участвовали в антисоветской борьбе, борьбе направленной на ослабление и свержение Советской власти с тем чтобы в конце концов бывшие владельцы, помимо прочего, вернули себе свои предприятия.
В то время инженеры были «на вес золота». Никто бы не стал репрессировать столь ценные кадры, если бы они не занимались вредительством.
Добавим, что многие участники заговора второй половины 1930-х имели доступ к большим государственным средствам, распоряжались ими. В их показаниях есть много эпизодов, когда они давали государственные заказы от имени Советского Союза тем или иным иностранным фирмам по просьбе исходящей от людей Троцкого, который да самого разгрома заговора продолжал руководить своими людьми из заграницы, рассылая им многочисленные инструкции. Причём многие такие заказы были не выгодны стране. На этом примере так же видно, как заговорщики совмещали «приятное с полезным» - вели ожесточённую борьбу против Сталина и одновременно зарабатывали деньги для этой борьбы, для себя и для зарубежных фирм.
Глава 10. Некоторые особенности заговора 1930-х и хрущёвской реабилитации
Историки давно заметили, что те из руководителей, которые в наиболее категоричной форме требовали немедленного расстрела предполагаемых заговорщиков, были вскоре сами изобличены как участники заговора. А те, кто требовали «не рубить сплеча», а во всём спокойно разобраться, те кто были за мягкие меры, как правило, репрессиям не подвергались. Конечно из этого «правила» немало исключений. Но тем не менее можно предположить, что заговорщики пытались как можно быстрее избавиться от соучастников. В документах тех лет зафиксировано, что заговорщики заранее договаривались, что в случае провала они будут отказываться друг от друга и обвинять разоблачённого, чтобы не подставить под удар остальных. Поэтому разоблачённый товарищ чисто теоретически не должен был обижаться на оскорбления в свой адрес и требования своей казни. Хотя человеческая психика несовершенна и на практике скорее всего было по другому. Но заговорщики понимали, что те же Бухарин и Рыков не выдадут их на Пленуме ЦК в 1937, так как отрицали свою вину. Сказать, что «мы с тобой состоим в заговоре» означало признать наличие этого заговора и лишить себя последней надежды на спасение. А надежду такую Бухарин и Рыков имели. Следствие вполне могло бы не распутать всего дела и они могли бы отделаться мягким наказанием, как это бывало и раньше. Поэтому до последнего отрицали свою вину на Пленуме. Что касается других заговорщиков сидящих здесь же в зале, то они понимали, что немедленная казнь, Бухарина и Рыкова, позволит им спрятать «концы в воду». Потому, что при допросе мог «расколоться» и самый твёрдый человек, не говоря уже о таком слабохарактерном и эмоциональном человеке, как Н.И. Бухарин. Понятно, что заговорщики требовавшие немедленного расстрела обвиняемых сами опасались за свою жизнь, хотя своё требование обосновывали ненавистью к «врагам народа».
С другой стороны, благодаря высоким постам главных заговорщиков, их подчинённым не так-то легко было остаться в стороне. Давайте представим психологическое состояние руководства Ленинградского управления НКВД. По некоторым данным их шеф Ягода дал указание не мешать убийце Кирова. Они не могли знать, кто ещё в высших эшелонах власти стоял за Ягодой, кто дал санкции на этот теракт. Понятно, что в таких условиях не подчинившиеся руководители могли опасаться и за свою жизнь. Они ведь прекрасно знали, что за человек Ягода. Даже если бы руководители Ленинградского управления НКВД апеллировали наверх, они знали, что Ягода запросто докажет свою непричастность. По крайней мере, они могли так думать.
С другой стороны и боевики были готовы жертвовать собой. Подпольная организация выглядела весьма могущественной. А Сталину не было никакой причины опасаться Кирова. Поэтому версия, что Ягода стоял за убийством Кирова выглядит сейчас наиболее вероятной. Надо сказать, что в отличие от большинства остальных заговорщиков Ягоду не реабилитировали. Понятно, что не реабилитировали, как одного из организаторов репрессий. Но именно это делает нелогичными хрущёвские реабилитации. Если есть сомнения, надо было реабилитировать по одним позициям и обвинить по другим. С этой точки зрения и смерть Горького можно рассматривать, как деяние Ягоды. Горький, в то время, был безусловным сторонником Сталина и его соратников. Колоссальный авторитет Алексея Максимовича, как в СССР, так и за рубежом мог сильно затруднить реализацию планов заговорщиков.
Если говорить о хрущёвских реабилитациях, то эта были чисто волюнтаристские мероприятия, когда всех репрессированных скопом объявили невиновными, за исключением тех, кто не нравился Хрущёву и за исключением ряда сотрудников карательных органов. Понятное дело, что такие реабилитации чисто политическое мероприятие и не имеют никакого отношения к восстановлению законности, ибо это действо должно быть чисто юридическим мероприятием безо всяких симпатий и антипатий, невзирая на наше отношение к личности обвиняемого. Он может быть виновным в сотне других преступлений, но если не виновен в этом – конкретном, мы должны так и написать – «невиновен». Поэтому если не реабилитирован Ягода, какую бы личную неприязнь к нему мы не испытывали, это означает, что мы признаём все дела по которым был осуждён Ягода, как например отравление Горького, а значит виновны те врачи, которые в этом признались, несмотря на то, что мы могли реабилитировать каждого в отдельности.
Хотя, что касается дела Ягоды, то при Хрущёве реабилитация не коснулась и других осуждённых на открытых процессах – Каменева, Зиновьева, Бухарина, Рыкова. Во время перестройки писали, что это было сделано по просьбе руководителей социалистических стран и руководителей компартий капиталистических стран, которые после открытых процессов поддержали обвинения. Может чём-то оно и так – в отношении вождей заговорщиков сработал политический момент. Но Хрущёв делал и ещё более крутые политические виражи. К тому же не такой это был человек, чтобы считаться с зависимыми от себя руководителями. Он даже с Мао не особенно считался, руководителем самой крупной по населению социалистической страны.
Скорей всего объяснение здесь другое. Со времён открытых процессов прошло очень мало времени. Люди ещё не успели их забыть. Ведь они не знали за что осуждали на закрытых процессах, за что осуждали «тройки», поэтому могли легко поверить, что все осуждённые таким способом безвинны. Иное дело открытые процессы – они широко освещались в СМИ. Поэтому если бы Хрущёв в 1956 году объявил невиновными сходу всех осуждённых на трёх Московских процессах в 1936-1938 годах, ему никто бы не поверил, так как со времён этих процессов прошло всего двадцать лет. Но реабилитацию легко можно было провести в отношении тех осуждённых, документы по которым не печатались столь широко. То есть формально Хрущёв признал виновность заговорщиков, отказавшись от их реабилитации. С другой стороны он сам немало поучаствовал в репрессиях. Понятно, что не мог Никита Сергеевич считать невиновными всех осуждённых.
Совсем другое дело – перестройка. К тому времени прошло уже пятьдесят лет со времён открытых Московских процессов. Немного осталось в живых людей, которые их помнили.
Хотя конечно, нельзя считать виновными большинство реабилитированных при Хрущёве. Просто люди оказались в такой ситуации, что государство, с подачи высшего руководства, как бы подталкивало их отрицать свою вину. Хотя может быть кое-кто из заговорщиков и не считал для себя греховным остаться в истории, как борец со сталинизмом. Благодаря волюнтаристской реабилитации, в советской исторической науке при Хрущёве появились нелогичности. Тогда утверждалось, что Сталин был тиран, но против него никто не боролся, чуть ли не все пострадавшие, были невиновны перед Сталиным, не говоря уже о невиновности перед государством. То есть почти всех осуждённых при Сталине записали безвинно пострадавшими сталинистами. Хотя многие из этих людей, сталинистами себя не считали. Там были и троцкисты и бухаринцы, не говоря уже о меньшевиках и эсерах.
Вот яркий пример того, как проводились хрущёвские реабилитации. Во время правления Никиты Сергеевича приводилось письмо Ионы Якира на имя Сталина следующего содержания. «Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, её руководителей я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма». А вот, что писал Якир на самом деле. «Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, её руководителей - потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства... Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства... Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».
Если говорить о пострадавших писателях, деятелях искусств, то они в то время составляли как бы часть высшей номенклатуры и пострадали вместе с ней.
Например, поэт Осип Мандельштам был лично знаком со многими "вождями" партии и государства - членом Политбюро и главным редактором газеты "Правда" Бухариным, председателем ВЧК Дзержинским, руководителем Закавказья (первым секретарем Закавказского крайкома Компартии) Ломинадзе, крупным партийным деятелем (позже - всесильным наркомом НКВД) Ежовым. Более того, судя по воспоминаниям жены, вместе с семьёй Ежовых они отдыхали на даче Орджоникидзе. То есть спайка была полная. Понятно, что когда начались репрессии против его ближайшего окружения из числа высокопоставленных партийных и государственных деятелей Мандельштам не остался в стороне. Тем более, что свои дерзким вызывающим поведением он нажил себе много врагов среди творческой интеллигенции, писал антисталинские стихи. Вот и получил поэт пять лет лагерей.
Другой крупный писатель Исаак Бабель также был хорошим знакомым Ежова, поселился на даче Каменева, после ареста последнего. То есть он по сути являлся одним из участников «разборок» в верхах. Неудивительно, что писатель попал под каток репрессий наряду с крупными партийными и государственными деятелями.
Что касается Бориса Пастернака, то пострадал он при Хрущёве. При Сталине это был процветающий писатель, который подписывался под воззваниями с требованием «стереть с лица земли» «врагов народа».
Глава 11. Итоги
Таким образом, феномен 1937-го года, психологически можно объяснить тем, что до этого власть проводила очень мягкую политику по отношению к заговорщикам. Тем самым, как бы поощряла их к дальнейшей борьбе. И даже сама расширяла масштабы заговора, назначая свергнутых оппозиционеров на высокие посты в провинции, где они значительно увеличивали количество людей, которые с ними контактировали, вербуя всё новых и новых сторонников. Показательно, что через пятьдесят с лишним
