Карандаши для Вадика, или пример элегантной грешницы (бульварный рассказ)

- Жениться тебе надо, - сочувственно говорили Вадику друзья, товарищи и те его старые добрые знакомые, которые всегда чувствуют себя очень плохо, когда другим очень хорошо.
- Ага, - радостно соглашался со всеми ними Вадик, улыбаясь при этом  белоснежными «надироленно-наблендамеченными» зубами. – Конечно. Не хочу. Если только на москвичке.
- Ге же её возьмёшь? – разочарованно разводили руками собеседники. – У нас же провинция! Они сюда не едут. Если только в гости.
- Значит, всё-таки едут, – улыбался Вадик. И чем ему так уж загорелась столица нашей Родины? Деревня, они а и есть деревня. Всего и отличий-то – метро, памятник Долгорукому и пивнуха «Яма» на Пушкинской.
- Хотя  и на москвичке не хочу. Не созрел я ещё для таинства брака.
-Как же так? – удивлялись доброхоты-советчики (а некоторые из них, у кого дочери были на выданье, от такого вадикова весьма циничного откровения даже очень серьёзно расстраивались). – Тебе же уже тридцать лет!
-Ага! – опять «агакал» Вадик и улыбался ещё шире (хотя, казалось бы, уж куда шире?) – А хоть сто тридцать! Хоть миллион! И вообще, чего торопиться-то? Тем более, что у меня вы, примеры, перед глазами. Представляете очень грустную картину последствий своей счастливой семейной жизни. Так что благодарю покорненько. Куёхтайтесь сами, коли напросились со своими высокими чувствами. А мне пока и свободных женщин хватает. Которые облегченного поведения.
Из этого его откровенно жеребячьего, но вполне логичного ответа всем сразу становилось понятно, что он совершенно не задумывается о суетности окружающей всех нас действительности и скоротечности человеческого бытия. А, собственно, почему он должен задумываться? Он не какой-нибудь философствующий богдыхан Конфуций, великий гуманист, из восточно-китайского княжества Лу. И не Толстой Лев, могучий производитель своих бессмертных романов и своих и – до кучи -  крестьянских детей, мировой непротивленец злу насилием. Наш Вадик всем этим непротивленческим богдыханам не чета! Он в институте учится. На четвёртом курсе. Будет простым учителем простой, как вся его жизнь, истории в какой-нибудь самой простой, потому что блата у него никакого нет и не предвидится, средней школе в каком-нибудь средне-простом городке Мухозасранске, расположенном в глухих дебрях такой же простой и тусклой, как вся окружающая действительность, Средне-русской возвышенности. Кстати, учитель истории – это ещё не самая никчемная  специальность. Хотя понятно, что до профессии какого-нибудь ЧОПовского охранника по общественно-государственной значимости и общечеловеческому значению школьному учителю истории как таракану до Луны. Ну, действительно, разве можно сравнивать какого-то задохлого учителишку с его глупой претензией на никому не нужную интеллигентность, и  настоящего, мужественного, к тому же вооружённого настоящей резиновой палкой и оглушительным свистком защитника собственности, хотя и не всегда понятно чьей? Но, с другой стороны, сдувать с веков пыль веков - это тоже нужно иметь и определённое призвание, и безграничное терпение. Или хотя бы просто обывательское любопытство типа подсмотра в замочную скважину. Или – но это уже на самый крайний случай, когда начисто отсутствует воображение – чистую влажную тряпку. Чтобы стирать пыль веков и попутно интересоваться: а что там таится, за этой самой пылью?
Но нет! Этого не понять друзьям, товарищам и просто до подозрительности добрым знакомым, просто-таки зацикленным на его женитьбе. Им действительно плохо, когда ему, Ваде, хорошо. А ему хорошо! Ему просто замечательно!
- А у меня (у нас) и девушка хорошая есть, - слышал он следующее соблазнительно-коварное предложение. – Ух, какая девушка! Ах! Эх! Это прямо не девушка, а настоящий памятник! Памятник чудному мгновенью и гению чистой женской красоты! Два десять в холке! А голос какой! Прямо заслушаешься на такое нежнейшее колоратурное сопрано! Как рявкнет ноту «до» восьмой октавы – пятилитровые кастрюли сами с плиты соскакивают! Банки с огурцами сами открываются! Птиц на лету кондрашка хватает от такого громоподобного исполнения! Хочешь, познакомим?
- Ага, - отвечал Вадик, чем сразу повышал свой авторитет в их обрадованных глазах, и одновременно падал в глазах тех, у кого дочки на выданье не обладают колоратурным сопрано, и теперь, следуя его услышанному желанию, пролетали с Вадиком как безголосые фанеры над визгливым Парижем. Потому что теперь их номер – шестнадцатый, и единственное, что им остаётся, так это грязно и совсем не по-девичьи материться из-за отсутствия хоть каких, пусть даже завалящих женихов.
- Не хочу. Скучно.
- Но ведь это безнравственно, Вадим! – тут же притворно ужасалась одна его наиболее решительная, бесцеремонная и очень правильная собеседница, гражданка Поносова, мать-одиночка пятерых детей, в прошлом –ударница коммунистического труда. – Тем более для педагогического студента! Как же вы с такими браконенавистническими взглядами будете нести в школу большое и прекрасное?
- А мне чихать, - продолжал отвечать Вадик в своей обычной улыбчиво-жизнерадостной манере. – Подумаешь! Хотя интересно, чего эта ваша невеста из себя представляешь. Может, дура какая? Или даже психическая?
- Не беспокойся! – немедленно кидалась уговаривать его мадам Поносова. – Она из очень порядочной, интеллигентной семьи! Папа и мама – ведущие инженеры, работают на военно-секретном заводе, где куют ракетно-ядерный щит нашей горячо любимой Родины. А бабушка и дедушка – твои коллеги, бывшие учителя, пропагандисты-носители большого и светлого. Опять же квартира. Хотя и не в центре, а даже совсем наоборот, в совершенно новом микрорайоне, где по пустынным улицам ещё бегают злые голодные волки, но зато у Настеньки – так девушку зовут. Правда, чудесное имя? – своя отдельная комната, три на четыре, с видом на почти непроходимо-девственный лес, как на картинах известного в прошлом художника Шишкина. А сама она учится в музыкальном училище по классу виолончели, и  иной раз своим мерзким пиликаньем доводит окрестных кошек, котов и всё тех же уличных волков до самого настоящего тоскливого собачьего воя. Ну, что ещё? Да, садовый участок! Правда, на болоте, но огурцы растут. И какие вырастают! Всей семьёй можно один целую неделю есть! Ещё машина имеется. «Жигули» - копейка. Этакая презабавная угроза безопасности движению и миру на абсолютно всех дорогах.
-Да… - начинал задумываться о смысле жизни Вадик. – Виолончель, болото, волки, огурцы… И папа с мамой – непонятно куда ведущие…из семейства струнных…Дедушка с бабушкой, старые большевики…Вы чего мне предлагаете-то? Чтобы я тоже стал вот такой вот…огуречной виолончелью? Нет, это прямо смешно! Такие прямо… божественные перспективы! Лучше я буду, как папа с дедушкой, карандаши собирать! ( про это его фамильное увлечение – несколько позже. Как говорится, каждому карандашу, как и каждому семейному огурцу –своё огуречно-карандашное время. Не торопитесь. Появится и на нашей улице человек с карандашной точилкой и огородными граблями.)
И для усиления эффекта высказанного мнения он этак брезгливо плечами передёрнул: дескать, ну вы, мадам Поносова, и предложили мне вариант! Благодарю, спасибо! Вы уж сами как-нибудь…со всеми этими виолончельными огурцами! Может, сыграете какую-нибудь волнующую рапсодию!

Теперь вы и сами поняли, что за типчик этот Вадим, хотя бы в общих чертах. Да, весьма легкомысленен (правда, учится хорошо. Здесь без претензий. Преподаватели довольны. Особенно преподавательница государства и права, у которой с ним, с Вадиком, этакий сумбурно-суматошный роман без всяких для неё, бедолаги, на что-то всё-таки надеющейся, брачно-семейных перспектив.). Относительно безнравственен и беспорядочен в связях ( к государственной правоведчице это не относится. Очень положительная женщина. Городской депутат и член правящей партии.). С государственной точки зрения – совершенно бесполезная для него, государства, личность в плане создания семьи как ячейки общества и дальнейшего размножения (ну и что, что учителем будет?  Какой истории он сможет детей научить? Какой исторически сформировавшейся мировой культуре, кроме бурных половых отношений на стороне?)
Но вернёмся к сути вопроса. Тем более, что надолго его, Вадика, с ней, сутью, оставлять никак нельзя. Он же такой непрактичный! Опять же, могут увести. Соблазнить чем-нибудь, что не вмещается в его, вадиково, привычно-стандартное понимание. Вон видите, стоит например, жгучая блондинка? Или брюнетка. Какая разница… Главное, стоит. Вообще ничего девушка. Взгляд бойкий. Опять же бюст – почти  Памела Андерсон. И опять же стоит. И молчит, настороженно наблюдая. Копытами землю бьёт, огонь из ноздрей пускает. Вперемешку с ароматным легкосигаретным дымом. Это значит – ждёт. Ничего, симпатичная! Аллой звать. Аллочкой. В честь известной певицы. Которая «ах, Арлекино-Арлекино, нужно быть смешливей всех!». Или тоскливей… Не помню… Да это и неважно! Главное – всех! То есть, первой. В превосходной, значит, степени.

С ней, с Аллочкой, Вадик познакомился в плавательно-оздоровительном бассейне. Познакомился сам, без всяких предварительных заходов и друзей-доброхотов. Шёл из непосредственного плавательного помещения и увидел – девушка. Стоит. А чего стоит – непонятно. Может, его, Вадика, поджидает с совершенно невинными целями?
- Привет! – сказал он, продемонстрировал девушке свои белоснежные зубы и , как бы между прочим, мускулы напряг. – Меня Вадиком зовут. То есть, конечно, Вадимом.
- Привет, - ответила она и совершенно не смутилась. – А меня Аллой. Можно без отчества. Я ещё молодая.
- А я тебя раньше здесь не видел, - сказал он заранее приготовленную фразу, которая, однако, могла быть истолкована двояко: или что очень приятно, что наконец-то увидел. Или что и век бы тебя здесь и дальше не видеть. Но Аллочка поняла эту фразу правильно. Она ещё с самого своего появления на свет уже много чего понимала, много чего отмечала и из всего делала глубоко идущие правильные выводы. Потому что с самых младенческих лет отличалась недюжинным умом и имела потрясающий, прямо-таки собачье-розыскной  нюх. Это к ней от дедушки перешло, бывшего старого большевика, героически сгинувшего то ли в колчаковских, то ли в бериевских застенках. И опять же Вадик произнёс эту голливудскоулыбочную фразу с такой откровенной интонацией, которая всё объяснила и без слов. Так что в связи с этим – совет всем молодым людям, попавшим в аналогичную ситуацию: при таком вот незатейливом и вроде бы случайном варианте знакомства обязательно улыбайтесь! И не просто искривляйте губы, дескать, получи фашист гранату, уж коль попался мне, коварный, на пути, а источайте улыбку, искренне стараясь внушить своей жертве , что изо всех своих сил хотите понравиться и вообще произвести максимально выигрышное впечатление. И зубы, зубы при этом не забывайте демонстрировать! Если, конечно, они у вас ещё есть и если их демонстрация не вызовет у знакомящегося с вами человека естественную брезгливую реакцию. А то был у меня один знакомый. Нет, нормальный мужик. Похож на артиста Филиппова из кинокомедии «Двенадцать стульев». Такой же