Четыре процента

Сон у Павла был всегда хороший, и жаловаться на него не приходилось, даже если вечером хорошо он погулял. Но сейчас был какой-то кошмар: что-то шумело, звенело и гудело. Во рту был неприятный привкус, и раскалывалась голова. Хотелось повернуться и почесать затёкший бок, но так и не получило – тело не отвечало на команды мозга и не слушалось. Сон был каким-то странным и постепенно сходил на нет вместе с неприятными ощущениями. Теперь сквозь закрытые, чугунные веки проникал слабый дребезжащий свет, со стороны доносилось тяжелое хрипящее дыхание. Ко всему прочему добавился трясущийся пол.
Все чувства снова куда-то пропали, будто ножом отрезало. Через какое-то время все стало возвращаться на место. Теперь получилось немного приоткрыть веки и света стало больше, но разглядеть все равно ничего не получалось – перед глазами стояла темно серая пелена. Хотелось пить.
- Семён Валерьевич, один открыл глаза! – сзади раздался  взволнованный, но радостный крик. Женский крик, но какой-то глуховатый. Но голос заглушил посторонний шум. Кто-то крикнул в ответ таким же глухим голосом: «Сейчас, иду-иду!». Мимо по полу прогрохотали быстрые  шаги.
- Семён Валерьевич, он пришел в себя! – девушка, судя по голосу сильно волновалась.
- Посмотрим…, - мужчина замолчал почти на минуту, - к сожалению нет. Он уже не понимает ничего и это, его состояние, я бы назвал агонией и уже предсмертной.
-Но как же!  Смотрите, у него двигаются зрачки, двигаются губы, ведь он пытается что-то сказать! – по мере произношения фразы радостное волнение девушки стало грустным и растерянным.
- Светочка, я понимаю тебя, мне тоже не хочется, что бы кто-то умирал, но посмотри на его глаза – он не двигает ими, они сами беспорядочно двигаются. И еще – мужчина выхватил лучом фонаря уголки глаз, где проступили и набухали капли крови.
- Но он же пытается говорить…
- Это бред. В смысле он бредит, и потрогай его лоб. Его температура не упала, а только поднялась, - мы сталкивались еще в Институте, где наблюдали, заболевших, еще года 2 назад. Кто же мог знать, что они выводили этот вирус специально.

Пока Павел слушал разговор, то пытался осмотреться, но при невозможности повернуться, это довольно сложно сделать. С потолка, в нескольких метрах впереди Павла свисала с потолка лампа на проводе, уходящем куда-то назад, от, куда светила еще одна лампа, так же отбрасывая тени из-за тряски. Справа уходила вверх стена, к которой и был прижат Павел. Пересекающиеся рейки были снаружи обтянуты тёмно синей тканью. По всей видимостью это был грузовик. То, на сколько позволяло положение, Павел обвел взглядом остальное помещение: спереди лежал еще  один человек, так же возле борта, ногами к стене и там стояли ящики, контейнеры, некоторые были открыты, остальные притянуты «крабами» к стене и полу. Возле них спиной к остальному залу сидел человек. Справа, через некоторый промежуток, видимо оставленный для  свободного прохода по  кузову, лежало еще несколько человек, так же в ряд.
- Света, подойти-ка сюда, вот этот точно в порядке. По крайней мере, пока что.
Над Павлом склонился худой, с коротко подстриженными седыми волосами, мужчина в белом, с красными пятнами, халате. На лице у него было то, из-за чего голос и был таким глухим, респиратор, закрывавший лицо до самых глаз и «таблетка» фильтра на левой стороне лица. В глаза больно ударил, куда более яркий свет от ручного фонарика и Павел зажмурился.
- Прошу прощения, знаю от света Вам больно, зато это доказывает, что вы пока что живы, и, повернувшись к стопке ящиков, крикнул, - Света, принеси, пожалуйста, шприц и две, нет, три ампулы! Пусть уж сейчас ему будет не хорошо, но шансов ему это прибавит.
К доктору подошла, чуть не упавшая, на одного из «пациентов» девушка, видимо медсестра в этом передвижном госпитале. Она так же была одета в белый, но только чистый, халат и такой же респиратор.
- Дай ему попить и протри лицо, пожалуйста. А я пока сделаю укол ему, - врач пропал из поля зрения, но появилась девушка.
Она приподняла  Павлу голову и влила немного воды в приоткрытый рот, дождавшись, глотка, медсестра улыбнулась и опустила ему голову. Когда она вновь появилась, в руках у неё была мокрая тряпка – сложенный в несколько раз кусок бинта. Машину снова тряхнуло, и ногтём девушка поцарапала нос своему временному пациенту.
- Ой, простите, пожалуйста,  я не спе…, - Павел не дослушал, а даже не услышал фразу до конца, по вене разлилось теплое чувство, переходящее в лёгкое жжение и он снова провалился в сон.

Когда Павел проснулся, он лежал на кровати, было жестко, но все же можно было двигаться, а под головой была подушка, а не жесткая поверхность пола грузовика. На этот раз свет был дневным и шел из окна. В комнате было еще пять кроватей, четыре из которых были заняты пациентами. Возле одного из них положив голову на край кровати спала девушка, видимо следившая за капельницей.
Павел откинул одеяло – тело было еще каким-то ватным, и болел живот.  Тяжело было дышать, но все же можно было хоть как-то двигаться. Медленно приподнявшись, он сел, свесил ноги с кровати. Закружилась голова. Просидев так какое-то время, пока не утихнет головная боль, Павел встал на пол, придерживаясь за спинку кровати. Стоять на полу босиком было холодно. Нагнувшись, он посмотрел под кровать – пусто.  Рядом тоже не было ни обуви, ни носков. Зато под пустой койкой стояла пара сланцев. И наплевать на то, что они были велики – все же лучше в них, чем без них. Аккуратно, что бы не скрипнула дверь, когда открывал её, Павел вышел из комнаты и оказался в коридоре. По правую руку была стена с окнами, слева двери, скорей всего в такие же комнаты. Все было деревянным и каким-то старым. Некоторые окна были потрескавшиеся, краска на дверях  и стенах облупилась, и создавалось впечатление старого захолустья. Но все же здесь был свет – из темного помещения в конце коридора доносилось мелькание, похожее на отблеск телевизора.
Голова загудела сильней. Пришлось присесть на подоконник и вполоборота приложиться лбом к прохладному стеклу. За окном стояли деревенские домики, за ними расстилалось поле, переходящее по линии горизонта в широкую реку. По мере прохождения головной боли начала формироваться мысль: «Где я?». Обернувшись от окна, Павел резко  повернулся в сторону комнаты, еще раз осмотрелся по сторонам.
- Где я? Это не Москва., - прошептал уже вслух, не спрашивая кого-то, а, желая услышать свой собственный голос, убедиться в его реальности.
Вернуться в палату и спросить тех, кто там лежит или медсестру? Выйти на улицу и попытаться разобраться и найти ответ там?

Но вопрос решился сам собой. Дверь, из которой несколько минут назад вышел Павел, выглянула, обеспокоено озираясь, та самая медсестра, что лежала на кровати.
- Ой, вот Вы где! Зря Вы встали, нужно соблюдать  постельный режим!  - девушка взяла пациента под локоть и повела в сторону палаты.
-Стойте, стойте! – Павел вывернулся из объятий медсестры и в примирительном жесте поднял руки верх и отошел на пару шагов назад, объясните мне сначала, где я нахожусь!
- Хорошо, но лягте, пожалуйста, в кровать, а я постараюсь привести кого-нибудь из докторов, что бы вам рассказали.
-Я устал от лежания. Можно побыть на свежем воздухе? Чувствую я себя вполне ничего. И не слышал я, что бы свежий воздух вредил кому-нибудь. Хорошо? – Павел дружелюбно улыбнулся.
-Ладно, улыбнулась в ответ девушка. Выход на улицу третья дверь по коридору в обратную от нас сторону. Там  возле входа есть лавочка, подождите там. Я постараюсь побыстрей.
- Я буду ждать,  -  развернувшись, Павел пошел в указном направлении.
На пол пути его остановил окрик медсестры:
- И если что врач будет ругаться – вы сами отказались лежать, и, сменив строгий взгляд на веселую ухмылка, девушка быстрыми шагами направилась туда, где работал телевизор.

Скрипнув ржавыми петлями, дверь открылась, впуская в коридор весенний воздух и яркое солнце. Из подъезда вели ступеньки, укрытые козырьком в маленький дворик – с десяток деревьев, окружающих площадку с выставленными полукругом к входу, деревянными скамейками. От сквера шла дорога, огибая здание. Где-то там слышались голоса, шум работы – что-то собирали или чинили. Кто-то на кого-то кричал, слышался детский плач. На одну из скамеек Павел и сел.

- Павел…, - по ступенькам спускался высокий и худой человек. Сняв марлевую повязку, он протянул руку.
- Евгеньевич. А Вы? – Павел пожал протянутую руку, и, не отпуская, ждал представления доктора.
- Семён Валерьевич Брызгунов. Приятно познакомиться.
- Взаимно, - Павел отпустил руку. Поежившись, задал по-прежнему интересующий его вопрос.
- Вы не помните, что произошло? – врач посмотрел поверх очков и пока его пациент думал, вытащил пачку сигарет. Закурил сам, протянул Павлу.
- Нет, спасибо. Я не курю. Про то, что помню.… Помню, что в четверг вечером, после работы, свалился с насморком, поднялась температура, - он махнул рукой, - обычное ОРВ. Еле отработал пятницу, а за выходные отлежался, все стало хорошо. В понедельник пошел на работу, со свежими силами отработал и возвращался домой. Сел в маршрутку до метро… А дальше помню только, что очнулся в каком-то грузовике еще с какими-то людьми. Там была девушка и, кажется Вы. Но у Вас что-то было на лице – Павел жестом показал на лицо, сделав пару кругов во круг рта, - маска или противогаз.
- Больше ничего?
- Нет, кажется это все.
- Как насчет новостей – телевизор, газеты, кажется даже демонстрации на «Пушке» были, - Брызгунов выдохнул струю дыма и быстро затянулся снова.
- Стоп. Вы имеете в виду предупреждения обо всех этих политических играх, сложностях, что эти политические крысы не поделил кусок сыра? – Павел с сомнением покосился на врача.
-Да. К сожалению, - сделав пару затяжек, врач продолжил, - это случилось, даже почти так планировали, эти! – Семён зло плюнул через плечо.
- Так что случилось?
- Раздавали бесплатные защитные респираторы. У Вас есть?
- Да, нам раздавали в университете. Каждый из нас, преподавателей должен был еще раздать группе студентов.
- Жаль, что у Вас при себе не оказалось. Было бы намного проще, но Вам повезло и так! – Врач указал сигаретой на собеседника и улыбнулся.
- Так что случилось,  скажите же!
- Все эти болезни, в новостях, о повторении и усиливающейся атепичной пневмонии и всего прочего – это были локальные эксперименты.  В итоге в воскресение в большинстве крупных городов распылили штаммы вирусов. Вирус то этот вредная штука – инкубационный период  всего десять часов, после этого живет еще примерно сутки в воздухе и становиться не опасным. Заражается примерно девяносто процентов контакторов.  Среди тех, кто надышался этой дрянью гибнет еще процентов петдесят в течение трёх – четырех суток. Сорок процентов выживают, оставшиеся десять становятся инвалидами или умирают из-за поврежденных внутренних органов. Плюс жертвы от пожаров, застрявших в поездах, машинах, лифтах, самолетах! – врач с силой отщелкнул окурок в кусты.
- Не верится как-то…
- Согласен, поверить сложно, - Семён устало опустил голову на руки и облокотился на колени.
-От куда у Вас эти сведенья, про последствия?
- У нас были штаммы вируса для изучения. Но я думаю, что то, что применили было в несколько раз