Совет да любовь, дорогие товарищи!, или Компот как зеркало эпохи перестройки (рассказ-воспоминание)

непонятно кого, и непонятно зачем. А вот этот лысый старикашечка с огромным унылым носом уже который раз неприлично-шумно сморкается в предварительно выстиранный платок второй свежести, заботливо отстиранный и тщательно вывглаженный его уже увядающей супругой, и в его чуть подрагивающих руках, больше привыкших к лопате и стакану, эта повседневная принадлежность всякого воспитанного человека смотрится трогательно и до смешного нелепо. А вот окончательно ошарашенный жених и пристроившаяся у него под мышкой бледнеюще-розовеющая невеста в фате. Ох уж этот трогательный символ девичьей невинности! Она гордо несёт его на своей теперь уже замужней голове, и вылезающий на нос живот подтверждает, что до только ещё предстоящей первой брачной ночи она решительно не позволяла своему жениху ни за что и никогда, и ни под каким предлогом, а дальше – посмотрим, сколько денег будешь в семью приносить и сколько мне, счастливой, отдавать!
А вот и собственно торжественный церемониал. Под марш Мендельсона очень серьёзного вида тётка, стоящая как в окопе полного профиля, за монументальным казённым столом, и какой-то совершенно посторонний, очень подозрительный тип в казённом пиджаке и с широкой алой лентой через плечо, при более детальном рассмотрении оказывающийся постоянным здесь представителем городской администрации, начинают давно отрепетированный и бесчисленное количество раз обкатанный предыдущими сочетаниями парад-алле. Тётка нужна для озвучивания соответствующей речи, подачи соответствующего гроссбуха, где молодым нужно поставить свои (и только свои!) подписи, а гражданин внимательно и строго следит за брачующимися, готовый моментально пресечь любую попытку побега из-под венца. У него не побалуешь, потому как он - при исполнении! Как будто с небес сыплются трогательно-торжественные в своей наивности слова: « Сегодня у вас торжественный день… вы становитесь мужем и женой (радость какая!)… обменяйтесь кольцами (не жмут пока?)… распишитесь здесь и здесь… счастья, здоровья и благополучия… достатков без убытков… назло врагам – на радость маме… чтоб имелось и моглось, чтоб хотелось и еб… Ну, целуйтеся же, целуйтеся, уже можно без оглядки… «горько» пока не орите, ещё успеете, ещё надоест…». И уже на улице: « Где машины, где эти грёбаные машины, мать..!... а где мы будем кататься? – куда повезут, туда и покатишь… дядя Петя! Дядя Петя! Где этот старый м..дак? – Он пиво пить пошёл. – Какое пиво! Нету сейчас у нас в городе никакого пива! У нас сейчас сухой закон! Все пивные закрыты! – А он пошёл. Он сказал, что вон там, за помойкой, пивная. «Три поросёнка» называется. – Какие «поросёнка»! Их уже двадцать лет как закрыли, этих «поросёнков»! Там уже тыщу лет молочная кухня с музыкальным училищем! Сидите в своей деревне, ни х… не знаете! – А он всё равно пошёл. Ему что пиво что молоко, что самогонка – одна колбаса… ну где же эти грёбаные машины! А. вот! Ну, залезаем, залезаем! Кукле на морду не наступите!  Кто гондоны надувал? – Я. Только это не то, что вы сейчас сказали, а разноцветные детские шарики. Для украшения. – Я понимаю, что не для использования! А чего они у тебя уже так некачественно сдулись? - Во мне воздуху на них на всех не хватает. – Насосом надувай, если дуть не можешь!… дядю Петю загрузите из молочной кухни! Ах, он уже выпимши? И где, старый раздудуй, только нашёл! Ну, поехали!». Нарядно разукрашенные большими пластмассовыми куклами и воздушно-презервативными разноцветными шарами, автомобили в большинстве своём пока что отечественного производства недовольно пыхтят выхлопными газами и сыто урчат моторами, готовые сорваться с места и нестись в совместное счастливое будущее. И, наконец, часам к пяти - подкат к праздничному столу, на котором всё пыхтит, всё скворчит и радует даже самый придирчивый взгляд. А вот теперь можно присесть и отдышаться. Уф-ф, жарища!

Наши герои второго плана (имеются  в виду родители с обеих сторон) в результате продолжительных переговоров пришли к очень мудрому решению. Они решили не прибегать к услугам кафе и ресторанов, и дело здесь даже не в деньгах. Всё правильно: свадебное торжество – штука всё-таки домашняя, семейная, келейная, нечто вроде дружеских посиделок, и поэтому любой официоз здесь совершенно неуместен. Поэтому и торжествовать лучше в домашних условиях, благо такая возможность имелась: сам папаша Бенгальский был родом из Бочманова, городского района на берегу Оки, где дома были сплошь «своими», то есть, частными, никаких квартир и никаких многоэтажек, а земельные участки при этих домах ограничивались не куцыми двориками, а приятно ласкали взор раздольем соток на десять-двадцать, никак не меньше. Здесь, в Бочманове, в родимом доме и жили до сих пор престарелые бенгальские родители, соответственно –леночкины дедушка и бабушка (уточняю: тот ещё дедушка! Достойный пример для своего не менее достойного сыночка и дорогой внученьки! Старый большевик, достойный многолетний носитель высокоморальных удоев! То есть, устоев! Конечно, устоев! Удои – это у коров. Которых скоро порежут, потому что говядину, оказывается, выгоднее за взятки покупать у капиталистов.)
Да уж, и Бенгальские, и Паровозовы постарались-поднапряглись на славу, от души тряхнули мошной! Такой стол – он и в Бочманах, и в Кремле, и в Белом доме (  в местном, и  в московском, и в американском) и в Африке, и  в Антарктиде – всем столам стол! Салаты, купаты, галушки и ватрушки. Поросята молочные, только утром со свинофермы привезённые и сразу же для томления в под печной засунутые. И вот уже они вынуты оттуда -  и вот они уже здесь, на столе! Разлеглись-развалились по корытообразным блюдам боками румяными, и лежат себе, и смотрят с этакой высокомерной снисходительностью: дескать, чего, граждане, не захлебнулись ещё слюнями-то? Ну, погоняйте их пока по горлам-то, погоняёте! Рано ещё! Как говорится, каждому поросёнку – свой персональный хрен!
А вот рыба заливная. Нет, она не из кинофильма «Ирония судьбы…», которая «эта ваша заливная рыба – такая гадость», совсем нет! Потому что такую рыбу, которая сейчас находится на столе,  прежде чем кушать ( а кушать её нужно нежно, одними губами), перед поеданием необходимо увековечивать в натюрмортах и запечатлевать в стихах! А вокруг рыбы и поросёнков – ассорти всевозможные и невозможные, нужные и совершенно «не» (но всё равно пусть стоят!), и среди них - непонятное блюдо жульен, краса и гордость французской кухни, и что-то там непонятно скворчащее в глиняных горшочках ( а вот оно-то, непонятно скворчащее - это по нашему, это по-русски!)! И сыры, колбасы и прочая гастрономия, и всё это буквально рыдает у вас на глазах: ешьте нас, ешьте, ешьте! И вазы с фруктами всех размеров, видов и сортов! И цветы, которые буквально везде, и которые уже невозможно нюхать, чтобы не заработать стойкую неизлечимую аллергию с переходом в анафилактической шок, а дальше – в кому (да не КомУ, в смысле -  в рыло, а кОму, в смысле – печальный медицинский термин, тундра ты этакая!), и ещё дальше туда, откуда нет возврата и где присутствия медицины уже совершенно не требуется! И, конечно, стройными рядами – графины, графины, графины! А в этих графинах… Ладно, не будем о грустном. Пора садиться.

- Проходите, проходите, дорогие товарищи! – кудахтала окончательно и бесповоротно счастливая мамаша Бенгальская (ещё бы не счастливая! Такого зятя отхватила! Комсомолец! Настоящий макаронный орёл! Такие раньше целину отважно осваивали, несмотря ни на что, да и сейчас кого хочешь освоят-окучят – запудрят - пригвоздят.) – Рассаживайтесь!
- О, бражечка! – обрадовано тыкал в графин корявым пальцем подслеповатый старичок, наверно, чей-то близкий родственник (это не он ли там, у ЗАГСа, так аппетитно сморкался?).
- Это, дедушка, не знаю как вас звать, компот, - фальшиво улыбаясь, уточняла такая же, как и Бенгальская, окончательно и бесповоротно счастливая в своём загадочном сиреневом платье мадам Паровозова, любовно оглаживая взглядом Леночку (сноха – просто загляденье! И, главное, в фате! Значит, соблюла себя, красавица, в девичьей непорочности до самого венца! Не то что некоторые! Хотя Алику-то и могла бы дать разочек. Ничего, от неё, коровы, не убыло бы. Подумаешь, принцесса какая! Все ж дают! От всех же не убывает!). –Вы наливайте, дедушка, наливайте смело! Он ещё не прокис, он только приготовлен! Пейте хоть прям все упейтеся! Мы его много наварили. Хоть продавай.
-Да! – поддакнул ей папаша Паровозов, с нескрываемой ненавистью глядя на графины. – Здесь этого гавна навалом. Хоть обмойтесь им напоследок – не жалко. И домой нальём.
-Да-а-а! Бражку надо уметь сготовить! – продолжал восторгаться неугомонный старикан (он, оказывается, ко всему ещё и глухой! Из какой богадельни его притащили?). – Нет, сейчас не умеют! Нет!
- Что вы такое говорите, дедушка, - зловещим шёпотом прошипела ему на ухо Паровозиха. – Бражку сейчас нельзя! Сухой закон!
- А как же! – охотно согласился этот глухопердя. – Давненько я бражки не пивал! Вот, помню, в пятьдесят пятом годе, у Парамошки на именинах! -  и он даже причмокнул от сладостных воспоминаний. – Вот уж похлебали! Досыти! Аж до, извиняюсь, проблевамшись!
- Чего-то я не пойму никак, - удивлённо пробормотал один из гортоповских, приглашённых на торжество по папаши Паровозова линии. – Это же компот! Они чего тута, совсем сдурели? Его же на поминках полагается, да и то в конце! Где этот Акимыч-то, старый раздудуй? Совсем наглость потерял?
- Да здесь где-то шлындает… - ответил ему другой коллега по до конца ещё не разворованному энергетическому топливу, тоже с тоской и недоумением глядевший на графины. – Вроде, на терраске был, с невестиным папашей чего-то там шушукался.
- А чего они за стол-то не садятся? – продолжал непонимать непониматель компота. – Им же речи надо говорить! Забракованных поздравлять! Васьк, ты ведь здешних бочмановских самогонщиков знаешь! Слетай по-быстрому, а мы пока твою табуретку посторожим, а то вот эта ж..па… -  и кивнул на аппетитную гражданку справа, строящую ему на всякий случай глазки - …на неё уже давно косится! Давай деньги, братва! Гулять так гулять! Ну, Акимыч! Ну, тра-та-та!

Городской комитет Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза молодёжи -  верного сына Коммунистической Партии Советского Союза и персонально – ставропольского комбайнёра ( у него-то, кажется, одни девки в законном браке) представляла делегация из четырёх человек, кажется, очень ответственных работников, очень! Двое из них были молодыми людьми мужского пола, одетыми одинаково, в казённо-чиновничьи костюмы среднего управленческого звена (один -  с ясным чистым взглядом и подобающей случаю рассеянно-снисходительной улыбкой. Другой, наоборот, со взглядом откровенно мутным, ищущим и чего-то  нетерпеливо ожидающим. Он имел несколько помятую физиономию, которую старался замаскировать такой же, как у первого, фальшивой полуулыбкой). Ещё в делегации была белобрысенькая, розовощёкая и трогательно курносенькая девушка со строгим взглядом из-под модных очков (то, что взгляд был строгим, это казалось только ей, и поэтому никого не напрягал). Замыкал группу мужчина молодёжно-пенсионного возраста (такие вечно