Леший

согласно вводным, любых неожиданностей. По дороге я достал фляжку с волшебным напитком и дал понюхать её содержимое Олегу Борисовичу и Андрею. Шеф только гадливо поморщился, пробормотав: «Ну и дрянь же, однако…», а Андрей вдруг   побледнел, зачастил с дыханием и выдавил: «Вот уж в самом деле – с души воротит… А ведь знакомый запашок-то…», и замолчал, зарывшись в  воспоминания. Шедший рядом  чекист тут же заподозрил неладное в нашем вертении носами, тоже сунулся на понюшку, весь скривился, спросил: «Этим, что ли, тут всех опаивают?», после  чего попытался завладеть фляжкой, но я ему не позволил, сказав, что это вне его компетенции, да и небезопасно. Отец Сергий содержимое фляжки не нюхал, только перекрестился и тихо произнёс: «Сохрани, Господи, всех чад твоих в образе и подобии твоем».
На вершину холма мы добрались без каких-либо приключений. Спецназовцы споро окружили избу, не показывавшую признаков жизни, и стали ждать дальнейших указаний. Диковинная труба больше не гудела, угрюмо контрастируя своими выпуклостями с буколическим пейзажем.
Тут из темноты вынырнула пара дюжих ребят из боевого охранения, волоча под белы ручки на редкость хилого на их фоне мужичка с засунутым в рот концом собственного предмета одежды. Ноги мужичка при этом выписывали в воздухе немыслимые кренделя, а из под кляпа пробивалось хриплое мычание.
-Вот…  За избой взяли, в траве хоронился, - шёпотом отрапортовал старший группы. – Вёрткий, гад, и кусается, как сволочь.
При ближайшем рассмотрении в свете осторожно зажжённого фонарика «сволочь» оказалась не кем иным, как лешим, волосатость которого вызвала немедленный живой отклик у зрителей.
-Мать его итить… Это ж йети! – с чувством произнёс чекист, старательно обшаривая того объективом  камеры с ног до головы
-М-да… Интересный экземпляр,- подал голос и Олег Борисович. – Маугли. Дитя природы.
-Ну и чудила… На лешего похож, - высказался проницательный Андрей.
-А это и есть леший, - положил я конец прениям. – Настоящий. Без дураков. Весельчак и душегуб.
Леший перестал брыкаться и с укором скосил глаза в мою сторону.
-Душегуб, душегуб, - безжалостно повторил я.  – Возможно, раскаявшийся -  но ещё не факт. Сюда-то тебя зачем принесла нелёгкая, а, душа компании? Кляп вытащим, верещать не будешь на всю округу?
Леший помотал головой. Получив возможность дышать ртом, он некоторое время жадно ловил им воздух, потом просипел:
-Ловки, ох и ловки молодцы… Меня-то и так скрутить!...  Понахрапистей наших богатырей-то  будут, как есть понахрапистей.
Оживал он быстро: вот уже и глазки заблестели, и улыбочка нагловатая нарисовалась, и губы в трубочку озорно начали складываться. «Принял для храбрости, не иначе…», - мелькнуло в голове.
-Как  сюда занесло, говоришь? А куда же мне ещё нестись-то? Все наши, почитай, где-нибудь поблизости, да отыскать их не так просто, как меня. Никогда не умел хорониться. А здесь скоро начнётся веселье-похмелье…
Он как-то сразу заметно сник.
- Да что именно начнётся-то? – спросил  кто-то.
-Али сами не чуете? Пора бы уже.
И в самом деле, в воздухе витало нечто такое, что уже можно было и чуять. Из осязаемо-душной ночь вдруг превратилась в астрально-прохладную с каким-то белёсым ознобом внутри себя; и вся её сущность, казалось, перекочевала в тяжело переливающееся чёрно-лиловым пространство над раструбом трубы, к которому устремились все взгляды.  Что-то набухало в этом пространстве, тяжело и свинцово, в муках ища себе дорогу, пока наконец не повалил из трубы дым – даже не дым, а его квинтэссенция  из обугленного живого, глубинно чёрная и смердящая. И смердило от неё не страхом, а отчаянной безнадёгой, от которой хотелось зарыться поглубже в землю и никогда больше из неё не вылезать, чтобы нашли тебя там сподручные кащеюшки, быстренько отшибли тебе все мозги и заставили бы эту землю носом рыть и ни о чём таком больше не думать и не вспоминать….
Чёрная отрава клубами стала пластаться по низу, ища живое. Вот она трупно заполнила рот, обоняла ноздри и наконец подкатила к глазам. И я увидел всех своих демонов. Сначала самого первого – жадности, когда спрятал  детском саду за спину дармовые конфеты; потом трусости – при мне издевались над приятелем, а я сжимал кулаки, скрипел зубами и ничего не делал; потом подлости – выставил в дураках другого вместо себя; потом – зависти, похоти, тщеславия…. Оказывается, они никуда не делись, они всё это время терзали меня изнутри, и вот теперь, объединившись со своим хозяином, готовы были окончательно меня сожрать. Так я узнал, что есть не только ангел-хранитель, но и демон-разрушитель.  Иногда гарь переставала плеваться в меня картинами моей жизни и клубы причудливо складывались в безобразно-бесформенную харю, отдельные фрагменты которой я до этого угадывал в жутких кошмарах и  разводах похмельного рельефа потолка… «Нет, нет!... Ведь я же всегда  с тобой боролся!... И плакал от собственной трусости, и сам потом лез на рожон, лишь бы смыть с души эту болячку; и перед другом извинялся, когда никто не просил и уже все давно всё забыли; и…  Поздно, поздно… равновесие нарушено… ты сам  же его и нарушил - по глупости ли, по гордыне или по любой другой причине… пришла расплата… плата… плаха…. ха-ха-ха-ха-ха…»
Озноб стал трясти меня изнутри - всё сильнее и сильнее; вот стало закладывать уши, я открыл рот, попытался закричать, но так и не понял, удалось мне это сделать нет.
-Кирилл, Кирюша! – вдруг послышалось мне сквозь гул.  – Ведь заберут меня сейчас, что ты трясёшься да орёшь, сделай хоть что-нибудь – хоть браги моей глотни! Не хочу я с ними, не хочу-у-у-у!... – Голос сорвался на тонкий вой.
«Кисель…» Ватной рукой я достал из куртки фляжку, немощно открутил пробку, кое-как поднёс ко рту и сделал глоток. Какое-то время со мной ничего не происходило, только усиливалось ощущение, что меня сейчас разорвёт, в мелкие клочья разорвёт, воздух всё входил в грудь, но никак не мог выйти, хоть чуть-чуть, и…  Вдруг наступило неимоверное облегчение. Я со стоном выдохнул из надсаженной груди, судорожно вдохнул и снова выдохнул, и так несколько раз, с каждым разом всё медленнее и увереннее, пока сердце не перестало пинать грудную клетку. Тело колюче стало наливаться теплом. Я пускал пузыри и блаженно улыбался, и тут  барабанные перепонки разом наполнили  отчаянные вопли – не помощи, нет – лишь желания быстрейшего конца мучениям. Они неслись со всех сторон, и ничего в них уже не было человеческого.  Нежить вокруг меня бурлила, непрерывно пытаясь покомфортнее втиснуться в наше измерение, но хватку свою ослабила, отступила, исторгая при этом из себя  разноцветные змейки, и что-то чадила-шипела. Я нетвердо пошёл прямо сквозь неё, слыша сзади тонкоголосые причитания: «Я с тобой, Кирюша, не бросай  меня, на тебя вся надежа, как есть на тебя одного…», и нежить давала пройти, возвращая мне украденное. Я направился к стоящей неподалеку фигуре в камуфляже, и вдруг она разорвалась у меня на глазах, обдав прахом. Жизнь была высосана из неё до последней капли. Я рванулся к другой фигуре и успел влить в раскрытую впадину рта содержимое фляги, побежал дальше… не успел… потом успел… не успел… не успел…не успел… вот Андрей – держись, родной! – вот Олег Борисович… не  успел… чекист – а ты оказался сильным, молодец… ещё один… ещё… Отец Сергий стоял, подняв глаза к небу, бледные уста на обтянутом кожей лице ещё что-то шептали. Я остался возле него, смотря, как нити жизни тянутся к нему из черноты небытия, как наливается розовым лицо, как нервно начинают повиноваться ему руки, как перестают хрипеть надорванные лёгкие. Он был последним;  спасти удалось не многих.
-Человече… что же мы все натворили-то…
Он повернулся ко мне.
-Что ты влил в меня? Живую воду?
-Не совсем, батюшка…
-А, понимаю… напиток тот проклятый.
Он помолчал.
-Надолго ли он нам поможет?
-Не знаю...
Опять молчание.
-Дай мне его, Кирилл. Весь дай. Быстрее!
Я повиновался.
-Никто больше не должен испытать те муки, что мы испытали. Никто.
Отец Сергий перекрестился, закинул голову и большими глотками стал осушать фляжку. Затем бросил её себе под ноги.
-Господи, жизнь свою и душу свою отдаю в руки твои! Прими же, господи, не гневайся на чадо своё!
И он вознёс руки к небу, которого не мог увидеть в  последнюю свою минуту.
Глоток выпитого зелья мог вернуть к жизни. Не знаю, сколько выпил я, чтобы свет начал покидать мою душу. Наверное, не одну кружку. Отцу Сергию хватило остатков фляги. Разноцветные нити подхватили его и устремили в пасть монстра, созданного, как он сказал, всеми нами. В немом ступоре я смотрел, как затягивает его воронка, возбуждённо урча; как затем внутри неё раздались  звуки, отдалённо похожие на дикий рёв. И раздался взрыв. Меня отшвырнуло на несколько метров; на четвереньках я яростно замолотил руками и ногами, исторгая из глотки что-то несусветное; я плакал, я расцарапывал себе лицо и грудь, я рвал волосы и одежду, я…. Я ничего не мог сделать. Он сделал всё за меня.
Нет, не всё. Из развороченной избы вдруг вылетела непропорциональная фигура с длиннющей бородой и угловато закружила в воздухе.


Глава 16
На и без того ошалевших людей с неба посыпались снопы искр вперемежку с отборной бранью.
-У-у-у, сволочи! Отребье паскудное! Собачье семя! Думаете, коли мост разрушили, так это вам теперь так с рук всё сойдёт? Не-е-е-е-т, сначала вас здесь всех сгною, а потом новый мост построю, новый, новый!...  Я здесь теперь главный, мне сила дана! И никогда вам с ней не справиться! Никогда!!
В подтверждении его слов  гарь, после взрыва медленно  осевшая к земле, словно пробудилась и стала  превращаться в какую-то мерзкую слизь; бесформенная масса образовывала клубки, и те уже по отдельности скрещивались внутри себя, и вот, в новых порождаемых ими формах стала угадываться определённая логика творения: распластанное над землёй  громоздкое нечто, с жадными протуберанцами, лезущими отовсюду в поисках жертв… Пока оно только бурлило изнутри, приводя в порядок новый механизм  своего существования, но вскоре…
-Назад! – дико заорал я. – Все назад, к машине!
Все, кто уже мог передвигаться, заковыляли прочь, унося  парализованных товарищей, под градом летящих сверху огненных брызг, прожигающих плоть до самой кости. Я непрерывно орал, помогая тащить кого-то, иногда выворачивая шею, чтобы убедиться, что пульсирующие монстры ещё не бросились стремительно за нами, и понимал, что это вот-вот должно случиться, что никуда нам  от них не скрыться, что теперь они будут питаться уже не нашими душами, нет…
-А-а, аспиды, что удумали! Только вас нам здесь и не хватало! А ну, ребятки, не трусь, постоим за землю-матушку!
Зычный голос раздавался совсем неподалёку. Скосив глаза, я увидел Степаныча с щитом в рост и обнажённым мечом, машущим им в сторону монстров. Остальной личный состав выглядел соответственно, только вооруженный по большей частью копьями самой разной длины. Со зверскими выражениями на бородатых физиономиях, с босыми ногами в бой нетвёрдо устремились богатыри.
-Степаныч! – не дуром взревел я, наконец сажая связки. – Порвут ведь!
-Не боись! – прорычал дядька. – Пока ещё с ними можно совладать. Вот когда чешуёй покроются да когти с зубами повылезают – вот