Московское Время. Сборник повестей и рассказов

появилась Клавдия:
- А вы и вожжи из деревни прихватили?
При виде стройной красавицы дед осекся, сердце старого бабника дрогнуло, и он неожиданно широко заулыбался полным крепких желтых зубов ртом.
- Как же без острастки? Без нее никак нельзя!
- Да, дедушка, все бы вам кулаком проблемы решать… Отстаем от прогресса, тормозим! Гуманней надо быть!
- Да какой я дедушка! – приосанился Лытнев. – Я какую хошь молодку еще затопчу!
- Ну и хорошо, - мягко согласилась Клавдия. – Тогда, чтобы силы ваши не слабели, нужно делать упражнения. Сейчас покажу.
- Ну, валяй, уговорила! – посвечивая глазками, кивнул Ефим.
- Вставайте вот здесь, рядком… А где Евдокия ваша?
- Она в магазин пошла, с дочкой, - объяснила Капа. – Не скоро вернется. Пока все витрины не оглазеет, ни за что не вернется.
- Интересный у нее шопинг, - улыбнулась Клавдия.
А дед сипло рассмеялся:
- Какие - то ты слова непонятные говоришь, красавица! Видать, шибко ученая. Наверно, ученей нашей барыньки будешь!
Клавдия недоуменно посмотрела на него, посерьезнела.
- Показываю первую асану – позу, значит. Называется - поза горы.
Затем последовали позы дерева, змеи, плуга… Ученики кряхтели, ломая неподатливость собственных тел, и, хоть мало что у них получалось, - налицо было невесть откуда взявшееся азартное усердие.
- А теперь последняя поза – поза счастливого ребенка! Показываю: бедра прижаты к животу, ноги согнуты в коленях, руки обхватывают стопы. Держимся десять дыханий.
Поза счастливого ребенка деду Ефиму не удалась, поскольку он совершенно обессилил, продолжая, впрочем, смотреть на учителя с прежним блеском в глазах, а Капитолина в своей широкой юбке не стала задирать ноги, надо понимать, из соображений приличия.
- Ладно, можете без «счастливого ребенка», но остальные позы - каждый день! Обязательно с Евдокией!
И в полголоса добавила:
- Не заметите, как подобреете…
- А ты еще-то придешь нам асаны эти показывать? - перекатившись со спины на карачки, спросил дед.
- Теперь все в душ! – не ответила Клавдия. - Приступаем к водным процедурам!
- В душ? – удивился старик. – Не, мы в баню ходим. По воскресеньям… тьфу-ты… по шестым дням шестидневки…
Клавдия обвела взглядом Лытнева – старшего и, мысленно махнув рукой, решила идти прочь. Но вдруг в глаза ей бросилась Капа - как вьются ее растрепавшиеся золотистые волосы, как теперь не похоже это ее разрумянившееся лицо на тот недавний, обернутый серым платком лик.
- Сколько тебе лет?
- Так уж двадцать шесть, - засмущалась Капа.
- Что ж ты в Москву приехала, а нигде не работаешь, не учишься, никуда не ходишь?
- В кино хожу…
- В кино… Я раньше тоже все в кино ходила…  
Клавдия помрачнела, молча открыла дверь, обернулась:
- И не носи ты этот платок… и казакин свой выброси – прямо, старуха в них!
Пока дверь закрывалась, Капа стояла, потупившись, а дед Ефим растерянно моргал – то ли пораженный наглостью гостьи, то ли ее правотой.
Теплый душ (если читатель помнит, дом был газифицирован еще с дореволюционных времен) отогнал надвигавшуюся хандру. Уловив по пути из ванной запахи готовящейся пищи, Клавдия свернула в кухню.
Броня Яковлевна хлопотала над ужином для «девочек».
- Котлетки? – втянув ноздрями, поинтересовалась Клавдия.
- Да, да, - осветилось доброй улыбкой морщинистое лицо старушки. – Эммочка и Беллочка очень их любят.
- Разнообразить не пробовали? Ну, навернут они их, как всегда, с картошкой… Или у вас что - то свое, национальное, к ним подается?
- Да, нет, картошка… Еще макароны.
- Советую попробовать гамбургеры.
Броня Яковлевна вежливо – внимательно посмотрела на Клавдию.
- Я не знаю такого блюда.
- Проще простого готовится. Фарш остался? Еще булка понадобится, соленый огурец, зелень, кетчуп – и Макдоналдс отдыхает!
- Извините, я глуховата, но, кажется, все есть, кроме последних двух продуктов.
- Что, зелени и кетчупа нет?
- Зелень я как раз сегодня на базаре купила, а вот кепчук и макдас – я даже не представляю, что это такое…
- Хорошо, обойдемся без Макдоналдса, - быстро нашлась Клавдия. – А соус томатный имеется?
Броня Яковлевна закивала головой:
- Имеется, имеется.
Вскоре Клавдия уже делила для пробы первый гамбургер между Броней Яковлевной и Капой, которая появилась на кухне в сарафане и без платка. Через некоторое время присоединился к дегустаторам и дед Ефим, единолично съевший целый гамбургер. То ли йога начала действовать, то ли бутерброд был так хорош, но и дед, и Капа приобрели благостно – умиротворенный вид.
- Вот таким образом, – подвела итог Клавдия. – Одними котлетами и закормить недолго. Ладно, мне самой пора ужин готовить. Что тут из продуктов? – открыла она кухонный шкафчик Софьи Дмитриевны – Сосиски… Отлично! Можно сделать хот-доги!
Все находившиеся на кухне дружно подались к Клавдии…
7
Удивительно, но всего за три дня Глаше удалось оформить Клавдии паспорт – положение и связи во все времена позволяют делать многое, эпоха ограничивает лишь понятие этого «многого».
Поезд, на который был куплен билет, отправлялся утром следующего дня с Северного вокзала.
- С Северного? Это что еще за вокзал? – удивилась Клавдия.
- Ну, тот, что при тебе назывался Ярославским – пояснила Софья Дмитриевна.
- Понятно… Его потом назад в Ярославский переименуют, - поделилась знанием Клавдия.
А в ночь перед ее отъездом Софья Дмитриевна была разбужена всхлипами. Она подошла к Клавдии, присела на край постели, погладила ее по волосам.
- Мне страшно, - прошептала Клавдия. – Страшно жить, зная все наперед…
Она облокотилась на подушку, глубоко вдохнула, чтобы унять плачь, немного успокоилась.
- На Маросейке есть дом… Он в глубине стоит, к нему между других домов как бы переулочек тянется.
- Да, да, есть.
- Так вот, на нем потом доску повесят в память о погибших вот в эти самые годы: всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся. Так слово в слово и написано, я запомнила.  А ведь это были такие же Лытневы, Трахманы, Полунины, хорошие, плохие, самые обыкновенные люди. И знаете, что ужасней всего? Там, откуда я теперь, тоже есть свой Сталин! Правда, он не такой кровожадный, как этот, но тоже царь: что ни взбредет ему в голову, то так и делается. Алексей Арнольдович говорит, что Россия по заколдованному кругу ходит – от революции к царю, от царя к революции…
- А, может, Господь хочет нас, русских, чему-то научить?
- Да чего-то не учимся мы… русские… Чудно! Потом мы разделимся на россиян и всех остальных; россияне – это те, которые все себе заграбастали. Они прямо так и объявляют по телевизору – вы же знаете, что это такое?
- Конечно, у нас уже несколько лет телевидение существует. Только оно широко не доступно.
- А там очень доступно, не знаешь, куда от него деться. Так они откровенно говорят: мы – россияне, Газпром наше национальное достояние!
- А что такое Газпром? Газовая промышленность?
- Да, это то, с чего они кормятся. Ну и с нефти еще.
- В прошлом твоем рассказе таких подробностей не было.
- Да вы и без них сильно загрустили… И потом, Глашку жалко. Вы-то, Софья Дмитриевна, переживете, а она - идейная...
- Да, Глашу жаль… Знаешь, политика – это как бы одна из оболочек жизни, а человек намного сильней, если для него внешние ее стороны - не главное. Есть же семья, любовь, дети…
- Ну да, еще богатый внутренний мир! У вас-то с ним все в порядке, а вот у меня, например, он небогат. И где ж ему разбогатеть в этом чертовом Тобольске, куда я приеду накануне войны и буду потом вкалывать на каком-нибудь эвакуированном заводе под плакатом «Все для фронта, все для победы!», и хорошо, если ноги не протяну. А когда победим, снова нужно будет выживать – без мужиков, потому что они на этой проклятой войне полягут, в голоде, в разрухе… Нет, Софья Дмитриевна, человек не должен знать своего будущего! Отпустите вы меня!
- Из этого мира? – сразу же поняла ее Софья Дмитриевна.
- Да! - с надеждой в глазах кивнула Клавдия. - В любой другой. Авось, не пропаду!
Софья Дмитриевна раздумывала недолго.
- Хорошо, - спокойно сказала она и встала. – Ты только «олимпийку» не надевай, оденься в платье. Я тебя жду.
Комната, в которую Софья Дмитриевна не ступала с того рокового дня, все так же освещалась нетающей свечей, и все так же на стене висел портрет дамы.
Она обняла Клавдию:
- У тебя всегда будет шанс вернуться.
Клавдия отвела голову назад, посмотрела удивленно покрупневшими глазами.
- Нужно, находясь лицом к Почтамту, крепко зажмуриться. Именно это ты и сделала, когда ресница под веко попала.
- Так просто?! – изумилась Клавдия.
- На первый взгляд просто, но, путешествуя во времени, можно оказаться в любых обстоятельствах. Будь осторожна.
На этот раз Клавдия обняла Софью Дмитриевну, и они замерли.
- Ну, удачи тебе, - пожелала Софья Дмитриевна. И возьми вот это. Пригодится в любом времени.
Раскрыв ладонь, на которой лежали рубиновые серьги, она положила их в кармашек Клавдиного платья.

8
Следующим утром Софья Дмитриевна позвонила Глаше:
- Я тебя вечером очень жду. Зайдешь?
Оттого, что виделись они накануне - Глаша приносила Клавдии паспорт и билет до Тобольска, - Софья Дмитриевна поразилась происшедшим с ней всего за сутки изменениям.
- Плохо спала, - сказала осунувшаяся, непривычно тихая Глаша.– Да и в горкоме…
Она махнула рукой и придвинула чашку чая.
- Глаша, ты меня прости, но этот разговор не терпит отлагательства.
- Какой разговор? - вяло спросила Глаша.
-Ты же сама видишь: все, о чем рассказывала Клавдия, это не выдумки! За тобой придут не сегодня – завтра!
- Но я ни в чем не виновата!
Софья Дмитриевна горько усмехнулась.
- Конечно, можно ничего не бояться, надеясь на справедливый суд. Только нет его и в помине. Ты просто пропадешь! Ни за что!
Глаша сидела с несогласным видом, однако было заметно, что внутреннее она не противится этим словам.
- Что же мне теперь – скрываться? Даже, если я, как Клавдия, в Сибирь уеду, все равно меня найдут!
- А Клавдия в Тобольск и не уезжала…
- Где же она? – невольно оглянулась Глаша.
- А ты не догадываешься?
Лицо у Глаши покраснело, и глаза с мерцанием остановились на Софье Дмитриевне.
- Что, вы и мне предлагаете то же самое?!
- Другого выхода нет! Согласись, это же не безусловная гибель, как если бы ты осталась здесь - ожидать своего часа. И потом, можно всегда вернуться, ты же знаешь. Риск, конечно, есть, однако в таком деле его и не может не быть. Знаешь, я открыла Клавдии способ возвращения, но она до сих пор там. Я уверена – ничего плохого с ней не случилось.
Глаша, облокотившись на стол, закрыла лицо руками.
- Глаша, родная, у меня никого, кроме тебя… Когда ты уйдешь, я останусь одна. Совершенно одна! Но так я хотя бы буду знать, что ты есть, и, может, когда – нибудь мы даже встретимся. Ты должна уйти. Понимаешь?
- Да, - прошептала Глаша, отстраняя руки. - Но Эмиль! Я не могу без него!
- Так будьте вместе! Здесь он обречен, а там, да еще вдвоем, вы не пропадете, поверь!
Глаша благодарно положила ладонь на руку Софьи Дмитриевны.
- Как его только уговорить? Боюсь, что это невозможно.
- Отчего же? Пусть он это сделает ради тебя! Не может же революция быть дороже любимой женщины!.. Ах, да, по тому, как ты смотришь, я понимаю, что сказала глупость. Значит, найди другие доводы! Я и сама бы с ним поговорила, но ты знаешь – он меня недолюбливает.
- Хорошо, Софья Дмитриевна, я постараюсь, я найду