дать конкретных предложений. Он мог показать направление исследований, предложить пути, которые видел, но что и как делать – увольте. Поэтому долго пришлось крутить вокруг да около, пытаясь облечь увиденное в форму, по возможности не отторгаемую вредным прикладным снобизмом.
Сегодня с самого утра профессору казалось, что задуманное у него получилось. Работа для Авалова была закончена, внутри временно поселилось радостное опустошение, погнавшее из дома на прогулку.
Самоустранившись частью сознания от пустой гульбы, профессор принялся повторять по памяти узелки, которые навязал для Авалова, соображая, не упустил ли чего.
Умственная работа отвлекала от грустных мыслей про наследника и внука, давненько не звонившего и не появлявшегося под их с бабушкой очи. Штиль и очистившееся от облачков небо – огромное, с ласковым задорным солнышком, помогали сосредоточиться.
Текст, который он подготовил, назывался «О локации «радиолокационных невидимок» и состоял из двух разделов – «1.Постановка задачи» и «2.Вариант решения (альтернатива для системного анализа)».
Попытавшись на ходу переделать название и не преуспев в этом занятии, Бухман решил восстановить многострадальный подзаголовок, который раза три уже удалял и впечатывал заново: «Вненаучный взгляд М.Б. Бухмана, сознающего дискуссионность текста». Так показалось лучше: и авторство есть, и читателю поклонился.
К определению объекта исследования, которое было максимально сфокусировано на свойстве «невидимости» – «воздушно-космический объект, недоступный радиолокационному наблюдению по вторичному излучению», он решил дать сноску, уточняющую рамки задачи: «Здесь не рассматриваются радиолокация с активным ответом и пассивная радиолокация. Локация наземных и надводных «невидимок» заслуживает отдельного рассмотрения». А в следующие за определением пояснения о заведомом бессилии методов активной радиолокации против таких «невидимок», – добавить намек на извечную проблему обнаружения маловысотных целей. Незнакомому с ним специалисту станет понятно, что автор когда-то работал в радиолокации, а если стучится в открытую дверь, то только потому, что давно потерял связь с этой областью знаний.
Дальше в тексте был эмоциональный заброс в неведомое, заглядывать куда с каждым днем профессору нравилось все больше. «А что уж говорить о недалёком будущем, когда большинство целей «оденутся» в полностью неметаллизированные оболочки и перестанут ощутимо отражать электромагнитные сигналы любого происхождения?!... О таком варианте обозримого будущего радиолокации надо думать, не ожидая, когда «петух клюнет». – Эти слова точно надо оставить. К тому же на эмоции люди лучше отзываются.
Подумав еще, что технари не любят чужих терминов, он решил раскрыть понятие «девиантной» науки, к которой относил свою гипотезу, – «охватывает пионерские исследования, не укладывающиеся в общепринятую (академическую) физическую модель, и отражает факт противостояния школ новаторов и консерваторов».
Расквитавшись с вводным разделом, Бухман перешел к основному, где в новом сжатом виде представлял свою гипотезу «несилового поля»-хранителя информации и формулировал, как на ее основе работать с «невидимками».
Здесь ему нравилось все. «Чтение» пошло как по маслу.
Изложив суть гипотезы и подкрепив свои рассуждения об информационном поле авторитетом Н. Винера, А. Эйнштейна и известного в 1980-е годы японского физика Р. Утиямы, Бухман очень логично подходил к призыву задуматься над своим предложением, даже если оно покажется на первый взгляд чистой воды фантазией.
«Скепсис прагматика в системном анализе неуместен – все возможные альтернативы должны конкурировать на этапе системного выбора альтернатив.
И, тем не менее, нельзя отмахнуться от вопроса: когда такая альтернатива станет реальностью? И вообще, реальна ли она? Практики, инженеры ждут от физиков доказательств, и не в будущем, а сейчас. И даже если доказательства есть (а они есть, но, судя по реакции академической физики, не очень убедительные), то как использовать данные информационного поля для нужд локации «невидимок»? Ответов нет, но это не тупик!
В истории науки и культуры в целом известны многие открытия, концепции и предсказания, казавшиеся поначалу фантастическими, псевдонаучными, а через относительно недолгое время ставшие обыденными и воплощёнными в учебниках и технических изобретениях (гелиоцентрическая система Коперника, неевклидова геометрия Лобачевского, Гаусса и Больяи, частная и общая теории относительности Эйнштейна, космическая концепция Циолковского, технические идеи Да Винчи, фантастические проекты Верна, законы роботов Азимова и др.). В начале XX в. радиолокация тоже казалась фантастикой, хотя А.С. Попов ещё в 1897 г. обнаружил эффект вторичного излучения радиоволн кораблями».
Поняв, что слишком увлекся громкими именами, профессор решил закругляться: «Полагаем, что и в интересах локации «невидимок» следует поддержать физиков-новаторов, работающих в этой области, или, по крайней мере, не мешать им в таких поисках обвинениями в лженауке. В свою очередь, физики, проводя тонкие исследования на грани «посю- и потустороннего», не должны превращать полученные результаты в одно лишь спекулятивное знание, не поддающееся убедительной верификации и не требующее доказательств».
Замечание про лженауку было, возможно, не к месту, но его очень хотелось оставить. Подумав, Бухман решил добавить здесь сноску: «При Академии наук действует «Комиссия РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований» (46 членов, из них 26 академиков). Названные Комиссией лжеучёные подвергаются обструкции, ограничениям в финансировании и публикациях. Такие комиссии с инквизиторскими правами известны в прошлом. Так, во времена святой инквизиции каноник костёла Коперник до конца жизни (1543 г.) боялся публиковать свою «ересь». В XIX веке, когда «отловом лжеучёных» стали заниматься академии наук, К. Гаусс и Я. Больяи не рисковали оглашать о создании (независимо от Лобачевского и друг от друга) неевклидовой геометрии. Печально, что этот анахронизм дожил и до современной России».
Заканчивали текст цитата С.И. Вавилова, подчеркивающая обоснованность надежды на решение проблемы «невидимок» обновленной физикой, и небольшая библиография, начинавшаяся подаренной профессору книжкой по теме от коллектива авторов под редакцией Авалова и включавшая «Кибернетику» Винера, «Причинность и случайность в современной физике» Бома, «К чему пришла физика» Утиямы и собрание сочинений Вавилова – коротко и со вкусом.
Бухман довольно хмыкнул, развернулся в сторону дома и, размахивая руками, ускорил шаг.
Хватит ему переливать из пустого в порожнее. Надо «добить» текст, пока он в голове, и сегодня же переслать его уважаемому Сергею Сергеевичу Авалову на электронную почту института.
2
– Петрович, ты не занят? Не мог бы подойти ко мне на минуту? – Васильев словно елей лил в телефонную трубку, – значит, ему понадобились мозги Иванова.
Петр Петрович понял это с самого утра, когда сотрудница сказала, что Васильев искал Иванова накануне, за пару минут до конца рабочего дня, – спрашивал про его здоровье, интересовался результатами анализов. Кто ему рассказал? – Начальник Иванова, больше некому.
Васильев считался в институте руководителем научной школы, в которую входил Иванов, а еще, будучи в командной свите, с высокого согласия опекал отдел, из которого вырос, поэтому озадачивал Петра Петровича напрямую, не тратя время на общение с его непосредственным начальником. В принципе можно было послать Виктора Викторовича «лесом», но напрашивающийся ответ «не могу» в отношении Васильева быстро становился себе дороже, – Петр Петрович это уяснил давно.
Когда Иванов зашел в кабинет Васильева, хозяин поднялся из-за длинного стола и пошел навстречу, протягивая руку. Его пиджак остался на спинке кожаного кресла, широкий узел галстука был расслаблен, лиловая плотная рубашка по-домашнему приподнялась на образовавшемся от сытой жизни животе, готовясь вылезти из черных полушерстяных брюк, прищуренные карие глаза радушно светились, освежая одутловатое щербатое лицо, быстро стареющее перед приближающимся 60-тилетием, – полная демонстрация открытости и дружелюбия.
– Петрович, помоги, – сказал он, дежурно спросив про здоровье и искренне порадовавшись, что все у Иванова в порядке. – Тут командир просит ответить очередному гению.
– Я прочитал, расстроился, – продолжал Васильев, протягивая распечатанные листы, – могу отрубить грубо. Ты у нас помягче. Посмотри, пожалуйста, что можно сделать, будь ласка.
– Что это? – Иванов осторожно взял бумагу. – Кто?
– Какой-то Бляхман проникся нашими проблемами. Излагает философское решение ни о чем, каких я могу предложить с десяток.
На столе Васильева зазвонило сразу два телефона. Взяв в каждую руку по трубке, одну из них он попросил минутку подождать, вторую выслушал, громко отвечая «Да!», «Так точно!», «Есть, товарищ командир!» Положив вторую, несколько секунд слушал первую, но быстро перебил, сказав, что все помнит, уже звонил, знает, как решить вопрос, и что перезвонит, когда освободится.
– Меня Авалов вызывает, – сказал он Иванову. – Давай, я распишу вам письмо.
Расписал, довольный тем, что Иванов освобождает его от ненужной мороки, придал лицу выражение озабоченности, наклонил голову вперед и решительно вышел из кабинета, затопав каблуками по гулкому коридору.
История отношений Васильева и Иванова была долгой, насчитывающей много заслуженных и незаслуженных взаимных обид, отчего Иванов научился психологически защищаться, стараясь по возможности уходить от работы, которая всегда фактически была работой Васильева и которую тот очень умело перекладывал на другие плечи. Понимающий все без слов и умеющий давить Васильев напор в отношении Иванова поубавил и ловил его на более эффективных в сложившихся обстоятельствах эмоциях, вроде показной доверительности общения или лести к талантам подчиненного.
Сегодня Васильеву повезло: Иванов клюнул сразу, будучи под впечатлением вчерашнего посещения поликлиники.
В отличие от Васильева, всегда ответственно следившего за своим здоровьем и не стесняющимся обращаться к врачам, Иванов был из той большей части мужского сообщества, которая не любила ходить по больницам.
На эту нелюбовь у него наложились еще соображения о мотивах деятельности врачей в современных условиях, когда эффективность любой работы меряется деньгами. По всему выходило, что лечиться было глупо. Платная медицина была заинтересована в том, чтобы лечить дорого и постоянно, как она с удовольствием лечила Васильева. А страховая бесплатная – побыстрее отделаться от пациента, поставив себе галочку.
Поэтому уже давно среднего роста седеющий человек с небольшой головой, в которой постоянно роились мысли и иногда рождались дельные идеи, лечился народными средствами, не отказываясь, впрочем, от редких флюорографии и медосмотров на предприятии. Но и он, как ни оттягивал, все-таки не смог обойтись без похода к врачам, где все оказалось не так печально, как ему
