно поднимались к нему в полной тишине, очарованные Его новыми, такими близкими нашим исстрадавшимся сердцам словами. Наконец, мы остановились, и я отошел немного в сторону, чтобы лучше видеть и слышать Господа. Он встал, по-прежнему одетый в белый хитон, и я вновь увидел родное лицо, но с каким глубоким состраданием и болью Он смотрел мне в глаза, понимая и переживая вместе со мной мое горе, как будто оно было и Его горем. "Ты правильно понял тот закон свободы, который я даровал всякой твари, - опять говорили Его глаза. – Благодарю тебя за это, и помни: Я с тобой всегда, и в скорби, но освобожу тебя от нее". Вблизи от Него я заметил одного израильтянина средних лет, худощавого телосложения и высокого роста, одетого в потрепанную и местами порванную форму легионера армии римского императора Тиберия. Он стоял, опустив голову и опершись на рукоять вонзенного в землю меча.
 Господь говорил те слова, над которыми я в свое время долго и мучительно размышлял, пока не понял их безусловную правоту:
                  "Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
                   А Я говорю вам: не противься злому.
                   Но кто ударит тебя в правую щеку твою,
                   обрати к нему и другую….
                   Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего
                   и ненавидь врага твоего.
                   А Я говорю вам: любите врагов ваших,
                   благословляйте проклинающих вас,
                   благотворите ненавидящим вас
                   и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,
                   да будете сынами Отца вашего Небесного,
                   ибо Он повелевает солнцу Своему восходить
                   над злыми и добрыми и посылает дождь
                   на праведных и неправедных….
                   Итак будьте совершенны,
                   как совершен Отец ваш Небесный".(Евангелие от Матфея, гл.5, ст.38-39, 43-45, 48).
 После этих слов я увидел, что высокий легионер распрямился, весь потянулся к Господу, и губы его зашевелились. Я ахнул: это был Оленевский, или очень похожий на него человек. Но я тут же успокоился: если я присутствую на Нагорной проповеди Иисуса Христа, в далеком прошлом, то отчего не возможно быть на ней и Оленевскому? Но почему он римский легионер?
 "Когда же сошел Он с горы, за Ним последовало множество народа.
 И вот подошел прокаженный и, кланяясь Ему, сказал: Господи! если хочешь, можешь меня очистить.
 Иисус, простерши руку, коснулся его и сказал: хочу, очистись. И он тотчас очистился от проказы".(Евангелие от Матфея, гл.8, ст.1-3).  
 Подошел к Нему и легионер, поклонился и, робея, попросил:
 - Господи! Если хочешь, избавь меня от травли подчиненных.
 - А, это ты, центурион Самсон! Знаю: ты храбро сражаешься с врагами Рима, за что и получил сотню молодых новобранцев, но справиться с нею не можешь. Сначала ты наказывал их дисциплинарно, потом стал бить и, наконец, убил самого юного и беззащитного.
 - Так, Господи. Но что мне было делать: затравили меня совсем, проходу не давали.
 - А за что они тебя травили, знаешь?
 - Я требовал от них храбрости, исполнения воинских уставов. Еще за то, что я иудей, а они римляне, я их раб, а командую над ними, и еще за то, что я чужой для них.
 - Верно. Ты командовал и учил воинскому искусству людей, не желавших воевать, ненавидевших войну. Они дети бедных крестьян и ремесленников, высоко ценивших так необходимую для них мирную жизнь. В одном ты ошибся.
 - В чем, Господи?
 - Ты обратил внимание на насмешки и издевательства своих новобранцев, отчасти понял их причину, но стал наказывать, мстить, чем еще больше озлобил и их, и самого себя. Вот и погиб из-за твоей гордости мальчик, который вовсе не заслуживал смерти.
 - Так, Господи. Но что же мне делать, как исправить свою вину? Помоги, Господи!
 - "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки",(Евангелие от Матфея, гл.7, ст.12).  - Господь посмотрел на окружающих Его людей.
 Самсон задумался, а апостол Петр спросил Иисуса:
 - "Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?..
 - Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз".(Евангелие от Матфея, гл.18, ст.21, 22).  
 Центурион задумался еще больше и, поклонившись уходившему Господу, долго стоял, опять опустив голову, совсем, как бывало, Саша Оленевский, но опираясь на рукоять меча, пронзившего землю. Затем выпрямился, в глазах его появился радостный блеск от усвоенной мысли и принятого решения. Он вытащил меч, отбросил его прочь и воскликнул:
 - Слава Тебе, Господи! Я простил их! Семье убитого мною солдата я отдам все мое состояние, а сам буду вечно Бога молить о прощении! Отныне никогда моя рука не поднимется на брата моего: я не вернусь в легион и покину людей, пока Господь не простит меня!
 И этот человек, так похожий на друга моего, Оленевского, пошел прочь: новый, с новым сердцем, пошел честно, как подобает солдату, заплатить Богу и людям за свои грехи и очистить свою душу.
 А я вновь стоял в своей комнате перед иконой Спасителя: примиренный, как бы снова обретший своего Бога, неизменного в правде и милосердии.
            "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди,
             так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки",
             во имя Любви к человеку, во имя Любви….", -
зазвучали во мне слова Иисуса.