Кубанский шлях. Глава 5. За Доном

За Доном

  Лунная дорожка  и частые звёзды, отражающиеся в воде, завораживают таинственностью. Тишина. Слышен только лёгкий всплеск воды от весла. Бударка пристала к берегу. Первой из лодки выпрыгнула собака, и  за ней – люди.
         Фрол с восторгом посмотрел вдаль, пытаясь увидеть новую землю. Но ещё темно и подробности не различимы. Всё равно ликующая радость переполняла его:
– Вот она, воля!
        Степан тоже довольно расправил плечи, вздохнул полной грудью,  присоединился к  Фролу:
– Вольная земля!
        Павел, не разделяя их восторга, – для него это будничность, всё же поддержал их:
– Да, ребяты,  Задонье! Казакуйтя!
Он стал лицом к степи и, со знанием дела,  произнёс обычное напутствие,  повторяемое не один десяток раз:
– Слухайте: будете идти – чтоб солнце из-за левого плеча. Направо не завертайте. Там на Мокрой Чубурке староверское селение. Они казаки, в нашей одёже ходять, так же дерутся как мы, саблями и шашками, только злые. К себе не подпустять, и даже воды не подадуть. Слева озорують наши казачки́, разбой творять. Вам идти прямо. Апосля, вёрст через семьдесят, явится река, ногаи её называють Е́я или Ея́. Их не разберёшь. Не такая широкая, как Дон-батюшка, но стружки Стеньки Разина в устьице захаживали. За рекой начинается дикая степь, а там  и наши, и ногайцы, и татары, и разбойники. До самой Кубани. А за ней  сторона Черкесия.   Раздобудьте себе коней, а потом уж  выбирайте место. Можеть, прибьётеся к кому, к кордону какому-нить, запишитеся в казаки… Ай, наблукаете, чаю…. Тольки не попадайтеся на глаза ногайцам и татарам, поймають и продадуть туркам в рабство. Они хоть и за нас, но сами по себе. Запомните: только труса пуля и сабля всегда найдуть, а смелого и смерть побоится, сторонкой обойдёть. Ну, бывайте, помогай вам Бог.
Павел перекрестил приятелей на прощанье, сел в бударку и, не  оглядываясь, поплыл к противоположному берегу.  Товарищи  со смятением посмотрели ему в след.
– Что, Степан, боязно?
        – Да, как-то не по себе стало. Незнаемое, неведомое…
         – Всё ж лучше, чем ноздри вырвут и на каторгу, – подвёл черту Фрол.
С восходом солнца беглецы тронулись в путь. Пока оно светило  сзади,  Степан и Фрол  шагали довольно бодро, обращая внимание на всё, что встречается на пути.   Жёлтая, выгоревшая бесконечная степь: с пожухлой травой, отцветшим ковылем, с редкими балочками  в зарослях  тёрна, шиповника, калины, бузины. Ближе к полудню – солнце в глаза, знойный ветер, бьющее по ногам сухое перекати-поле, запах терпкой полыни и усталость.
К вечеру встретилась на пути гора на ровном месте. Они даже обошли вокруг, дивясь  её правильному, округлому виду.
– Не иначе люди насыпали. Для чего сей курган, неведомо, – заметил Степан.
– Знамо дело, люди. Для чего-то нужно было. Может быть, на нём дозор стоял, смотрел кругом, чтобы врага не допустить к селению.
– А селение где?
– Враги, наверное, разорили, время тоже не пожалело….
В первый день, любопытство, конечно, преобладало над остальными чувствами. На другой день та же картина: степные дали, непуганые птицы и звери, запахи  незнакомых приятелям трав –  и снова горячий ветер. Приятели уже не столько глядят по сторонам, сколько вперёд.
– Идём, идём, и ни-че-го, – сокрушается Фрол.
Степан, подозвал разгулявшуюся собаку, в сомнении покачал головой:
– Не сбились?
– А кто ж его знает! Вроде, идём прямо.
Из-под ног выпорхнули фазаны, вокруг свистят перепела. Лёгкая добыча! Но приятели не останавливаются. Еда есть, что ещё надо! Водой бы разжиться. Попробовали вчера  набрать её из речушки, покрытой плесенью, водорослями, тиной, – бр-р, отрава!
– Смотри, лошадь! – зашептал восхищённо Степан, указывая на курган, опять возникший на горизонте. На его вершине, в блеске утренних лучей солнца, красовался поджарый конь. – Давай, поймаем! Нам же нужны кони!
Фрол усмехнулся:
– Ай, не поймаем. Ты что не понял? На горбине  дикий конь. Зверь, одним словом. Вот смотри! – Фрол свистнул – и конь в мановенье ока исчез.
Солнце уже в зените. Ни лесочка, ни тенёчка. Сели обедать на солнцепёке, запили теплой солоноватой водой из Павловой кубышки, и дальше в путь…  
Солнце на закате – усталые приятели, изнывающие от зноя и жажды, медленно бредут по выжженной степи, следом плетётся пёс с высунутым языком. И только ночь останавливает их движение. Где тьма застала, там и легли, пожевав остатки   засохшего хлеба.
На пятый день  уже с раннего утра  товарищи почувствовали иное   дыхание ветра, злое, обжигающее. Солнце  сначала побледнело, а потом и вовсе скрылось за пыльной пеленой. Запершило в горле. Затем стало трудно дышать. Ветер усилился:  он жёг кожу, засыпал пылью глаза, нос, рот. Потеряв направление, Фрол и Степан брели наугад, пока не поняли, что сбились с пути. Укрыться было негде, и они, ничего не видя вокруг, продолжали движение …. Им казалось, что идут бесконечно долго. Хотелось  есть, но на пути никакого затишка…. Беспросветная, серая от пыли степь и ветер….
– Давай, Стёпка, остановимся, – прошептал Фрол.
– Где?
– Да прямо тут, – Фрол в изнеможении опустился на землю, – закроемся одёжей и будем лежать, пока не закончится ветер.
Степан присел рядом и устало пробормотал:
– Да, откуда нам знать, когда он закончится!? Пожалуй,  занесёт нас песком и пылью, умрём от голода,  жажды и никогда не увидим казачьей воли….. Нет, надо идти.
Степан тяжело встал и протянул Фролу руку. Так они и шли, взявшись за  руки, навстречу суховею,  теряя счёт времени.
Долго ли шли, коротко ли…. И вдруг, как в сказке, перед ними встала рукотворная стена – высокая  плотная  изгородь, зеленеющая ракитником. Что, кто за ней? Приятели не знали – радоваться им или огорчаться. Но что укрыться от ветра за плетнём смогут, точно. Около получаса шли вдоль него – ни калитки, ни ворот. Тогда они стали кричать:
– Откройте, откройте!
Никого. Им казалось, что здесь, в этом месте, уже были, что идут  и кричат по кругу второй раз. И когда их терпение и силы иссякли, неожиданно  прямо перед лицами приятелей приоткрылось окошко в плетне,  и в нём показалась бородатая личность лет сорока:
– Что надо? Чего взгалчилися?
– Откройте!
– Чего это ради! Кто вы такие?
– Беглые мы. Подались было на Дон, а там уже нет воли. Мы сюда. Пусти спрятаться от ветра – дышать нечем.
– А веры какой?
– Православной.
         – Никонианские свиньи, – казак со злостью захлопнул  окошко.  
– Староверы!  – воскликнули путники одновременно, вспомнив предостережения дядьки Павла.
        – Как пить дать, оставят нас подыхать, –   проговорил Фрол, перекрикивая шум ветра.
       Ветер сёк песчинками лицо и руки, забивал глаза. И Степан в отчаянии заревел во всё горло:
– Люди вы али звери?! Откройте!
– Не откроют, –  только успел проговорить  Фрол, как перед ними распахнулась калитка, тоже замаскированная под сплошной плетень.
– Входите! – неприветливо пригласил  их тот же казак,  – суховей пересидите и убирайтеся на все четыре стороны.
Приятели вошли в калитку, следом, поджав хвост, заскочил пёс. За оградой было спокойнее, и не такой жгучий ветер. Первое, что им бросилось в глаза – это чистота и порядок, которые царили в староверском селении. Аккуратные дома с двускатными камышовыми крышами располагались  вокруг площади. Несколько домов было  больше остальных, наверное, для начальства. Все селяне  заняты делом. Кинув беглый взгляд на путников, они продолжали свою работу.  Грязных голопузых ребятишек, как повсюду в сёлах  и станицах, тоже не наблюдалось. Казак пренебрежительно произнёс:
– В дом вас никто не впустить,  в пуньку , рази что….
Он подвёл Степана и Фрола к сарайчику, открыл аккуратную дверь со смазанными навесами и бросил на пол несколько клоков сена.
– Отдыхайте! Нужду справлять ходите дальше от пуньки, за тот бугор. – Где у вас можно набрать воды? –  спросил Фрол. – Пить хочется.
Бородатый строго взглянул на непрошенных гостей и, молча, вышел.
– Да-а, воды нам не дадут, хорошо хоть хлеб остался, –  Степан заглянул в котомку, –  и того только на сегодня.
Фрол сел на сено, задрал штанину: на правой ноге   воспалилась  язва:
– Вишь, уже больно ходить, пекёт. Зола не помогает.
Степан посмотрел на рану:
– Нужен лекарь, иначе заражение начнётся. Так и помереть можно.
– Не каркай, – буркнул  Фрол, – подай-ка мне мешок.
Степан подал приятелю  мешок. Тот, положил его рядом, прикрыл сеном и вытянул ноги.
– У нас воды ни капельки?
Степан отрицательно качнул головой.
На удивление, вода всё же появилась. Её принёс в деревянном ведре молодой парень. Он  тоже неприветливо поздоровался и спросил:
– У вас есть из чего пить? Мы свою посуду осквернять не даём.
– Есть! – радостно воскликнули оба приятеля. Степан снял с пояса кубышку.
Парень отрицательно помотал головой и крикнул кому-то за дверь:
– Давай корыто.
Мальчик лет двенадцати приволок в сарай свинячье корыто, довольно чистое. Парень, наливая в него из кадки воды, приговаривал по-церковно-славянски:
–  Из рожець, онже ядяхуть свинии. Заблудшие сыны Божии….
         – Что он сказал? – Фрол вопросительно посмотрел на Степана.
– Помнишь притчу о блудном сыне? В евангелии? Так вот, этот сын в своих блужданиях  ел из корыта, из которого жрали свиньи. Понял?
– Ничего, смотри, вода чистая, прозрачная. Наберём в кубышку, и из неё напьёмся, и Фрол опустил сосуд в воду. Одновременно в корыто сунула морду измученная собака.
Парень двуперстно перекрестился, пришёптывая молитву. Разобрали только «Господи Иисусе,  помилуй мя грешнаго», постоял немного – видно хотел что-то сказать, потом резко развернулся и вышел.
Поужинав хлебом с водой, приятели завалились на сено и крепко уснули.
Наутро суховей не кончился. Очень хотелось выйти из пуньки, но, опасаясь гнева  суровых хозяев, высунули только за дверь головы. На улице раскольников было немного. Кто-то шёл по своим делам. Пробежала баба с кулём сухого камыша, прошествовал казак в окружении ребятишек. Он что-то рассказывал, они с уважением внимали ему.
– Смотри, Фрол, как у них чисто, и все деловитые, строгие. Мне у них глянется. Остаться бы здесь.
– Ты им не глянешься. Неужели непонятно? Они нас ненавидят.
– Так, спросить можно. За спрос не отвертят нос.
– Всё у них правильно, а воли тоже нету. Одни запреты, – поморщился Фрол.
К пуньке подходил вчерашний молодой парень. В его руках была коврига хлеба и ведро с водой. Угрюмо поздоровавшись, он передал приятелям хлеб, из карманов достал с десяток огурцов, поменял в корыте воду.
Фрол и Степан вежливо поблагодарили его.
– А зовут тебя, как? –  спросил Степан, – я Степан, а это Фрол.
– Антоний, –  хмуро ответил парень.
Степан улыбнулся и примирительно проговорил:
– Хорошо живёте, Антоний. Ладно!
– С Богом, с душой в ладу, вот и ладно.
Парень, прошептав свою молитву,  перекрестился, спросил:
      – Что ж вы никонианской веры, а бегите с Руси?  Это нас, христиан истиной веры, гонять отовсюду. Нашу братью – казаков многих пытали и кнутом били и носы и губы резали напрасно, и жен и девиц брали на постели насильно и чинили над ними всякое ругательство, а детей наших младенцев по деревьям вешали за ноги. А от веры отцов и дедов мы не отказались, как вы.
– Дело не в вере, Антоний.
        Степан задумался и, с натугой подбирая слова, выговорил:
– Воли