Кто выходит из маленьких нор?

глазочком!" - затрепетала Василиска.
- Как бы их выманить из темноты... - шептала девочка, оглядывая камеру.
Взор её упал на больного, старого-престарого мужчину. Он сидел в углу, один одинёшенек, и игрался какой-то косточкой.
- Привет! - улыбнулась Василиска, зажав под мышкой куклу, а другой рукой теребя подол своего платьица.
Старик поднял лицо, его белые глаза слезились, лицо было измазано какой-то розоватой грязью, в бороде ползали вши. Он улыбнулся во весь свой беззубый рот, обнажив гниющие дёсны.
"Фу, мерзкий!"
- А что Вы тут делаете? - спросила Василиска.
Старик перестал улыбаться, погрустнел, протянул девочке косточку (по всей видимости, крысиную) и промычал что-то, от чего глаза его полезли на лоб, а на шее вздулись жилы. Василиска улыбнулась.
- Ты хочешь отдать её мне?
Старик закивал головой, продолжая мычать, и тряхнул рукой, мол, скорее забирай. Девочка взяла кость, с интересом осмотрела её и убрала в карман.
- Спасибо большое! Будем дружить?  - она села рядом со стариком, - Меня звать Василиса, но мама и друзья зовут Василиска. Мне нравится. А тебя?
Мужчина снова замычал, протянув что-то похожее на "Аааллл".
- Ал? Я буду звать тебя Ал, можно? Смотри, как красиво звучит - "Ал".
Старик снова улыбнулся, широко раскрыв рот, и закивал головой, издавая свои животные звуки, вместо слов.
- А у тебя есть друзья?
Старик опустил голову, что означало, скорее всего, отрицательный ответ.
- Скверно, - сказала Василиска, - ну, теперь у тебя есть я. А я знаешь, какой я хороший друг! Ни за что не пожалеешь!
После небольшого молчания Василиска подняла вверх свои маленькие бровки.
- Ты не можешь говорить?
- Ааааа-ааа, - снова закивал головой мужчина.
- Но ты, ведь, меня понимаешь, верно?
Снова утвердительный ответ.
- Вот и чудно! - обрадовалась Василиска, - будем играть?
Старик округлил глаза, словно девочка ляпнула какую-то чушь, и указал пальцем вверх, явно намекая на охранников. Василиска надулась.
- Грустно... А то я хотела попросить у тебя кое-что... Просто так, дружеская просьба.
- Ааа?
- Мне папуля подарил мячик, такой красивый! Разноцветный! И, тут, с ним играла, а потом... потом он укатился вон туда.
Василиска протянула руку, показывая крохотным пальчиком на тёмный угол. Ал покачал головой, упрямо глядя на охранников. Впрочем, больше трёх-четырёх секунд смотреть на них не полагалось - расценивалось, как покушение.
- Ммммаааааа - выдавил старик, качая головой.
- Жаль... - девочка надула губки, грустно опустила глаза, - это был мой любимый мяч. Он мне напоминал отца...
Старик вопросительно глянул на девочку.
- Расстреляли в шахте, - пояснила Василиска, чувствуя какой-то непонятный прилив бодрости и счастья, - просто сказали маме в "тарахтелку", что папа умер... А братика у меня нет... Кормимся от людей, кто, чем поможет...
Ал опустил глаза в знак сожаления, а на его глаза навернулись слёзы, он, медленно встал и выставил вперёд указательный палец, словно давая какой-то наказ. Но вместо слов, как всегда:
- Ааааамммаааа.
Василиска решила контратаковать, чувствуя, что умалишённый старик вот-вот и сломится под её милым, детским напором.
- Как же я теперь без мячика... - твердила она, всматриваясь в пустоту, и, ей богу, два огонька снова промелькнули там!
Ал, бросив быстрый взгляд на охранников, резко, весь помолодев, сверкнув глазами и улыбнувшись, медленно двинулся к углублению, где гуляла беспросветная тьма, где мелькали ужасные глаза-огоньки. Или Василиске всё это казалось? Девочка посмотрела на красномордых охранников, но, к её радости и большому удивлению, те даже не смотрели в сторону грязного старика, всё ближе подходящего к темноте, куда никто, никогда не забирался. Старик повернулся к девочке, улыбнулся и кивнул головой, мол, будет тебе мячик. Василиска подняла вверх большой палец, а сама чувствовала, как сердце напряглось, как оно бешено стучало, а в низу живота гулял радостный трепет, в ожидании чего-то интересного и захватывающего.
- Кто выходит из маленьких нор... - прошептала девочка, широко открыв зелёные глаза.
Ал приблизился к темноте, силуэт старого мужчины немного потускнел, а охранники совсем перестали обращать на него внимание, поэтому старик кивнул и ступил в темноту.
Мрак обхватил его огромными немытыми ручищами, старик исчез, а потом наступила тишина. Василиска вся вытянулась, маленькие пальчики сжали руку куклы. "Что же там? Что...".
Внезапно, послышался ужасающий крик, противные чавкающие звуки, мычания, которые ни с чем нельзя было спутать, хруст костей и плеск чего-то жидкого. Василиска отдёрнулась, вжалась в стенку, а другие арестатнты, коих было человек пятьсот, посмотрели в тёмное углубление, не вставая со своих мест. Охранники не двигались, оглядывая другие углы, но не тот, где человека разрывало и убивало что-то немыслимо огромное, сильное и злое.
Крики прекратились, и арестанты занялись своими привычными делами . Ал был мёртв, и это тронуло всех лишь на пару секунд. Каждый день кто-то умирает, а детей кормить надо...
Василиска, всё ещё смотря в чёрную пустоту, поднялась и побежала искать маму, которая, скорее всего, снова отправилась на помойку.
"Неужели, сегодня снова будут леденцы!" - думала Василиска, закатывая глаза от блаженства, шагая по сырой земле камеры.

***
Римма снова оказалась на помойке. Огромные горы хлама, уходящие за горизонт подземелья, теснились вокруг,  где-то упирались в земельный потолок, где-то только маленькими кучками нарастали в разные стороны. Куски протухшего мяса, обломки металла, запакованные, не тронутые вещи, сладости, бытовые приборы, известные и неизвестные простому арестанту. Всё, что выкидывалось с верхнего мира, попадало сюда, наваливалось кучами, воняло и черствело, ржавело и разваливалось, на многие километры простиралось  в большом, вырытом подземелье.
С того момента, как женщина, будучи ещё трёхлетним ребёнком, попала в тюрьму, под землю, многое изменилось, и те вещи, которые она знала как использовать, изменились до неузнаваемости, а большую часть хлама, еды и всяческих приборов, что горами валялось тут, она вообще не знала. Но все эти предметы её не интересовали, ибо опасно было забирать их в камеру, где частенько проводились обыска.
Пробираясь ползком, а где-то перебегая с места на место, Римма искала всяческие вкусности, которые ещё не протухли и не были поедены огромными подземными крысами. На помойке отсутствовали охранники, оно и понятно - арестантам быть тут не положено, а, следовательно, охранять некого. Другое исключение  - Римма, оказавшаяся тут благодаря истинному чуду. Но об этом после.
Просто немыслимо, что может перенести человек, когда голоден. На что способен голодный? Преодолеть страх, побороть самого себя и все ужасы, сидящие глубоко внутри. На помойке практически не было освещения, если не считать ламп, которые торчали из земельных стен и наполняли пространство густым, бледным светом. То и дело приходилось спотыкаться, царапать руки обо что-то острое и падать в большие, дурно пахнущие кучи с чем-то вязким и противным. А ещё норы. Маленькие норы...
Впервые, Римма узнала о них от бабушки.  Она лишиашись ноги, которую жители нор оторвали ей на одной из прогулок, бабушка долго не прожила, умерев от потери крови, но, в диком бреду, рассказывала об огромных, сильных руках, что появились из темноты и схватили её за щиколотку. Сначала, семейство не поверило бредовым словам старой женщины и посчитали, что ногу отгрызли собаки, с которыми частенько ходят охранники. Но, после ещё дюжины похожих смертей,  когда от человека оставались только обглоданные кости, волей неволей пришлось поверить, и, после, обходить самые тёмные углы камер для прогулок. Арестанты твердили многое, трясясь от страха, рассказывали дичайшие небылицы о тех существах, что сидели в этих норах, но никто не видел их вживую, а те, кто видели, рассказать уже ничего не могли. Говорили только о чавкающих звуках, невиданной силе этих существ и ярких глазах, что, изредка, можно было увидеть в густой темноте. Те, кто побывали в других камерах для прогулок, говорили, что такие тёмные углы есть в каждой, и, что в каждой, живут эти существа. Прозвали их "стражи", и многие стали верить, что они стерегут тёмные углы, куда не проникают взоры охранников.
И всё получилось спонтанно, как всегда.  На одной из прогулок, у одного арестанта случился срыв, что тоже частенько происходит, он начал бегать по камере, кидаться на женщин и детей, кричать. В воздухе прозвучал громкий крик охранника, приказ о прекращении "преступления ". На что тот ответил смехом и плевками в высокие постаменты. Прозвучал ещё один обыденный приказ: "Всем преступникам и заключённым приказываю встать и разойтись по углам... Гражданин .... Вы приговариваетесь к расстрелу...". Все, тут же, засуетились, стали теснить друг друга, подталкивать, торопиться уйти с линии огня, который вот-вот должен был обрушиться на бунтаря. Римма искала Василиску, но дочки и след простыл. С бешено бьющимся сердцем, она смотрела  на снующих людей, и, вдруг, услышала крик: " Да отойди, падаль!", а потом почувствовала, как чья-то сильная рука толкает её. Женщина потеряла равновесие, стала заваливаться на землю, прямиком в  тёмный угол, и, тут же, за спиной раздалась автоматная очередь и крик убитого...
Римма, упала на землю, зажмурив глаза и ожидая, когда сильные руки начнут рвать её тело в клочья. Но, вместо этого, она медленно куда-то покатилась, оглянувшись назад, увидела, как камера для прогулок превращается в маленькую светлую точку, а потом приземлилась во что-то мягкое; вокруг пахло тухлятиной, и горели те самые тусклые лампочки. Вот так женщина обнаружила, что совершила спонтанный побег, и оказалась на помойке.
В первый раз, она только бегло проскользнула взглядом по местности, и присмотрела какие-то конфеты, которые не ела уже лет тридцать. Конфеты были запакованы в прозрачную обёртку и сверкали разными цветами. Римма стала хватать их руками и засовывать в карманы старых джинсов. Вернулась она тем же путём, долго карабкаясь вверх, цепляясь за мокрую, вязкую землю. Василиска была без ума от "вкусных стёклышков", и, в следующий раз, Римма снова проникла на помойку, тем же способом и путём. Благо, с ума сходили и бунтовали каждый день. И каждый день кого-то расстреливали.
Теперь она стала частенько наведываться на свалку, приносить в камеру полные карманы еды и сладостей, а потом наслаждаться вкусным ужином. Пусть, мясо протухало и дурно пахло, но это намного лучше, чем чёрствый хлеб и кусочек соевого мяса, резинового, от которого потом тошнило. Римма брала всё, что помещалось в карманы: кусок сливочного масла, леденцы, чай, кофе, недопитая коробка молока. Всё это съедалось тут же, чтобы не привлечь внимание охранников. Женщина дала себе зарок: никогда не брать больше, чем можешь съесть зараз.
Сегодня вышло иначе, но, всё же, случай с Арсюшкой, отвлёк внимание охранников, и Римма бесшумно прыгнула в пустоту, снова оказавшись в грязной жиже, вокруг окружённая мёртвыми тоннами хлама. Она пробиралась среди мятых машин и причудливых мусорных пакетов, её карманы уже вместили в себя кусок шоколадки,