18. Художники и поэты
Как я писал выше, за неудачу с ракетой назначили виновным меня. Но несправедливое назначение виновных происходит сплошь и рядом, и этим никого не удивишь. А в армии происходят и куда более интересные назначения.
Вооруженные силы – это свой огромный обособленный мир. Воинская специальность, конечно, вещь нужная, но малопригодная для повседневной жизни. Вот и выкручиваются командиры, назначая своих подчиненных быть малярами, строителями, художниками, грузчиками, музыкантами, поэтами и еще многими и многими другими. Если желающих быть гитаристами в рок-группе всегда полно, то красить забор, копать траншею или рисовать таблицу боевой готовности – добровольцев не найдешь. Но командирам все равно нужно выполнять поставленную задачу, вот и назначали они на тяжелые работы самых отъявленных или самых безотказных на работы, в которых требуется умение. И те, и другие не горели желанием что-то делать, поэтому «косили» всеми возможными способами, в основном упирая на врожденную, тотальную, неизлечимую криворукость, косоглазие и слабоумие. Помогало это плохо, командиры обычно спрашивали:
– Ты ВЛК (врачебно-летную комиссию) как прошел?
У подавляющего большинства в медкнижке было написано – годен без ограничений!
– Ну, раз годен, тогда – вперед!
Правда, некоторые «поручения» были даже очень выгодными. Я, к примеру, года три ходил на пару с армянским братом каждое утро убирать территорию. Отлично, пока все бегают и выполняют военные гимнастические комплексы, мы спокойно покурим, поговорим за жизнь, махнем пару раз метлой и обратно в роту! Пока никого нет, можно спокойно помыться-побриться и принять душ. А остальные тем временем: на раз-два – выпад вправо, на три-четыре – выпад влево, на пять-шесть – упор лежа, на семь-восемь – бегом МАРШ!
Вообще, убирать территорию очень выгодно! Ротные участки были раскиданы по самому училищу, городку, а некоторые были даже за городком. Берешь метлу или лопату в руки и спокойно выходишь за КПП городка. Если кто спросит: «Куда идешь?», ты отвечаешь: «Территорию убирать». Метлу прячешь в ближайших кустах и все – свободен! Никому в голову не придет такая бредовая мысль – идти в самовольную отлучку с метлой, а курсанту, у которого только такие мысли в голове – запросто! Метла – это моя охранная грамота! Если попадется особо неверующий, то могу и помести минут пять. Не больше. Проще, конечно, через забор, но там обходить далеко. А тут вышел – и сразу на трамвай или автобус.
Были и ненавистные поручения, одно из них: писание-рисование «Боевого Листка» – это изобретение замполитов, еженедельный печатный орган роты. «Печатный» – это громко сказано, все написано и нарисовано от руки. Писать там совершенно нечего и не о чем. Замполиты хотели, чтобы все было выполнено на высокохудожественном уровне, были отмечены лучшие и дана «объективная комсомольская оценка» худшим, то есть их нужно «беспощадно заклеймить позором». Но дело в том, что как это обычно и бывает в жизни, у командиров и подчиненных совершенно диаметрально противоположенные взгляды. Тот, кто в наших глазах достойнейший курсант, в глазах командиров – закоренелый преступник. И наоборот: у нас полный ноль, у командиров – пример для подражания! Вот и сидишь, высасываешь из пальца всякую ахинею. Если текста совсем мало – значит, картинку побольше нарисуем, самолет какой-нибудь или бомбу с парашютистами. Замполиту это не понравится, «объективной» критики мало, хотя он тоже понимает, что лучше такой Боевой Листок, чем никакой.
Даже после того, как нас насильно назначали малярами, художниками или строителями, народ не успокаивался и всячески саботировал работы. Иногда саботаж выливался в интересные формы, особенно у художников, чьи работы всегда на виду.
Одно из подобных творений было у нас в училище. На железном листе размером два на три метра чьей-то шаловливой рукой был нарисован курсант со всклокоченными волосами, совершенно безумным, устремленным в пустоту взглядом, сине-зеленой рожей и синими руками! Курсант сидел перед раскрытой тетрадью в окружении хаотично раскиданных томиков Ленина и ковырялся ручкой в ухе. Сверху, как издевательство, было написано: «Учиться военному делу настоящим образом!» Я считал это творение очень жизненным, если будешь читать такую литературу – навряд ли чему научишься, а умом точно тронешься! Начальники тоже видели несоответствие лозунга и картинки и периодически пытались исправить положение. Но всегда находили таких же безруких умельцев. Менялись только оттенки синего и степень безумства! Еще менялся автор девиза – от Менделеева с Пушкиным до Петра Первого с Толстым.
Мне тоже пришлось побывать «художником-плакатистом», правда, от этого было не отвертеться, но я все равно изыскал способ. В конце четвертого курса писали мы курсовую работу. Там текста страниц пятнадцать и две карты, одна полетная – склейка из восьми листов, другая поменьше, из четырех – карта цели. Текст, пояснительную записку и полетное задание я написал. Карты склеил, нарисовал на них маршрут полета, все аэродромы вдоль маршрута, район встречи с истребителями сопровождения, зону обнаружения и стрельбы вражеской ПВО (противовоздушной обороны), используемые навигационные средства. Нанес характерные ориентиры, запасные площадки, где нужно подписал частоты, позывные и координаты. Осталось только озаглавить карты. Нужно написать плакатным пером всего по два слова на каждой карте, но так как я ни разу в жизни не держал в руках плакатное перо, решил поручить это ответственное дело профессионалу. В училище было машбюро, которое как раз и занималось такими вещами, там работала одна моя знакомая.
Ирка была высокая, симпатичная, смешливая девчонка. Классическая блондинка с совершенно пустой головой. У нее была навязчивая идея поскорее выйти замуж (ведь годы идут! – говорила она), поэтому она буквально висла на потенциальных женихах. И первым из них она числила меня! Я ей уже раз сто отказывал, но она попытки не прекращала.
Иду к Ирке. Она, как меня увидела, сразу расплылась в улыбке и подставила щечку для поцелуя. Я легонько чмокнул. Ирка изобразила на лице недоумение:
– И это все? А в губки, я тебя уже целый месяц не видела!
Конечно, не видела, я всегда старался избегать ее. Пришлось чмокнуть в губки, потом в другую щеку, затем еще раз в губы и снова в обе щеки и снова в губы.
– Что пришел, соскучился по мне? – перешла в атаку Ирка. – Я только о тебе и думаю, а ты даже не подходишь!
Этот разговор мог продолжаться до бесконечности, Ирка почему-то считала, что такими наездами на меня можно добиться своих целей.
– Ладно, – говорю, – считай, что я немного соскучился. А вообще-то, я к тебе по делу, нужно подписать карты. Сделаешь?
Ирка изобразила задумчивость.
– Ой, не знаю, у меня так много дел, может быть на следующей неделе, наверно.
Вот хитрая девчонка! Ей дел всего минут на десять, но она знает, что мне сдавать курсовую через три дня, и решила поторговаться.
После небольшого спора я пообещал пригласить ее на свидание и подарить три шоколадки. Со сладостями проблем не было – нам выдавали по 15 грамм шоколада в день, за неделю как раз плитка и выходила, у меня в тумбочке всегда лежало штук пять. А со свиданием все гораздо сложней. Такую прогулку Машка мне бы точно не простила. Если я отделаюсь скандалом, то Ирка рисковала остаться с расцарапанным лицом и вырванными волосами. Ирка, хоть и блондинка, не очень-то поверила в возможность свидания и раз десять переспросила меня – точно пригласишь, не обманешь? Я что-то неопределенное промямлил в ответ.
– Ладно – решила она, – вечером приходи, все сделаю, шоколадки не забудь!
Чмокнув недовольную Ирку в щечку, я сразу ушел. Вечером забрал карты, даже не развернув, Ирка свою работу всегда хорошо делала, и, расцеловавшись с ней, собрался уходить. Но блондинка задержала меня и, глядя прямо в глаза, спросила:
– Сегодня встретимся?
Я начал плести про море неотложных дел и что, как освобожусь, то сразу, в ту же секунду позвоню или зайду, нет, тут же прибегу!
– Ну-ну, – с явным сомнением сказала Ирка и упавшим голосом добавила, – я так и знала!
Через три дня идет защита курсовой. Я развесил карты и стал рассказывать комиссии, как буду взлетать, собирать и распускать боевой порядок, как выполнять полет, обходить вражескую оборону, занимаемые высоты и скорость. Какие силы и средства привлекать, по чему и каким образом целиться. Про основную и запасные площадки десантирования. И в заключение, как по моей команде «Пошел!» с первыми лучами солнца на головы жителей столицы одной тихой западноевропейской страны повалится целая дивизия десанта с танками и пушками. Пока я все это рассказывал, товарищи полковники из комиссии как-то странно веселились и переговаривались, и, казалось, меня совсем не слушали. Когда я закончил, председатель комиссии спросил:
– Алексей, а ты это все сам делал?
Я самоуверенно ответил:
– Конечно сам! Все, от склейки карты до последней линии!
– Ну, – говорит председатель, – тогда ты нарисовал одну лишнюю линию на карте!
Я внимательно посмотрел на карту и тут понял, почему полковники так веселились. Обиженная Ирка мне отомстила самым изощренным способом, на который способен только женский ум. На карте цели она старательно вывела – карта Щели! Не Цели, а Щели! Я тоже посмеялся вместе с комиссией, получил свою пятерку и вышел из аудитории. Ирку я, понятно, ни на какое свидание не пригласил.
У меня был еще один опыт рисования плакатным пером. Это было уже после выпуска. В армии любят рисовать всякие таблицы. Одну из них поручили рисовать мне. Старый комэск (командир эскадрильи) подполковник Трофимыч говорит мне:
– Ты плакатным пером писать умеешь?
– Нет!
– Ну и хорошо, – заключил Трофимыч, – заодно и научишься.
Предстояло нарисовать большую таблицу с графами: воинское звание, фамилия, летный класс, налет и еще с десяток граф. Деваться некуда, иду рисовать. Прихожу в класс, а там над таблицей уже трудится майор Радулеску. Единственный молдаванин, которого я видел в авиации. Я глянул на то, что он пишет, и опешил – в графе «воинское звание» он написал – маЁр! Вот так и написал – через букву «Ё». Я показал пальцем на ошибку, но Радулеску не смутился:
– Не мешай, - говорит, - я знаю, что делаю.
В основном, все рисовал он, а я разметил карандашом пару линий и все остальное время слушал про его несчастную жизнь. Тут приходит комэск, чтобы проверить ход работ. Как глянул на «маЁра», так у него челюсть и отвисла от удивления!
– Вы, – крикнул в негодовании Трофимыч, – сколько классов закончили? Вы, два идиота, вам толчки драить в казарме штрафного батальона нужно, а не на самолетах летать! Радулеску, ты бы у себя в удостоверении посмотрел, как твое звание пишется! Или ты читать не умеешь? А ты куда смотрел – это мне, – Что, тоже неграмотный?
Радулеску во время словесной экзекуции как-то странно улыбался и не спорил. Комэск издевался над нами еще минут десять, потом приказал все порвать и не прикасаться к плакатным перьям больше никогда в жизни. Как говорится:
