Отец Гермоген и ЗИМ. Сказочка о Лешачьей тропке.

огорчился и не удивился. Он привык к странным  и ответственным поручениям. Работа такая. Он вышел на улицу и вдохнул прохладный ночной воздух. Спала Москва. Посмотрев на дома, сразу можно различить, где простые люди живут, а где начальство.  Простые люди по ночам спали. Не спали только начальники. Весь ритм жизни номенклатуры подчинялся ритму жизни Сталина.
            Не спит ночами вождь, работает. Сидит в кабинете на ближней даче. Курит. Вьётся ароматный дымок над коричневой трубкой. Перед ним уютно тикают часы «Лиса» с отломленным ухом. Пишет, слушает, размышляет. Может в любое время потребовать доклад или справку. Поэтому не спят министры и маршалы. Не спят на местах секретари обкомов. Только на Дальнем Востоке начальство могло спать спокойно. Потому что, когда в Москве рабочая ночь, там уже утро.
         Жил в Москве не то на Ордынке, не то на Полянке один Гипнотизёр. Слова «экстрасенс» тогда люди не знали, поэтому пусть будет просто Гипнотизёр.  Великий был специалист в своём роде. Не Вольф Мессинг, конечно, но тоже многое мог. Будущее предсказывал, лечил, и, говорят, даже мысли читал. Некоторые со страхом говорили, что он и внушить может человеку всё, что угодно. Всю Москву знал, везде у него были клиенты. Среди богатеньких, разумеется. Простому работяге ведь зачем будущее предсказывать? Он и так знает, что там, в будущем труд, труд и опять же труд. И квартиру отдельную дадут лет через двадцать. Зато, разные совслужащие и директора магазинов охотно несли Гипнотизёру деньги. Жизнь их была интересна и насыщенна. Им всегда хотелось узнать, не подстерегает ли их «внезапный удар  роковой».
          В своё собственное будущее, а также в будущее всей страны Гипнотизёр предусмотрительно не заглядывал. Не проявлял ненужного любопытства. Инстинктивно чувствовал, что там, в его будущем будут взлёты и падения, удачи и неудачи. Но всё в пределах разумного. Без бед. В будущем страны тоже было всё гладко. Новой войны не предвиделось, а копаться в деталях не хотелось. К тому же, за будущее страны денег не платили.
     Когда на совещании Высшего Начальства  были упомянуты специалисты-мистики, то имелся в виду прежде всего он, Гипнотизёр.  В своё время он оказывал Высшему Начальству какие-то важные услуги. Об услугах этих он не упоминал никогда, но когда ему было нужно, мог ненавязчиво подчеркнуть своё знакомство с сильными мира сего. Услышав про ЗИМ, Гипнотизёр обрадовался. ЗИМ – это грандиозно. Эти машины только-только начали выпускать. Иметь ЗИМ мечтал каждый руководитель среднего звена. Да и не среднего тоже. Только самые высшие руководители о ЗИМах не мечтали. У них были ЗИСы.
        Вообще, советские машины того периода делились на четыре разряда. На самом низу были «Москвичи». Потом шли «Победы», затем ЗИМы. И венчал всю небогатую линейку советской техники красавец ЗИС. Но даже маленький, шустрый «москвичок» был для большинства советских людей чем-то необычайно далёким и роскошным. В те годы даже велосипед считался чем-то «эдаким».  ЗИМ же был вообще недосягаем, как для большинства из нас личный вертолёт.
         У Гипнотизёра, конечно, и деньги водились. Но деньги в Советском Союзе решали далеко не всё. Всё решала разнарядка. Без разнарядки, без приказа  какого-нибудь значительного лица купить ЗИМ было невозможно. Даже за миллион. Конечно, Гипнотизёру ничего не стоило внушить кому надо нужную мысль. Но он боялся, что это вызовет подозрения. Поэтому перспектива заслужить ЗИМ законным путём его обрадовала очень и очень. Трудностей и всяких «лешаков» Гипнотизёр не боялся совершенно. За свою жизнь он, как Суворов, не потерпел ещё ни одного поражения. Все его предприятия, даже рискованные, всегда удавались.
         Надо сказать, что машина у нашего героя была. Но далеко не такая, как ему хотелось. Машина у него была маленькая, трофейная. Называлась ДКВ. Какой-то остряк-самоучка расшифровал это название так: «Дерево, клей, вода». К несчастью, это было правдой. Кузов машинки был деревянный, проклеенный и очень боялся сырости. Когда шёл дождь или снег, Гипнотизёр начинал скрежетать зубами от негодования. Ему казалось, что его железный конь сейчас развалится, расклеится и он останется на дороге посреди кучки деревянной трухи. Он пробовал разгонять тучи усилием воли, но это не всегда получалось. К тому же, кто-то перевёл Гипнотизёру  с немецкого, что означает название ДКВ в действительности. Оказалось - «мечта мальчишки». Герой наш был далеко не мальчишка, и ему было обидно.
          Чинить свою машинку он отдавал старому-престарому каретнику Михеичу. Тот загонял машину в свой сарайчик и начинал над ней колдовать. Шкурить, строгать,  сверлить. Гнилые части кузова Михеич выпиливал, вклеивал вместо них новые. Пропитывал олифой, сушил, красил, покрывал лаком. По нескольку дней стояла машинка в сарае Михеича, отдыхая от неласковой русской погоды. Гипнотизёр же вынужден был ездить в метро и на трамваях. Как говорится бок о бок с плебсом. Это его раздражало чрезвычайно. Раздражал и  сам древний мастер, который постоянно бурчал себе под нос одно и то же:
- Михеича вся Москва знает. Меня все с юности по имени-отчеству называют. Когда ещё конные экипажи были, кто чинил? Я.
Михеич окунал кисть в вонючий столярный клей и снова заводил ту же песню:
-Я и барону Штромбергу коляску чинил, и князю Майсурадзе. И купцу Толстогузову, и непременному члену Васильчикову. Я и Гиляровского помню. Владимира Алексеича. Как он со своим Ванькой- извозчиком  ездил. Ух, как шустро. Он ведь тоже лошадник был, знал  в езде толк.
       Слушая болтовню Михеича, Гипнотизёр представлял себе огромный лакированный бок ЗИМа, блестящую на солнце облицовку радиатора и красные задние фонари со звёздами. А как восхитительно скрипят обтянутые настоящей кожей диванчики. А радиоприёмник. Нажмёшь на белую, под слоновую кость,  кнопку, и как заиграет:

     Утро красит нежным светом,
     Стены древнего Кремля.

Да. ЗИМ – это вещь. Сокровище было близко. Нужно было только протянуть руку и взять.
        А в камере у солдата Димки и генерала темно и скучно. Всего и развлечений – встать на цыпочки и смотреть в окно. Железные жалюзи на окне чуть-чуть отогнуты снизу. Сквозь грязное стекло виден кусочек внутреннего тюремного двора. На дворе ни травинки. Он засыпан серым мелким гравием. Траву вырвали специально. Чтоб ничего нельзя было в ней спрятать. Иногда в уголке окна промелькнет повар, идущий на кухню или «кухонный мужик», идущий выливать отбросы. А самое главное развлечение – это кошка.
        Кошка часто сидит именно там, где её видно из окна камеры. Почему-то там её любимое место. Тощий чёрно-белый зверь сидит или лежит, свернувшись калачиком. Иногда подолгу моется лапкой. Трёт лапкой мордочку и розовый, мокрый, холодный нос. О том, что нос холодный, Димка только догадывается. Потрогать этот нос пальцем ему вряд ли когда-нибудь удастся. Когда появляется кошка, они с генералом бросаются к окну и смотрят, жадно смотрят попеременке. Потому что щель, в которую можно смотреть совсем узкая и если смотреть вдвоём – ничего не видно. Генерал даже написал стих про кошку. Написал по-японски. Прочитал. Потом перевёл для Димки. Вышло примерно так:

За нашим окошком тюремная кошка,
Бежит по двору, где ни листка, ни травы,
Скажи, ты на свободе, кошка, или в тюрьме, как мы.
       
       Чтобы не было сильно скучно, генерал выучил Димку играть в го. Разложит чёрные и белые камни на расчерченной поверхности столика и скажет:
-Ходи, солдат Дима.
- Хожу, генерал Окума-сан.
-Чего ты грустный, Дима? Я ж дал тебе фору в девять камней.
Ничего не ответит Димка. Только пожмёт плечами и сделает ход.
       Посадили Гипнотизёра в самолёт. Грязно-зелёный ЛИ-2, брезентовые скамейки по бортам, какие-то мешки и ящики в гулком самолётном брюхе. Красный, тревожный свет ламп. Мелькнули посадочные огни, и закачало-заболтало самолёт в чёрном, ночном небе.  Часов через пять тошнотворного полёта щёлкнули колёса о землю. Свердловск. Машина, поезд, опять машина. Едет куда-то за окном угрюмый лес. Вот первый пост. Ткнулся под нос дырчатый кожух автомата.  Гипнотизёр сунул солдату какую-то бумажку, выданную Высшими Начальниками. Тот долго изучал текст при качающемся свете фонаря. Сверился с каким-то образцом, потом посмотрел Гипнотизёру прямо в глаза. Махнул рукой:
-Проезжайте.
        Спать уложили в каморку в какой-то казарме. Гипнотизёр долго сидел на койке, ему  не спалось. За стеной шаги, звон оружия, негромкие возгласы. Военные совсем близко от него жили какой-то своей жизнью. Напряжённой и непонятной. А откуда-то издалека доносился тихий, слитный и почти неразличимый шум гигантской стройки. Шлёпали по грязи шины грузовиков, лязгали гусеницы бульдозеров. Пыхтели маневровые паровозы, щёлкали  перфораторы. И ещё сотни и сотни непонятных звуков наполняли воздух вокруг.
        Скоро ухо Гипнотизёра перестало слышать эти звуки. Он просто к ним привык, как привыкают к тиканью часов или к шуму моря. Почему-то на душе стало тревожно. Тревога пришла, прилетела откуда-то. Из черноты за окном или из глубин души. Гипнотизёр вздрогнул и натянул на себя одеяло до самого подбородка. Он долго ворочался и корил себя за то, что не может справиться с неприятным чувством. Потом стал разбираться в себе, вычленяя и подавляя разные страхи и сомнения. Наконец, подавив последний, крошечный страх, Гипнотизёр повернулся на правый бок и захрапел.
        На другой день, уже вечером, поехали на объект. Стройка, ночью казавшаяся таинственной, при свете дня оказалось огромной, грязной и неопрятной. Да, как, наверное, и все стройки в мире. Гипнотизёр ехал всё дальше и замечал, что вокруг становится всё меньше людей. Всё меньше рабочих, инженеров, солдат, заключённых. Вот мелькнул последний солдат в пилотке и плащ-палатке. Дальше нужно было идти пешком. Нужно было идти одному. Деревянные мостки гнулись под ногой.  Всё вокруг было опутано колючей проволокой. Она свисала со столбов и вилась по земле. Только одна дощатая дорожка прорезала железные джунгли.
- Эту дорожку оставили специально для меня – тоскливо подумал Гипнотизёр.
        Он шёл и шёл и чувствовал, что страх в душе становится всё сильнее. Надо собрать все силы и не думать ни о чём. Только о том, чтобы сделать следующий шаг. Потом ещё шаг. Доски кончились. Он шёл там, где давно уже не ходил никто. Он шёл по самой Лешачьей тропке, прислушиваясь к нарастающей буре страха в душе. Источник страха был где-то далеко в лесу. Он даже видел этот страх – огромный, тёмный, серо-зелёный и какой-то мохнатый.
       Гипнотизёр постарался подавить этот страх в себе. Так же точно, как он вчера подавлял страхи там, в казарме. Он постарался отвлечься и подумать о чём-нибудь приятном. Вспомнить, как блестит чёрнолаковый бок ЗИМа. Он припомнил и это, и ещё что-то, вспоминал все те приятные ощущения, которые он переживал в жизни. Как светит солнце, как дует морской солёный ветер. Вспомнил рукоплескания, которыми его награждала благодарная публика и хруст пачек денег. Вспомнил вкус сладкого чая и дорогого коньяка во рту.
        Но это всё было не то. Нужно было не только подавить страх внутри себя, но ещё и подавить его там. Там, в самом источнике. Если