было нужды звать с собой напарников, и сообщать кому-либо о своих планах. Чем меньше претендентов на бесплатное тело, тем лучше.
Гай как раз собирался выяснить, могла бы она стать его женой, не испугает ли и не остановит ее статус инвалида, когда девушка запнулась и сильно поранила ногу.
- Мамочки, - воскликнула она, запрыгав на одной ноге и опираясь о спинку инвалидного кресла.
- Семерочка, иди ко мне на колени, отдохни немного, прошу тебя, - позвал Гай, чуть не плача. Он ненавидел себя в эту минуту, что ничем не может ей помочь и хоть как-то облегчить ее страдания.
Он не мог больше смотреть на ее мучения. Он как король на троне, а она ноги до колен стерла.
- Ничего, ничего, это я от неожиданности вскрикнула. Я еще немного пройду вперед. Понимаешь, нам надо наверняка оторваться от возможного преследования. У меня сердце не на месте.
- Семь, - властным тоном позвал ее молодой человек.
Девушка улыбнулась у него за спиной.
- Ты больше не хозяин мне, забыл? – сообщила она ему невинным тоном.
- А я не как хозяин зову, - стушевался Гай.
- А как кто?
- Как … мужчина, - юноша почти шептал, – который соскучился по своей… красивой женщине.
Внутренности девушки словно окатило горячей волной, нега и томление наполнили ее, хотелось сзади наклониться и обнять его за плечи, уткнуться ему в макушку, и сказать что-то такое, чтобы он перестал мучиться, изводить себя и проклинать за беспомощность. Но какие слова следует подобрать, чтобы сделать это ненавязчиво и не задеть его самолюбие?
Девушка решила уже поцеловать его, справедливо полагая, что это лучше всяких слов выразит ее чувство к нему, когда сзади совершенно неожиданно ее схватили грубые мужские руки, и громкий голос, раздавшийся над ухом, парализовал ее на какое-то время.
- Вот вы и попались, - пророкотал бас, и бородатое лицо склонилось над ней, обдавая ее запахом лука и чего-то еще тошнотворного, выворачивающего желудок. – Мы тоже мужчины, которые соскучились по женщине, - и засмеялся противным смехом, напоминающим треск и скрип дерева.
- А далеко кролики убежали, а, Доминик? – откликнулся второй боевик, выходя из-за огромной глыбы прямо напротив Гая. – Мы насилу угнались за вами.
Одетый в широкие штаны черного цвета со множеством карманов, с голым торсом, загоревший до черноты и потому не боящийся палящих лучей солнца, мужчина встал, расставив ноги и положив обе руки на оружие, подвешенное на ремень. Он хищно улыбался, поглядывая то на Гая, то на девушку.
Семерка испугалась не столько за себя, сколько за своего друга.
- Что вам нужно? – выкрикнула она, мысленно уже примеряясь, как она высвободится из захвата напавшего на нее человека.
Нет, не для того она столько времени бежала, ломая ноги, обдирая их в кровь, чтобы вот так сдаться и все потерять. И Гая она им не отдаст.
- А сама не догадываешься? – смех у второго мужчины был раскатистый и залихватский. Он, не переставая, скалил зубы, не скрывая своего удовольствия от возникшей ситуации.
- Ты нас приголубишь, и мы оставим тебя в живых, - руки Доминика прошлись по ее телу, заводя мужчину. - Ух, какая крепкая! - запыхтел он, тяжело дыша.
Второй с любопытством смотрел на напарника, предвкушая отличную оргию. В ней он отводил ключевое место Гаю, не гнушаясь подобных радостей уже много лет.
- Не смейте к ней прикасаться, - выкрикнул Гай.
Если бы сила его ненависти в этот момент могла причинить боевикам вред, они уже валялись бы без сознания у его ног. Но в действительности, он сам понимал, как смешон. Лишь страх за Семерку придавал ему смелости, и уже ему казалось, что сейчас он сможет встать, и даже схватиться с ними в рукопашную. Больше всего на свете он желал сейчас защитить свою девушку.
- Семерка, беги, - вдруг крикнул Гай, и швырнул канистру в стоящего перед ним солдата удачи.
Тот лишь оскалил зубы, кулаком отбив летящую в него пластмассовую емкость. Он не торопился казнить инвалида. Мужчины продумали конкретный сценарий, и собирались поразвлечься. На войне как на войне. Этот гаденыш еще не знает, что его ожидает.
- Гай, ты только сиди и не шевелись, пожалуйста! - крикнула девушка, хватая мужчину за шею и кисть руки, удерживающей ее за плечи, и рывком бросила через себя.
Тот не успел и глазом моргнуть, как оказался на земле, и окровавленная грязная нога в жесткой сандалии со всей силы опустилась ему на горло. На приглушенный клекот из раздавленной гортани можно было уже не обращать внимания. Этот противник выведен из строя, пусть себе катается по земле, все равно не в силах подняться.
С ним было покончено, и девушка подняла глаза на второго, замершего на месте. Какое-то время они сверлили друг друга недобрыми взглядами, пока мужчина неуловимым движением не стянул с плеча оружие и не передернул затвор. Теперь счет пошел на секунды, и громко рыча, Семерка наклонилась, поднимая увесистый камень. Она произвела бросок одновременно с началом выстрелов, и камень попал мужчине в лоб. Брошенный с огромной силой отчаявшегося человека, он опрокинул боевика навзничь, и тот повалился, как стоял, прямо, продолжая стрелять, запрокинув руку с автоматом. Автоматная очередь, ушедшая в небо, прогремела как раскат грома, отдаваясь эхом, мечась между глыбами скал.
Не теряя времени, Семерка схватила за ремень оружие, стянув его с плеч хлюпающего кровью мужчины, и, недолго думая, выстрелила ему в голову, прекращая его агонию. Автоматная очередь прогремела неожиданно громко, закладывая уши, сильная отдача заставила руку дернуться.
Перешагнув через труп, девушка подлетела ко второму, также обездвиженному, боевику, и, не проверяя, жив ли он, так же выпустила в него очередь.
На то, что осталось от мужчин, было лучше не смотреть, и Семерка сообщила Гаю, что если они сейчас же уберутся отсюда, то вполне вероятно, будут спасены. У них есть оружие, наверняка найдется и вода, и может быть, даже еда.
Слова застряли в горле, как только она обернулась к молодому человеку. Гай сидел в кресле, склонив голову на грудь, словно внезапно заснул. Тонкая струйка крови стекала из дыры в виске. Такие же дыры были на горле, на плече и груди. Бесцельная автоматная очередь спятившего боевика случайно оборвала его жизнь.
Она не успела. Она не успела бросить камень раньше. Надо было не дать тому нажать на курок вообще. И тогда бы Гай… ее Гай… Семерка села на камни и завыла в голос, уперевшись руками и лбом ему в ноги.
Вода закончилась еще вчера днем, и Семерка не знала, сколько еще так протянет. Во фляжках головорезов воды оставалось не много, так как они планировали осуществить свои грязные планы и вскоре вернуться в лагерь на плантации с трофеями. Многодневный переход через долину по жаре в их планы не входил.
Девушка сбилась со счета, сколько дней она уже была в пути после похорон Гая. Мысль, что она вскоре упадет и не поднимется, не пугала ее, просто присутствуя в голове, и оставляя ее сердце равнодушным к такой перспективе окончить свою жизнь.
Жизни как таковой и не было. Беглая рабыня, полуживотное, именно так к ней отнесется любой, кто набредет на нее, созданная только для грязной работы, она не имела шансов на снисхождение и сочувствие. Люди могут быть добры к своим сородичам, она же словно человек другой расы, низшее существо. Если и возьмутся ей помочь, то только для того, чтобы снова отправить на плантации. А туда она не хотела. Мысль о том, что на любой другой плантации могут быть существа, подобные Генриху, заставляла ее вздрагивать, и согласие расстаться с жизнью брало верх над инстинктом самосохранения.
От оружия она давно избавилась. Припрятала под камнями, чтобы не появилось случайно нашедших его, защищая от искушения им воспользоваться.
До нее никак не доходило осознание того, что она совершила. Убить двух подонков – что может быть естественнее. Но вот то, что она сделала это четко и хладнокровно – немного удивляло ее. Такое ощущение, что она это или делала раньше самолично не раз, или видела, как это делал кто-то другой. Но на плантациях оружие носит только военизированная охрана, а у простых надсмотрщиков и звеньевых в ходу обычно плети. Видимо, природное чутье подсказало ей, что надо делать в сложившихся обстоятельствах.
Но и это еще ничего. То, что она опять, уже не в первый раз произвела какие-то физические манипуляции, в результате чего люди вынужденно освобождали ее от захватов или не могли к ней подобраться, это уже не поддавалось никакому объяснению. Как сказал Гай – она умела это раньше. Раньше, в прошлой жизни, таинственной и неизвестной ей самой. Что она еще умела? Что могла, на что способна? Убивать – это уж точно, это доказано. Но может, что-то и хорошее? А было ли в той ее жизни что-то хорошее? Стихи… И сны про лицо, прекрасное лицо с печальными серыми глазами и красивым шрамом.
У нее есть только настоящее, и в нем не осталось никого, кто был ей дорог. Гая нет. Надежды нет. Идти еще несколько недель – для чего? Куда? Зачем?
Но она шла, и шла, и шла, устало переставляя ноги, не задумываясь над тем, куда и зачем.
Вечер застал ее в пути. Очередной безликий вечер, с легкой прохладой, пытающейся охладить дневной жар.
Девушка направилась к скалам, желая найти какое-нибудь углубление для того, чтобы не оставаться на тропе ночью. Все же здравый смысл подсказывал ей, что не стоит искать случайные приключения на ночь глядя, ведь неожиданные путники могли случиться в любое время ее странствия по этим безлюдным местам, и намерения их могли оказаться непредсказуемы.
В сплошной стене естественного происхождения оказалась глубокая расщелина, уходящая каменистой тропой вверх, но не слишком круто, делая восхождение вполне доступным. Семерка решила ее исследовать. Возможно, смена маршрута пойдет ей на пользу.
Так, отправившись по новому пути, Семерка выбрала новое направление своей жизни. Но заметно это стало много позже, так как на протяжении нескольких дней ей не встретилось ни одной живой души. Зато был обнаружен живой источник – ключ, бивший из земли и прикрытый березами, так что девушка обнаружила его, лишь решив прислониться к дереву, чтобы перевести дыхание. Дня два она провела вблизи него, под сенью деревьев, наслаждаясь защитой от палящих лучей, а потом, наполнив обе трофейные фляжки, отправилась дальше, на северо-восток, к новой жизни, неизвестной и таинственной.
