Отец Гермоген и ЗИМ. Сказочка о Лешачьей тропке.

товарища цензора глаза устанут, да и слюны не хватит.
        Из-за цензора солдатские письма вежливы и деликатны. Не ругается солдат Димка письменным матом, не пишет о командирах и товарищах плохо. Даже и о том не пишет, что красной рыбы дают совсем небольшой кусочек, а фильм, который показывали в субботу, был скучный-прескучный. Ни за что не сознается в письме Димка, что полфильма проспал.
          Воровато поглядывая по сторонам, солдат Димка елозил карандашом по бумаге. Вдруг в лесу кто-то взвыл, и сразу же послышались шлепки тяжелых, мягких ног по болотистой дорожке.
-Стой, кто идёт – истошно крикнул Димка и мгновенно сунул письмо в какую-то щель.
Жалобно звякнула колючая проволока, затрещало дерево. Кто-то огромный и тяжелый ломился прямо сквозь ограждения.
- Стой, стреляю! – только и  успел  завопить солдат. Но тут громадный безотчётный страх навалился на Димку. Смял, скрутил, парализовал язык, разум и волю. И не было никаких сил нажать на спусковой крючок. Тысячепудовой тяжестью налился указательный палец. Кинулся Димка прочь со своей вышки. Зацепился за что-то ремнём автомата, ударился головой об лестницу. Потерял сознание и повис на той же лестнице вниз головой.
        А шаги прошлёпали дальше, опечатываясь на глине бесформенными вдавленными пятнами. Разом завопили в цехе благим матом рабочие, взвизгнули инженеры. Взвизгнули и ударились бежать все разом, зацепляясь штанами за гвозди и теряя в глине сапоги. С другой стороны зоны гавкнул одинокий выстрел, и всё стихло. Только высоко  в тёмном небе забавлялся обрывками облаков невидимый ветер.
        Через пять минут всё пространство перед Лешачьей тропкой кишело генералами, офицерами старшими, офицерами младшими, сержантами, солдатами и собаками. За военными толпились инженеры и начальники. Ещё дальше стояли рабочие. Кое-где белели в ночи подштанники. Медленно промокали  в глинистой грязи носки. Многих подняли прямо из постели. Кто-то не успел до конца одеться, кто-то в спешке потерял сапог. Солдаты стояли, угрожающе выставив впёрёд оружие. Собаки, жалобно скуля, жались к ногам солдат. Страшно всем было нестерпимо. И чем ближе к тропке, к этим непонятным следам на глине, тем страх сильнее и сильнее. Какой-то офицер, наверное, самый смелый, выскочил, размахивая пистолетом, на самую тропку. И тут же, схватившись руками за голову, отпрянул назад.
        Выходило так, что один недостроенный цех вместе со всем совершенно секретным оборудованием, большую часть которого так и не распаковали, остался там, за «дорогой страха». Такое название дали Лешачьей тропке в эту ночь. Кто-то предложил обойти страшное место. Всю ночь солдаты шли вдоль тропки, всё глубже увязая в трясине. С тропки слышались завывания и посвистывания, топот, мокрые шлепки и смех. От смеха этого шевелились у солдат под пилотками волосы.
         Наконец, уж под утро, солдаты вышли туда, где тропка кончилась. Перейдя на ту сторону, пошли обратно к брошенному цеху. Барахтаясь в трясине и иногда увязая по самое горло, солдаты шли и шли, держа оружие над головой. Был уже день, когда среди чахлых деревьев показались стены цеха. Там всё осталось как прежде, вроде бы ничего не тронуто.
      Так же стояли огромные ящики с оборудованием, вокруг валялись ломики, клещи, сапоги  и плоскогубцы, брошенные рабочими. Солдаты нашли где-то в подсобке колючую проволоку, восстановили ограждение и заняли круговую оборону. К вечеру до них добрался по трясине инженер, весь заляпанный болотной грязью до самых полей шляпы. Он осмотрел оборудование в ящиках, сверился со списком и пришёл к выводу, что ничего не тронуто, ничего не пропало.
       Немного утешившись этим фактом, начали разбираться. Что происходит? Кто виноват? А главное - что делать? Что на самом деле происходит – не ведал никто. Что делать – тоже. Разобраться в этих сложных вопросах попросили высшее начальство. Оно высоко сидит, далеко глядит. Высшим начальством в те поры был молодой ещё генерал Павел Яковлевич Мешик. Выше него были только самые высшие – «товарищ Лаврентьев» и, страшно сказать, сам Сталин. Павел же Яковлевич всегда был на переднем крае. Не в окопах, конечно, но на самых важных постах. Он курировал производство боеприпасов, боролся с бандеровцами на Украине, налаживал военную администрацию в побеждённой Германии. Разыскивал Гитлера, когда думали, что он ещё жив. Чуть в Антарктиду за ним не поехал.
         А в эпоху атомного проекта он придумал закрытые города. Может быть, перенёс на русскую землю американский опыт, может, додумался сам. Но только закрытые города, детище товарища Мешика надолго  пережили своего создателя. Более того, они вечны. А мы, их неблагодарные жители, даже не помним его имени.
         Выслушав телефонный сбивчивый доклад, Павел Яковлевич с трудом разобрал, в чём именно там дело. А когда понял, то сказал только три слова на родном языке:
- Нэ дуже гарно – и пошёл докладывать Самым Высшим.
       Что происходит и что делать, не ведал никто. А вот виноватым единогласно признали солдата Димку. Он и только он. Он проворонил, он не предотвратил, не предпринял, не предупредил. Даже  не выстрелил ни разу. Когда солдат немножко выздоровел, слегка отошёл от шока, его стали допрашивать. Поняв, что от смертельно напуганного парня им  всё равно толку не добиться, решили отправить его в тюрьму. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон.
         Посадили Димку в купе скорого поезда, наглухо закрыли окно шторами. В провожатые дали двух суровых чекистов с пистолетами. Запретили из купе выходить и с кем-либо говорить. Только в туалет под конвоем. Перед тем как Димке в туалет зайти, туда чекист заходит. Осмотрит всё, обыщет. И после того, как Димка выйдет, тоже всё в туалете обыскивает. Серьёзно люди к делу относятся.
         Едет Димка по России. Колёса постукивают, паровозы невидимые посвистывают за окном. Никогда в жизни в купейном не ездил. Диванчики в купе бархатные, стены зелёные с тиснёными цветочками. На полированном  столике – красивая лампа белого стекла.  Под ногами – ковёр. Красота. Красота-то красота, а как подумаешь, что это последнее, что ты на этом свете увидишь. Сейчас купейный вагон, а потом – тюрьма, карцер, а может, и расстрел. Стена, где кирпичи раскрошены пулями. И от этих истуканов в форме ни одного слова не услышишь. Только: «Встать. Лицом к стене. Пошёл». Вот и все слова. Куда везут? Долго ли ещё? Долго ли ещё жить на свете осталось? День? Два?
         Дня через три привезли Димку на какую-то станцию. Посадили в машину без окон. Потом ещё долго куда-то ехали. Завязали глаза, повели. Вели через железный лязг решёток, звон ключей, топот ног по пустым коридорам. И запах. Резкий и колючий запах тюремный. Такой, о котором не скажешь точно, на что он похож. Ни на что не похож. Вдохнув запах тюрьмы хоть раз, запоминаешь его навсегда. Втолкнули в узенькую камеру и сняли повязку. На койке сидел пожилой человек с азиатскими чертами лица. Димка, одуревший от путешествия, страха и повязки, долго смотрел невидящим взглядом в раскосые глаза незнакомца. Наконец, незнакомец сказал Димке:
- Будем знакомы. Я Тоихиро Окума – японский генерал. Пленный – зачем-то добавил он.
Димка ожидал увидеть в камере кого угодно. Уголовников, украинских националистов, власовцев, предателей. А тут генерал. Димка даже не удивился тому, что генерал так хорошо говорит по-русски. Он просто сказал:
- А я Дима. Солдат.
          К ночи притихла шумная  красавица-Москва. Опустели широченные улицы. Не звенят  трамваи, утянулись на стоянку голубые поезда метро. Лишь время от времени тихонько прошелестит шинами бессонное такси. Только в большом доме, в огромном кабинете сидят за столом люди. На стене хмурится портрет Сталина и висит огромная карта СССР. Розовая страна лежит гигантским куском ветчины во всю стену. Не хватает только вилки. Вместо вилки – длинная указка. На зелёном сукне стола чай и печенье. Стаканы пустые и стаканы полупустые, сахарницы и ложечки  сгрудились на одном краешке стола. А весь остальной стол от края до края завален картами, планами, графиками, огромными непонятными фотографиями. И стопками листов машинописных текстов. Под столом – новенькое сукно генеральских брюк с лампасами, хромовые сапоги и лаковые штатские ботинки. Сквозь табачный дым негромко журчит разговор.
- Значит, нечистая сила грозит сорвать наши планы, серьёзно затормозить реализацию нашего атомного проекта?
- Выходит, что так.
- И мы, коммунисты, люди с марксистско-ленинским, атеистическим мировоззрением, вот так вот спокойно, без улыбки говорим об этом. Не странно ли?
- Странно. Но другого объяснения пока нет.
- Есть такая пословица, что на войне не бывает призраков, а бывают враги. Вы эту версию рассматривали?
      Оказалось, что эту версию рассматривали очень и очень пристально. Сразу же предположили, что беспричинный парализующий страх вызывает какое-то излучение. Источником  этого вредоносного излучения мог бы быть некий аппарат. Естественно, находящийся во вражеских руках. Перерыли всё, что могли. Ни в самом посёлке, ни вокруг  не нашли ничего похожего на какой-либо аппарат, могущий что-то излучать.
- Как же вы можете утверждать, что излучателя нет, если вы даже не знаете, как он выглядит?
- Видите ли, все умные люди, а особенно люди, обладающие специальными знаниями, у нас под контролем. И невозможно изобрести нечто значительное так, чтобы это прошло мимо нас. Особенно в такой важной сфере как управление  психикой людей.
- Невозможно где? В этом посёлке? В стране?
- Да, пожалуй, и во всём мире. Мы контролируем все научные институты и лаборатории. В связи с «дорогой страха» мы запросили сведения о подобных разработках в наших резидентурах за рубежом. Отовсюду ответ пришёл отрицательный.
- Значит здесь не наука, здесь мистика.
- Да, получается так. Но у нас и в этой области есть неплохие специалисты.
        В пользу мистической версии говорило и то, что у местного населения, так сказать, у аборигенов, издавна существует легенда о Лешачьей тропке. Раньше на местный фольклор просто никто не обращал внимания. Теперь же придётся к нему присмотреться внимательнее. Совещание шло ещё какое-то время. Постановили, что нужно решить эту проблему за две недели. Каким угодно способом.
         График работ на пусковых объектах первой очереди был расписан по часам. Но две недели выкроить было возможно. Зато потом придётся ещё увеличить темп работы, чтобы нагнать потерянные дни. Увеличить темп строительных и монтажных работ, который и без того был бешеным. Выдержат ли люди? Должны выдержать, ведь они же советские люди, не какие-нибудь там. А тому, кто внесёт наибольший вклад в решение этой проблемы, партия и правительство подарят автомобиль ЗИМ. Щедрый подарок. Но как говаривал товарищ Сталин, каждый труд должен быть оплачен.
- Кстати, Павел Яковлевич, всё это есть, если говорить казённым языком, обыкновенное нарушение режима. Ведь что они сделали, эти воображаемые лешаки. Они проникли на территорию объекта, нарушили режим, только и всего. Значит, это по вашей части. Вот и действуйте. Назначаем вас ответственным за это дело, и через две недели ожидаем от вас доклада об успешном решении проблемы.
           Мешик не