(Мысли, возникшие после нового прочтения трудов Нобелевского лауреата)
Недавно вновь перечитал все восемь томов собрания сочинений Шолохова и, несмотря на то, что он лауреат Нобелевской премии в области литературы, во мне произошла переоценка ценностей. Шолохов – большой писатель, но он советский и этим многое объясняется. Творчество Шолохова – не чета творчеству Бунина, хотя оба они обладатели одной и той же премии. На их произведениях отразились разные судьбы создателей. Если Бунин интеллигентный и очень образованный человек, то Шолохов довольно мужиковатый и интеллектуально значительно слабее. Впрочем, это и неудивительно. Шолохов не скрывал, что пару лет проучился в гимназии и не закончил, - это все его «университеты». Помешала, как он сам объяснял, революция и гражданская война. Такое объяснение могло убедить Алексея Пешкова, также не отличавшегося образованностью, но не меня. Если бы захотел, то, став взрослым, мог поднять образовательный уровень. Кому-кому, а ему это сделать не составляло труда: как-никак, но мужик не от сохи и после гражданской не хлебопашеством занимался. Конечно, кусок хлеба сам зарабатывал, но с наганом в руке, отнимая у крестьянина-труженика последнее.
По поводу романа «Тихий Дон» скажу немного. Своими размерами вещь внушает уважение. Читать же тяжело. И не потому, что роман объемом велик. Тяжелый осадок остается в душе из-за того, что автор с каким-то нечеловеческим упоением описывает сцены жестокости и насилия. Когда на каждой странице кровь льется рекой и горы трупов, то не до эстетического удовлетворения. Патология у автора какая-то, что ли. Поскорее хочется забыть, пойти в туалет и смыть приставшую мерзость. Шолохов объяснял тем, что время было жестокое. Согласен. Как говаривал вождь, революции в белых перчатках не делают. Но отчего ж в литературу тащить всю эту жестокость, описывая каждую сцену во всех деталях? Наверное, меру надо знать.
И еще. К удивлению своему обнаружил, что в романе отсутствует положительный герой. Все, буквально все в романе (в разной степени, конечно) гадки, особенно, Гришка Мелехов. И это правда жизни, знанием которой хвалился Шолохов? Неправда! Были светлые и добрые головы как в стане белых, так и красных. Не все ж они вурдалаки?
Вообще говоря, жестокость пронизывает все творчество Шолохова. Охватывает ужас, когда читаешь и роман «Поднятая целина», и рассказы.
Бытовая, но о многом говорящая, сцена из «Поднятой целины».
У председателя сельсовета Размётнова завелась пара приблудных голубей. Он проникся к ним такой жалостью и любовью (сужу по описанию автора), что из личного пистолета застрелил своего кота, который, якобы, хотел покуситься на голубиную жизнь (выходит, красные отчаянно сражались не только с белыми, а и с прочей иной живностью).
Факт зверский. Бывает, что человек в порыве гнева и прочее. Так сказать, Разметнов пошел на злодейство, сам не ведая, что творит. Помутнение рассудка? Оказывается, нет! Его зверство – деяние глубоко осознанное. Потому что он не только лишил жизни собственного кота, но и начал методичную охоту и отстрел всех соседских котов и кошек.
Потом о своих «подвигах» этот типичный представитель советской власти живописно рассказывал председателю колхоза Давыдову, который слушал о художествах своего товарища, похохатывая. Веселенькая история, не так ли? Было отчего посланцу партии большевиков веселиться.
Я подумал: неужто автор на стороне Размётнова, таким образом описывая его «подвиги»?
А вот писательские рассказы. Для примера (они все такие) беру несколько.
Рассказ «Обида». Само название произведения отвечает на вопрос, что послужило поводом для жестокости, - всего-то обида.
Коротко суть этого рассказа. На Дону голод. Люди страдают. Зиму хуторяне кое-как перезимовали. А по весне надо сеять, зябь ждет. Но посевного материала, то есть зерна, у многих нет, в том числе у многодетного хуторянина Степана. Он, Степан, тешит себя надеждой, что советская власть поможет с семенами. Действительно, выделили на сев пшенички. Поехал за ней в дальнюю станицу. Получив пару мешков, возвращается назад. Едет лесом. И тут грабители налетели. Стукнув легонько пару раз Степана, забрали зерно и исчезли.
Степан возвращается ни с чем. Он убит горем. Он страдает от обиды. Как-то, шагая по дороге, он увидел мужика с дальнего хутора, управляющего лошадью. Мужик этот показался подозрительно ему знакомым. Степан посчитал, что это он напал на него в лесу и ограбил. Взял Степан вилы-тройчатки (вилы фигурируют в качестве орудия злодейства во многих произведениях Шолохова) и… Далее по тексту:
«Степан занес вилы, на коротенький миг задержал их над головой, со стоном воткнул их в мягкое, забившееся на зубьях дрожью… На пожелтевшее, строгое, прижатое к земле лицо кинул клок сена, потом влез на воз и взял на руки зарывшегося в сено мальчонка».
Замечательный образчик социалистического реализма. Западные ужастики не идут ни в какое сравнение.
Рассказ «Семейный человек». Рассказ ведется от лица главного героя:
«Обнимает он меня, а у меня сердце кровью обливается.
- Беги, сынок! – говорю ему.
Побёг он к ярам, все оглядывается и рукой мне машет.
Отпустил я его сажень на двадцать, потом винтовку снял, встал на колено, чтоб рука не дрогнула, и вдарил в него… в зад».
Отец убивает сына. За что? За то, что красным сын служил и попал в плен к белым. Убийство сына оправдывает тем, что ему хуже было б, если б доставил живым в контрразведку. Хладнокровен герой рассказа, с не меньшим хладнокровием передает рассказ Михаил Шолохов.
Повесть «Путь-дороженька». Один хуторянин убивает другого. Шолохов описывает так:
«Удары гулко падали на горбатую спину, вспухали багровые рубцы, лопалась кожа, тоненькими полосками сочилась кровь, и без стона все ниже, ниже к земляному полу падала окровавленная голова…»
Рассказ «Кровный враг».
Первая сцена жестокости:
«Отвязав мешок, вытащил первого попавшегося под руку волчонка, под теплой шерсткой нащупал тоненькую трубочку горла и, морщась, стиснул ее большим и указательным пальцами. Короткий хруст».
Вторая сцена жестокости:
«Коротко взмахнув топором, Ефим развалил череп собаки надвое. На Игната брызнула кровь и комья горячего мозга».
В первом случае действовал Игнат, подкулачник, враг советской власти. В другом случае Ефим, секретарь хуторского совета, то есть представитель той самой власти. Какая между ними разница? Никакой: оба нелюди.
Но меня заинтересовало даже не это, а то, с каким наслаждением описывает писатель сцены жестокости, с каким знанием предмета. Видать, доводилось…
В Англии вышел из печати «Тихий Дон». Добропорядочные англичане, прочитав, стали возмущаться: как, мол, можно издавать подобные книги, напичканные такими сценами жестокости? Вот что написал Шолохов в ответ на возмущение англичан:
«Книга моя не принадлежит к тому разряду книг, которые читают после обеда и единственная задача которых состоит в способствовании мирного пищеварения».
Верх писательского цинизма, конечно.
Не любит Шолохов до отвращения своих главных героев и потому в описании их позволяет себе…
Вторая книга «Поднятой целины». В одном из мест автор пишет о Давыдове:
«…он давно не подстригался, и крупные завитки черных волос сползали из-под сбитой на затылок кепки на смуглую широкую шею, на засаленный воротник пиджака. Что-то неприятное и жалкое было во всем его облике».
И чуть ниже. Размётнов, глядя на Давыдова, думает:
«Вот она, любовь, до чего нашего брата доводит…»
Итак, получается, что не стриженным и засаленным, то есть неприятным и жалким, герой-любовник стал благодаря любви к Лушке. Весьма странная писательская мысль. А я-то всегда считал, что влюбленного мужчину от невлюбленного можно сразу же отличить именно по тому, как часто стрижется-бреется, каждодневно ли моет шею, чтобы не засаливать воротник пиджака, насколько аккуратно одевается. Любовь – чувство редкое и чистое, поэтому и дружит с чистоплотностью – внешней и внутренней.
Грязнуля Давыдов неприятен. Неприятен и как мужчина, претендующий на любовь, и как председатель колхоза, номенклатура, служащая примером остальным.
Странные представления у писателя Шолохова о влюбленном мужчине. По себе, основываясь на личном опыте, что ли, судит?
Въедливо, с пристрастием продолжаю путешествовать по страницам второй книги романа «Поднятая целина». Упрекнули недавно: большой, мол, придира. Это правда. Есть такое. Давно наблюдаю за собой. Придираюсь ко всем, но особенно к «великим». Не могу не доставить себе удовольствие придраться…
Давыдов страдает, Убегая от любви к Лушке, скрывается в степи, где одна из колхозных бригад пашет землю. Председатель также включается в коллективный труд на благо родного колхоза, то есть пашет на волах.
Раннее утро. Рядовые колхозники – в поле, а их председатель все еще спит. Накануне, дескать, сильно устал и решил отдохнуть. А колхозники разве не устали? Впрочем, председателев труд – добровольный, а посему в радость; труд же колхозника – подневольный, обязательно принудительный. Разница? Ну, да ладно. Не об том речь.
На полевом стане появляется в этот ранний час незнакомец. По крайней мере, для стряпухи, которая никак не может разжечь костер (растопка сильно отсырела за ночь: дожди шли, не переставая), а приехавший ей игриво помогает.
Стряпуха, по просьбе незнакомца, идет и будит председателя. Давыдов выходит.
Цитирую далее по тексту романа.
«Мельком взглянул на приезжего, хрипло спросил:
- С пакетом из райкома? Давай.
- Без пакета, но из райкома…
- Чует мое сердце, что твоя милость – уполномоченный райкома.
Он… немножко церемонно раскланялся:
- Председатель колхоза Семен Давыдов.
- А я – секретарь райкома Иван Нестеренко. Вот и познакомились…»
Я начинаю туго соображать, прочитав этот кусочек.
Первый вопрос, родившийся в моей голове: «Что в райцентре опять новая партийная власть?» Вопрос совсем не праздный. Потому что несколькими главами ранее автор рассказывал, что на смену старому пришел новый секретарь, что прежних секретаря райкома и заворга, допустивших перегибы в колхозном строительстве, выгнали к чертовой матери. С ним, с этим новеньким секретарем райкома, если мне память не подводит, Давыдов уже познакомился. В тот раз, когда в поисках нового секретаря натолкнулся на него в соседнем, Тубянском колхозе. Тогда-то и состоялось их первое знакомство.
Если этот – тот самый Нестеренко, то почему сейчас-то они снова друг другу «церемонно» представлялись, почему прозвучали слова «вот и познакомились»?
Поломав изрядно голову, в больших сомнениях читаю роман дальше. И, оказывается, нет, не меня память подвела, а великого писателя Шолохова, который, видимо, запамятовал, что уже знакомил этих людей, а редакторы издательства постеснялись подсказать гениальному автору.
Погуляв изрядно по полю, даже поборовшись зачем-то, поговорив о высоких материях, о духовном, то есть о книгах для избы-читальни, услышав упрек от Нестеренко (дескать, председатель должен не пахать вместо людей, а руководить ими), Давыдов восклицает:
«Но ты сам на
