придется поработать. Передохнуть, вновь доверив заготовку углям, собрать мысли, не допуская анархию сознания. Напиток, изготовленный Динарой, сейчас кстати. А это еще кто?..
Красная лампочка на личной рации замигала, извещая о тревоге. Подкова, недообработанная, отправилась на верстак.
- Я слушаю! – Кузнецов уловил волнение звонившего еще до голосового сообщения.
- Нарушитель! Неизвестный подводный аппарат приближается к блоку А-Б! – докладывал оператор-горняк, глава семьи, сейчас дежурившей на западном рубеже, в секторе 23. Поочередно все ячейки россибов усиливали охрану границы, Урусбаев приглашал внука и правнучку из Кзыл-Орды. Льгот никто не имел и не просил.
- Включите отпугиватель! – распорядился Кузнецов, спешно направляясь в свой командный пункт. – Да, замутните воду перед блоком.
- Исполняю! – ответил горняк. Понятно, что позже последуют другие приказы, на место прибудет специальная группа акванавтов. Подлодка прячется под льдины.
«Сбор» на этот раз был экстренным, надо как-то отражать вторжение. Обычного звонка от генерала Кобова не последовало, но было ясно, что подводный нарушитель явился не с добрыми намерениями. Кто и зачем – им решать на месте, благо, средства отражения весьма убедительны. Дар Иванович смог убедиться теперь сам в способности «зайчика» предупреждать о том, что случится. А если все-таки совпадение? Пусть так или этак, но отсутствие привычного предупреждения от Валентина Степановича его настораживало. Ушлый чекист раньше такого себе не позволял, сообщая о возможных провокациях заранее. И почему лодку или батискаф обнаружили так близко от рубежа? Что случилось с проверенными приборами?..
3. Предыстория назревавшего знаменательного события была более чем печальной. Парадокс! Загнивание цивилизации как бы поощряло жалкие попытки землян проникнуть в космос лобовой атакой, не очень-то задумываясь о том, ждут ли нас там?
- Вторая отделилась, третья… - юношеский восторженный голос сотрудника не очень-то вдохновлял Валентина Степановича Кобова, солидного, много повидавшего генерала. Скрывая деловитостью напряженное ожидание, он переглянулся с давним знакомым, почетным старожилом космодрома Низамом Урусбаевым. Сейчас тот не удалой сержант и не старшина в роте охраны в/ч 93764, а продвинутый ученый народной монархии, верной союзникам России. Представитель влиятельного субъекта Конфедерации, а по совместительству особый поверенный правящей в этих степях династии. Но Кобов теперь тоже не капитан-особист той же части, а руководитель службы безопасности с особыми полномочиями. Теперь весь Байконур и эта стартовая площадка, в частности, территория суверенного крупного среднеазиатского государства, расшифровавшегося благодаря примкнувшим к нему автономиям. Урусбаевы не только прекрасно уживались с соседями, они ловко примирили враждующие народы, в том числе и с помощью династических браков. В этой, исламской, части Средней Азии такая форма сближения немногочисленных народностей оказалась наиболее эффективной. Низам, узбек по матери и казах по отцу, приложил к этому немало сил. Советская общность помогала. Он, как и Кобов, ведал о прежних, не всегда удачных, пусках с данного старта вовсе не понаслышке.
О том, что последний запуск неудачен, они узнали позже. Непонятные сбои в программе или неисправности электроники? Генерал срочно вылетел в Москву, предвидя, что на Совете Безопасности прятать глаза придется и ему. На этот раз Президент может принять суровые кадровые решения, хотя Кобова он и поддерживает.
Профессору Урусбаеву спешить было некуда: он у себя дома. Ученый-физик, он в последние годы углубился в эзотерику, искал в тайных знаниях ответы на волнующие его вопросы. Переживая, как и Кобов, он надеялся на родную степь, окружающую жилой сектор, МИК и старт, на весенние тюльпаны, ненадолго преображающие засушливый ландшафт. Периметр сейчас почти не охраняется, не то, что во времена могучей советской империи. В другом времени, в другой стране младший сержант Урусбаев, только что прибывший из «учебки», обнаружил, что «старик» Георгий Кузнецов склонен к поэзии. Взаимопонимание с «дембелями», особенно ефрейтором Кузнецовым, ему было необходимо, как воздух степи. В роте охраны всего три офицера; дисциплина держалась на старшине, сержантах и понимающих старослужащих. Это в соседних подразделениях, у технарей, офицеров как патронов на оружейном складе. Лейтенанты – начальники отделений, расчетов, многие окончили КАИ и МАИ, по натуре – правдолюбы. Дедовщину своим напором недавних студентов на корню рушат, большинство живет за дорогой, в гостиницах, честно отслуживая свой год. Если останутся, заведут семью, то получат квартиры в основном в Ленинске, а их территория пребывания обозначена по-почтовому «Ленинск-7».
Туляк Кузнецов проникновенно пел о том, что «Тула веками оружье ковала, стала похожа сама на ружье», но втайне и сам сочинял. «Старикам» положены теплые посты, чаще в машинно-испытательном комплексе, возле секретных комнат в Управлении. Посты не так почетны, как «первый», в штабе, возле знамени полка, там и моргать не положено, но ротных авторитетов это теперь не колышет. Они перетерпели зимнюю стужу и летний зной возле складов и на периметре, теперь настала очередь «молодых», хотя те всего на год-полтора их моложе. В МИКе буфеты, женщины из КБ, конструкторы. Урусбаев не согласен с этим, но терпел, сам «молодой» среди сержантов. И через день на ремень. Но «борзеть», измываться над «салагами» в своем отделении он не позволит! Кажется, Георгий самый понимающий из «дедов».
Впрочем, как говорят русские, «и на старуху бывает проруха», и «не всегда коту масленица». Двум «старикам», пойманным патрулем во время болдения от дури, гашиш и мак чуть судьбу не исковеркали. Могли и в дисбат загреметь, да «батя» пожалел. Командиру роты выговор, замполиту тоже, особист Кобов врача подключил: у кого, через кого, есть ли родственники за границей? Так измотал, обещал семьи тряхнуть, что начинающие наркоманы скулили на «губе», как голодные щенки. Замяли внутри части, незадачливые курильщики получили «льготы» до самого дембеля. Лично «батя» приказал: ходить им через день на ремень в караул при комендатуре – патрулями и выводными. Самое позорное – выводить своих же из камеры на прогулки, не разговаривать, не давать закурить. Комендант все видит, одно замечание – и дембель затянется на полгода. «Бате», то есть командиру части, дается такое право.
Комсомольское бюро также осудило «куряк», ефрейтор Кузнецов предложил бить по губам за это. Он-то наблюдал еще «салабоном», как очумевший любитель зелья чуть беды не натворил, вовремя автомат отобрал помначкора. Хоть и «дед», но доброжелательный, справедливый. Урусбаева тянуло к Кузнецову, и он решил навестить того на «льготном» посту.
«…Здесь лишь саксаул да колючки,
Барханов сыпучий песок.
Пугает варанчиков в норках
Тяжелый солдатский сапог»,
- сочинял Кузнецов, сидя на стуле, прислонившись спиной к батарее и будто не слыша тихо подходившего к нему Урусбаева. В суточном карауле младший сержант являлся одним из разводящих. Проверил наружные посты, заглянул погреться в Управление, отпустив в теплое здание караульного из бодрствующей смены. Устав гарнизонной и караульной службы предписывает проверять посты не в одиночку. Начкар, помощник или разводящий должны услыхать за десять метров положенное: «Разводящий, ко мне, остальные на месте!». Часовой узнает командира, тот прикажет другому караульному временно взять пост под охрану и побеседует с часовым. На внутренних постах такого не требовалось, коридор возле опечатанных кабинетов хорошо освещался и проглядывался. Разводящему хотелось поговорить с ефрейтором наедине, и он словно уловил для этого подходящий момент. Кузнец-молодец не дремал, он сочинял, не теряя бдительности. Напрасно его молодой командир отделения пытался подойти незаметно поближе; Георгий получал «ефрейторский» рубль заслуженно, но «лычку» принципиально не носил. Командир роты, его замы и старшина смотрели на это сквозь пальцы – лычка не жаловалась солдатами их подразделения. В штате была единица, платили за звание не три рубля восемьдесят копеек, а на целый рубль больше. Предполагалось, что солдат-отличник, гордо носивший на груди значки, - надежный помощник командира отделения. Урусбаев, получавший десять восемьдесят, надеялся видеть такового в Кузнецове, ведь тот авторитетен в их казарме. Именно тогда, когда дембель был творчески воодушевлен. И замкнулся долгожданный контакт.
- Стой! Ты один? А я вот… полюбил свою степь, младшой! – Георгий встал, разминаясь. – Но на сверхсрочную не останусь, поэтому не вербуй!
- Сапоги и панама надоели, Кузнецов?
- Ну, «кускам» и «прапорам» можно и в ботинках, - ответил Георгий. – Лесов хочу, реки Тулицы и Упы. Ваша мелкая Сыр-Дарья меня не устраивает. Хотя здесь очень интересно!
- Мог бы остаться тут на гражданке, - напомнил Низам. – Зарплаты хорошие, снабжение, «пуп земли» - Байконур!
- Ну да! Мастеровой, вроде меня, в МИКе больше директора в Туле зашибает. Но нет, февраль короткий, а дембель в июле. И прощай, Тюратам, мама родная… - Кузнецов имел в виду ближайшую железнодорожную станцию.
Оживленная трасса рядом, космодром шифровали, хотя, кому надо, все знали. У Низама отец железнодорожник не из последних, на БАМе прославился, красавицу-узбечку взял замуж. На ударных стройках – интернационализм, комсомолка из Узбекистана окончила педучилище, убедила семью и настояла. Устои сильней, но отец партийный, детей пятеро. Девушке через Сибирь карьера светила, и не одна ехала – с братьями и дядей. Путейцу Урусбаеву, потомку знатного казахского рода, пришлось долго добиваться руки учителки и комсомольской активистки. Калым не калым, однако, родственники торговались упорно. Свое веское слово сказали деды: аксакалы были ветеранами и воевали в знаменитой панфиловской дивизии. Сближение двух влиятельных среднеазиатских родов очень пригодилось, когда распался Союз и по Средней Азии пошли междоусобицы. О таком грамотный казах Низам и хороший слесарь Георгий тогда и не подозревали. Оба любили свою державу, СССР, готовы были за нее жизнь отдать, вовсе не догадываясь, что живут в «эпоху застоя».
Урусбаев, помнивший строки Абая и Пушкина, сообразил, как наладить взаимопонимание. Нет, сам не сочинял, но цитировал с удовольствием, как на русском, так и на казахском и узбекском. Неуставная беседа несколько затянулась, но никто не подслушивал, у Кобова – лимит «жучков».
Душевный разговор дал свои всходы довольно быстро. Георгий и его друзья охладили излишний «дедовский пыл» солдат своего призыва. Одно дело – наряд «полы», теплый пост. Совсем другое – оскорбления, доходящие до рукоприкладства.
- Наглеть не надо, парни! – рассуждал Георгий. – Знаете, за это в бою можно пулю в
