Драка

Нищета!
Начинает перебирать. Действительно, две гранаты с запалами непонятно какого срока хранения, дешевые ножи-штамповки под «Рембо», пистолет Макарова с пятью патронами в обойме, короткоствольный газовик, да еще «Вальтер» без патронов, и это по счастью, этот уже в таком состоянии, что нормальный знающий человек не рискнет стрельнуть - явно с войны, раскопанный недавно, с раковинами по металлу.
Сунув сумку Петьке, идет к бане. Казак тянется следом, и по ходу щупая трофейные ножи, громко возмущается:
- Какое барахло! Где Китай, а где мы? Заполонили!..

Приветствуют стоя.
- Товарищи офицеры! – полушутя-полусерьезно командует Извилина, когда группа возвращается на «домывку».
Все вытягиваются.
Замполиту это льстит - повод всерьез доложиться о выполнении задания.

- Наблюдали, - говорит Георгий. – В целом одобряем. Есть некоторые замечания, но не сейчас. От лица разведки объявляю благодарность!
Наливают по стопке до краев – протягивают. Казак с Лехой ухают залпом, цепляют по ломтю бастурмы и зажевывают, Седой, осушивая в два глотка, занюхивает куском хлеба, Федя-Молчун лишь чуточку пригубливает от своей – никто о большем не настаивает.

Если можешь справиться с четырьмя, справишься и с сотнею, надо только быть храбрее на пару секунд дольше – этого для победы вполне достаточно.
Сирано де Бержерак – реальное историческое лицо, поэт и забияка, однажды, не по прихоти, а в порыве праведного гнева (что все меняет, что заставляет делать несусветные вещи тех, кто черпает силы в собственной правоте), самоотрешенностью духа и чего-то там еще, что выхватил лишь в известном ему, вызвав на дуэль разом около сотни человек, разогнал их всех до единого своей шпажонкой – ему даже не пришлось особо убивать и ранить… так, всего какой-то десяток или полтора.

Если человек не боится смерти, он уже храбрее. Нет, не так! – поправляет себя Георгий. – Лишь храбрый знает, что когда смерть в глаза смотрит, она слепа. Смерти и боли боятся все - каждый из нас, только порог терпения ее взгляда у всех разный. Не столько боимся, как досадуем о ней. Смерть – это досада, последняя неприятность, за которой их уже не будет. Потому спрашивать надо так: «Готов ли ты к смерти? Если готов, то пусть она тебя не страшит. Потому как здесь, тысяч поколений русов, в той забытой памяти, что смотрит на тебя и надеется, что находится в тебе самом, за миг до собственного порыва, словно вдогонку, складывается следующий вопрос, уж не требующий ответа: – «Готов ли ты напугать смерть?»..

Георгий – человек храбрый, но умный, как все храбрые люди, прошедшие определенный возрастной рубеж.
Есть храбрость отчаянная, и храбрость от отчаянья, и они не равны друг другу. Азартная и безысходная, и они не родственники. Нет лучше храбрости расчетливой, но и она плохо награждается. Медали штампуют храбрым крайностям – именно они удивляют. Вот и сейчас, по сути – бой, но не из тех, которым будешь гордиться и рассказывать. Риск минимальный, случайный, но все равно трепетно, от этого и разгорячены.
Чтобы поймать смерть, нужно подойти к черте. На черте черти, они ее и составляют.

- Специально главных матерщинников отправил? – обрезает его мысли Седой. – Надеялся уболтают? Перематерят?
Седой к матерной речи относится неодобрительно – как к «перерасходу» ресурса, невосполнимых запасов - предубеждение на этот счет имеет железное, многих перевербовал, доказывая собственную правоту. Леха постоянно срывается, а Казак так категорически неисправим, оба огорчают Седого.

- Ишь, расшаховались! На то и мат, что в нем слово последнее! Им бьют, а не щекочат, в морду и бьют – потому как оскорбление смертное. А то привыкли мату щеки подставлять. Мат в разговорной речи – профанация, дешевка! - в который раз втолковывает Седой – зачитывает свою лекцию, воспитывает, учит непутевых. - Таких людей рассматриваю, как дешевых, когда-то в детстве подсевших «на понты» и не сумевших соскочить. Мат – секретное оружие русского человека, другим это не дано ни понять, ни освоить. Это как некое «кий-яй!» японского каратиста, но не для одного удара, а для всех пороговых ситуаций, для сброса стрессового напряжения, это и как обезболивающее, если нет иных средств, это резерв! Когда поймете?! Мат - это когда удержать плиту, придавившую напарника, либо для атаки, безнадежного броска – тогда он поможет. Но если материшься постоянно, резерв не включится. Матерящийся без повода - дешевое тело с дешевым духом!.. И не надо вдумчиво! Мат – это духовное, это «само собой». Никак нельзя размениваться в обиходе. Трепло ходячее! – говорит Седой и строго смотрит на Леху. - Я с того времени, когда за матерное слово из троллейбусов выставляли – и ни какие-то там дружинники, а сами пассажиры. А сегодня явление едва лечится – некому, трусоват стал народ, закуклился на собственное «я». Вот Казак, казалось бы «сходил к хозяину», а не выучился… Вернее - недоучился! А там-то уж мог понять цену словам, научиться говорить неторопливо, вдумчиво…

- Седой! Есть в тебе все же что-то северное, - уверяет Петька. - На хер моржовый похож!..

/фрагмент "Время Своих Войн"/