Перемирие

пылким вдохновением оправдывать бывших сограждан, мол-де, творят они, сами не ведая что. Может, и было это неправильно, о толстовстве и принципе двух щёк не знал, уходил от основной линии веры. Но убеждён был, ведают они. И творят. Наглея день ото дня от безнаказанности. «Прости мне, Господи, богохульство моё, - молился Софрон Данилович, - но, ответь мне, куда ты смотришь?»
    Была и ещё одна причина, по которой Софрон Данилович ходил на кладбище. Навещал он свою супругу, Анфису Матвеевну; призвал её господь ровно через год, день-в-день, после распада Советского Союза*.
    Характером она была весёлым, вот умерла тихо.
    Последнее время не болела и ни на что не жаловалась. Глядя на своих подруг, зачастую хвори себе придумывающим, посмеивалась над ними, мол, чего это они, то на одно, то на другое жалуются, о болезнях одни разговоры, будто тем других нет; в больницу, как прежде на работу через день ездят, докторам докучают. Я вон сама до седых волос дожила, а где сердце
_____________
*26 декабря 1991г.


находится, не знаю. Так им прямо и говорила. В глаза.
    Видимо, сглазили.
    В тот день злополучный легла после обеда отдохнуть. Поднялась по привычке с петухами, птицу накормила, почистила курятник; свиньям корму задала, воды тёплой налила. Сказала мужу, вздремну часок. А тут и ангелы сразу же в окошко закрытое постучались.
     С тех пор и жил вдовцом Софрон Данилович, память о супруге берёг.
     Неугомонные старухи-сводницы не единожды сватали его то к одной вдовице, то к другой из своего хутора и из соседних. «Смотри, Софрон, какая она хозяйственная: куры, утки, поросятки, огород да сад. В подвале соления!» Отшучивался он, говорил, что такое же добро и у него самого есть, зачем удваивать, с этим, что есть, управиться бы. И другая причина была, веская – годы. Многие из несостоявшихся его супружниц исправно отправлялись  на переправу к Харону, зажимая в кулачке с дряблой кожей медный пятачок. По одной, иногда, по две за месяц…      
     Некогда при советах богатый хутор Веселовский при одноимённом колхозе-миллионере при демократии вдруг стал похож на хутор-призрак…

                                                      ***
    Когда пришла для страны трудная година, Софрон Данилович попрощался с матерью, отец погиб в шахте пять лет назад, тогда исполнилось ему восемнадцать, сам явился в сельсовет, где председатель организовал призывной пункт.
    Из собравшихся полста мужиков под командованием армейского старшины сформировали два взвода, да на этом дело и кончилось. По дороге на Донецк попали новобранцы под самолётную бомбардировку. Оставшиеся в живых вернулись домой, надеясь как-нибудь пережить оккупацию, враг стремительно наступал и в занятых населённых пунктах организовывал комендатуры.
    Софрона ранило осколком мины и его, контуженного и перебинтованного, определили в военный госпиталь. Так попал он в глубокий тыл. После излечения прошёл медкомиссию и был признан годным к строевой и его, не интересуясь мнением, отправили в действующую армию в пехотную часть. Начальник комиссии, главный врач госпиталя благословил молодого человека, иди и защищай Родину, освобождай Отечество от врага.
    Боевое крещение получил Софрон Данилович под Москвой в сорок первом.
    Больше ни разу за всё время войны не был ранен. Видимо военная фортуна решила, что с него достаточно.
    Закончил войну в Чехии, выслеживал отряды эсэсовцев. Там и узнал о Победе.
    Демобилизовался весной сорок седьмого. По приказу партии и правительства помогал восстанавливать разрушенные дома братскому народу. Но каждую ночь, перед тем как уснуть, думал о своей маленькой Родине, о Донбассе. Всей душой стремился на Украину и сны ночью все были о доме.
     Вернулся на хутор и растерялся. Из ушедших на фронт мужчин мало кто вернулся. Колхоз еле-еле сводил концы с концами, на одних женщинах далеко не уедешь. А тут со всех сторон вербовщики соблазняли большими заработками и блестящими перспективами. Активно агитировали на работу на шахты, на сибирские новостройки, на золотые прииски, на рыболовные сейнеры на Сахалин.
     Становясь на учёт в военкомате, отверг все предложения, секретарь выложил перед демобилизованным солдатом веер листовок-агиток, устоял перед искушениями. Заявил военкому, однорукому майору-фронтовику, что и здесь дома, в колхозе работы невпроворот. Немец, уходя, потрудился на совесть. Те же шахты разрушил, дома, школы. Колхозы и совхозы задыхаются без мужских рук. Кто это всё восстанавливать будет, если все в Сибирь да на Сахалин уедут. «И потом, товарищ майор, - заключил Софрон Данилович, - не поверите, всю войну родной хутор снился…» Военком рассудил толково, коли так, оставайся дома, насчёт мужских рук ты прав, они нынче в большом дефиците и с сожалением посмотрел увлажнившимися глазами на себя.
    Профессии у Софрона не было. Устроили его в МТС учеником механика, а три месяца спустя самостоятельно чинил технику и осваивал её на предмет управления. Иногда перегонял её на дальние поля. Или возил корм на молочную ферму.
    Однажды попалась ему на глаза кареглазая да весёлая дивчина. Окрикнула она застывшего столбом Софрона, что солдат, ходил он в военной форме, трудно было с одеждой, коровы наши приглянулись или мы, доярки, девчата гарные. «Давай, солдат, шевелись, - ободрила она его, - помоги на платформу фляги с молоком погрузить». Звали дивчину Анфиса, оказалась она его судьбой.
     Через неделю после знакомства сыграли свадьбу. Что зря резину тянуть? Колхоз выделил молодой семье участок и помог возвести дом.
     Первый ребёнок у Софрона и Анфисы родился мёртвым. По вине врачей в роддоме. Объяснили позже, было у плода неправильное предлежание. Выяснилось это, когда Анфису со схватками привезли в акушерское отделение. Нужно было принимать меры, а дежурный доктор и акушеры понадеялись на авось, мол, и так сойдёт. Не сошло.
     А ребёночку, сыну, молодые родители и имя приготовили…
     После этого заболела супруга по-женски и не могла понести. Спустя пять лет, после лечения, обрадовала мужа – беременна! В итоге, произвели Софрон и Анфиса на свет трёх мальчиков. Погодков. Одного за другим рожала. Здоровых. Крепких. Рожала легко, без осложнений. «Будто огурцы из бочки детки выскакивали», - каждый раз говорила акушерка, показывая мамаше новоявленное чадо.

                                                    ***
    Все три сына, наслушавшись отцовых рассказов о войне, пошли по военной стезе.
    Старший окончил лётное военное училище, сызмальства, завидев в небе самолёт, с восхищением провожал его взглядом. Средний бредил морскими приключениями и выбрал профессию моряка-подводника. Младший, тут в выборе сыграл свою роль фильм «Семнадцать мгновений весны», захотел стать разведчиком, но окончил пограничное училище и служил на границе.

                                                    ***
    Очень надеялся Софрон Данилович, что сыновья вернутся на новую Родину – Украину. Но они остались в России. «Пойми правильно, тато, - мотивированно объяснили они, - мы, люди военные, присягу даём один раз».
     Ему ли, дававшему присягу в годы войны, говорить о священном долге.
    Жили дети с родителями по разные стороны границы. Однажды даже пошутил горько, когда сыновья с семьями приехали на очередной день рождения, хорошо, дескать, что по разные стороны границы, а не баррикад. «Сплюнь, дурень старый! – резко осадила мужа Анфиса и постучала по столу, - не дай бог, накаркаешь».

                                                    ***
    Старший сын осел в итоге в Москве. Преподаёт в военной академии. Средний командует флотом во Владивостоке. Младший в закрытой школе ФСБ тренирует бойцов спецподразделений.

                                                    ***
     Не раз сыновья, каждый в отдельности, заводили разговор о том, что бы родители перебирались жить к ним.
    «Что вам в селе на старости лет делать? Вода в колодце; носите вёдрами. Каждую весну огород сажать, убирать. Свету божьего не видите. У нас в квартире комфорт – водопровод, газ, продукты из закрытого буфета привозят. Стабильность, в конце концов! У каждого загородный дом. Машина личная и служебная. Приезжайте, вместе лучше будет. Вон и внуки скучают». Родителя вдвигали всегда свои контраргументы. Причём, одни и те же. «Машина, дом, продукты из буфета, это, конечно, хорошо. Внуки, чтоб не скучали, пусть летом приезжают. Вот скажите, уедем мы, кто за могилками родительскими приглядывать будет? Не дай бог, гипотетически, все уедут, тогда что, цветущий край превратится в пустыню? Вот в чём беда».

                                                       ***
     Старший сын приехал в гости в ноябре тринадцатого, аккурат к годовщине Великого Октября.
    Сели за праздничный стол. Сын о приезде проинформировал отца и поэтому Софрон Данилович приготовился. Забил петуха и запёк в духовке с гречневой кашей. На стол поставил бочковые помидоры, огурцы, икру из синеньких, - как ты, сынок, любишь, по маминому рецепту, - нарезал свежее солёное сало, за неделю до этого забил откормленного кабанчика, натушил мяса с овощами. Выставил в литровой старинной бутыли зелёного стекла настоянный на грецком орехе самогон (хорошо для сердца, сынок).
    Выпили, как водится. Закусили. Поговорили на отвлечённые темы. Второй помянули мать, рабу божию Анфису. Софрон Данилович всплакнул по старчески, вытер тыльной стороной ладони слёзы; сын, сразу видно военный, сдержался.
    Третью выпили за тех, кто… Молча и стоя…
    По лицу сына Софрон Данилович видел, что-то его волнует. «Вот что, сынок, - решил разорвать гордиев узел нерешительности сына отец, - говори прямо, с чем приехал. Не просто же горилки выпить да с праздником поздравить». Кивнул согласно сын, повёл плечами, будто груз с плеч скинул. Но перед этим попросил отца налить в стопки. «Пересохло в горле что-то, - оправдался сын. – В хате сильно натоплено». «Промочим горло, - согласился отец и приоткрыл дверь в сени. – В самом деле, натоплено».
    По проложенному руслу ручей бойко течёт. Так и беседа, сдобренная горилкой. «Тато, решайся, переезжай к нам в Москву, - убедительно настаивал сын. – Только не заводи песню о могилах. Худые новости у нас в академии по поводу Украины среди преподавателей ходят. У многих родня здесь проживает. Перевезли всех, даже самых упорных». В это время по телевизору  передавали новости. Диктор вещала о беспорядках в столице, о массах жителей, вышедших на митинги протеста и так далее. «Видишь, тато, что в Киеве происходит? – указал пальцем на голубой экран сын. – Скоро всё вокруг огнём займётся… И это не просто – бла-бла-бла, - тато, это выводы наших военных аналитиков». «В первый ли раз! – отмахнулся Софрон Данилович и наполнил рюмки, - переживём!» «Нет, тато, - упорно убеждал сын, - на этот раз всё намного серьёзнее!» «Серьёзно было всегда, - отшутился Софрон Данилович. – Даже в сказке про колобка». Прошло время. Сын помогал отцу по хозяйству. Подлатал крышу дома. Натаскал дров в сарай. Вечером за чаем вдвоём смотрели телевизор. Из Киева новости шли не лучше предыдущих дней. Смута затевалась на глазах нешуточная. «Тато, неужели это тоже шуточки? – спросил сын, - внимательно всмотрись в лица…» «Так они ж в масках! – возразил отец, - что увидишь?» «А я о чём?! – не выдержал сын, - тато, будет война. Жестокая. Много,