безопасностью движения в его автопарке обстоял сравнительно благополучно, конечно… не отлично, но… достаточно стабильно. Вот, что значит крепкий коллектив - с гордостью подумал он. Не пропали втуне его забота о людях и индивидуальный подбор кадров… Хороший у него начальник отдела кадров. Просто молодец! Надо будет поощрить, хотя бы премией.
Оставались не решёнными пару вопросов, решение и согласование которых потребовало его посещения городского акимата. Там, в кабинетах чиновников, он провёл несколько часов, потребовавших от него выдержки, напористости и красноречия.
День клонился к закату. Николай был голоден как волк, но свободного времени было в обрез. Оставался ещё один вопрос, который мог решить только он – электро-энергия. Эти пиявки, сосущие деньги его предприятия, находили любой предлог, чтобы попугать его отключением.
Ведя свой красный Фольксваген по улицам города, он непроизвольно вспоминал все разговоры, вёдшиеся на эту тему, и тяжело вздыхал.
Все потребители электроэнергии возмущались, созданным искусственно, промежуточным звеном. И все спрашивали, почему нельзя платить за электроэнергию напрямую, производителю, а не этим…и, матерно ругались. Себестоимость киловатта электроэнергии обходилась производителю в несколько раз дешевле, чем платили потребители. Они, приобретая у производителя напрямую, без этого дурацкого посредника, даже за двойную, тройную цену, имели бы ощутимую экономию финансовых средств. Как говорит народная мудрость - «И волки были бы сыты и овцы целы» и государству было бы выгоднее за счёт налогообложения. А так, посредник, ничего не производя, только рассылал бумаги и качал деньги в свой бездонный карман.
* * *
Домой Николай вернулся где-то около десяти вечера. Светка не вышла встречать его в прихожую, как обычно это делала, а сидела в столовой и нервно постукивала ку-лачком по столешнице. Мамы тоже не было видно, по-видимому, она уже легла. Вообще, как заметил он, мама эти дни, после отъезда Кирилла Владимировича, что-то была грустна и только редкая, какая-то неуверенная улыбка, изредка появлялась на её лице и то, только тогда, когда она смотрела на него или Светку. И было в этом взгляде и такой несмелой улыбке, что-то такое тревожное, такое больное, казалось, она пыталась определить для себя, или спросить у себя, как ей поступить? Она, сколько он помнит мать, никогда не была в таком состоянии. Что-то тревожит её, думал он, но понять «ЧТО» не мог.
Николай терялся в догадках, но прямо спросить не насмеливался. Странно, мелькнула у него в голове мысль - после встречи матери с Кириллом Владимировичем, она очень изменилась. Стала какая-то задумчивая, и даже отрешённость появилась в её взгляде. И жена, сидит за столом какая-то задумчиво-молчаливая и нервно постукивает своим милым, с тонкими «музыкальными» пальчиками, кулачком. Что же, в самом-то деле, происходит в моей семье? Что происходит в моём доме последнее время?..
После приезда мамы у нас в доме словно поселился покойник… и…, Кирилл Владимирович, толком ничего не объяснив, что-то быстро уехал… - Тут ему вспомнился утренний разговор со Светланой, об отце. Видимо и его любимая жёнушка что-то почувствовала. Но, что?..
Пока в ванной комнате он приводил себя в порядок после трудного рабочего дня, у него не выходил из головы вопрос – что случилось у него в семье такого, что так повлияло на душевное состояние родных ему людей? Почему в его доме, где всегда была радость, вдруг появилось уныние? И показалось ему на мгновение, как на чистое небо с ярким солнцем в вышине, набежала неведомо откуда появившаяся тёмная, грозовая туча, поглотив в себя солнце, его дом и его самого со Светкой и мамой.
От промелькнувшей перед глазами картины, его пробрала холодная дрожь и чтобы поскорее избавиться от неё, он выскочил из ванной комнаты и даже дверь придавил коленом. Фуу, привидится же такое на ночь, глядя - всё ещё не придя в себя, пробормотал он. И только сейчас заметил стоявшую вблизи ванной, тревожно смотревшую на него, жену.
- Свет, ты что? – спросил он и заглянул в её зелёные, такие родные и любимые глаза.
В них Николай увидел тревогу за него, страх потери и огромную, безоглядную любовь. При виде её состояния у него защемило сердце.
- Ты долго не выходил из ванной, - проговорила она, прижавшись к нему, - вот я и решила посмотреть, не случилось ли что с тобой? – и добавила, почему-то шёпотом, - Коля, мне страшно!
От этих, произнесённых шёпотом слов, слов, произнесённых его такой прекрасной, такой любимой, такой слабенькой на вид, но такой сильной, одновременно, жены, у него перехватило дыхание.
- Не боись! – радость моя, - поцеловав её глаза, храбрясь, проговорил он. Пойдём. Я от голода умираю. - Представляешь, за целый день – во рту ни крошки, - и, приобняв её за плечи, повёл в столовую комнату.
Когда он уже пил свой любимый, крепко-заваренный зелёный чай, Светлана, перегнувшись к нему через стол и заглядывая ему в глаза, попросила:
- Коленька, давай завтра, с утра, поедем к моим родителям. Что-то у меня душа не на месте. Я чувствую и, показав на свою красивую, идеальной формы, грудь, продолжила, - вот здесь чувствую, Коля – у нас Беда… большая Беда.
И, столько в её взгляде и голосе было просьбы и надежды на его согласие, что он, не выдержав такого накала тревоги, согласился. Согласился, несмотря на обещание присутствовать завтра на собрании коллектива. Согласился, не смотря на кучу, запланированных на завтра дел. Согласился… потому что… потому что… её тревога передалась ему и ещё потому, что он очень любил свою жену, свою Снегурочку, свой путеводный светлячок, доставшийся ему по какому-то необъяснимому, но счастливому для него, как он думал, капризу судьбы! Той судьбы, в которую все верят и ждут от неё подарка.
Утром, выпив по чашке утреннего кофе, они, попрощались с Ларисой Степановной, почему-то смотрящей на них с огромной тревогой и отговаривавшей их от поездки в такую, не устоявшуюся окончательно, погоду. Даже замок двери, сегодня почему-то заел при открывании.
Выехав со двора, выскочили за город, и помчались в сторону другого города - города, где жили Светланины родители и, где прошло её детство.
* * *
На трассе было ещё по-утреннему пустынно и Николай всё прибавлял и прибавлял скорость. Стрелка спидометра подползла к отметке – сто пятьдесят километров в час, и в этом положении, казалось, замерла.
Вокруг всё было бело от выпавшего за эти сутки снега. Только потемневшая змейка трассы, да километровые столбы, выстроившиеся, как часовые вдоль дороги, то исчезая в ложбине, то вновь появляясь на взгорье, всё уводила их дальше и дальше от родного дома, от тепла и уюта.
Незаметно проскочили Чарск, а затем и Георгиевку. Всё чаще стали попадаться встречные КАМАЗы, везущие свои грузы в разные районы области.
Светлана всё это время провела в полудрёме, не мешая Николаю вести машину.
Он видел, она расстроена и под глазами залегли тёмные круги, поэтому не тревожил её, молчал и даже не включил приёмник, чтобы как-то развлечь себя в пути.
Они были уже в сорока, а может быть, даже меньше, километрах от Усть-Каменогорска, когда вновь начался буран. Впереди, чуть левее, сквозь редкие просветы снежной пелены, замаячили три верхушки небольших гор. Это были «Монастыри» с их озером. Так назвали их местные жители за их действительную похожесть, конечно издали, на три башенки-луковки церкви.
Спускаясь по трассе в ложбину быстро приближающихся «Монастырей», Николай, вглядываясь в дорогу сквозь разгулявшийся буран, подумал - осталось проехать тридцать километров пути, и мы…
Он успел только крикнуть - ДЕРЖИСЬ! - когда из снежной пелены, как туша морского чудовища из глубин океана, показалась огромная кабина КАМАЗа…
Глава десятая
ЛАРИСА
Лариса, в тревоге, вся измучившись от непонятного молчания детей или, хоть какой-то весточки из Усть-Каменогорска, не находила себе места. Странный город, иногда думала она – кто бы, из дорогих моему сердцу людей, не уехал туда – пропадают без вести. Уж не мистика ли это? А, может, это Кара Небесная за какой-нибудь грех? Разве властны мы понять деяния Господа, Бога нашего!
От постоянной тревоги за близких ей людей и связанной с ней душевного волнения, у неё всё чаще стали отниматься ноги и появилось заикание. Лариса передвигалась по дому, как сомнамбула.
На третий день, опять не получив весточки, Лариса решила пойти в полицию и подать заявление о пропаже своего сына и невестки. Заявление приняли и пообещали приложить все усилия к розыску. Из автопарка тоже несколько раз звонили на домашний телефон и интересовались, когда же приедет Николай Александрович из Усть-Каменогорска.
Из всего этого она сделала вывод – Коля, прежде чем уехать, звонил кому-то, что несколько дней не появится на работе. Наконец, совсем измучившись, она решила поехать на розыски сына с невесткой сама. Приобрела билет и десятичасовым автобусом выехала.
Сидя на третьем сидении от водителя, она краем уха услышала разговор водите-лей между собой, и этот разговор сильно встревожил её. Пробравшись вперёд, поближе, она поняла – говорили о какой-то аварии на трассе. Говорили о столкновении иномарки с выехавшим, по причине плохой видимости, на встречную полосу движения, гружёным КАМАЗом. Легковушка и КАМАЗ сгорели. Водитель КАМАЗа остался без ног, но живой, а вот в легковушке… водитель и пассажирка погибли, сгорели. Спасти их не смогли.
Услышав страшные слова, Лариса почему-то сразу поняла – это её сын Коленька и Светлана. Окаменевшая от горя, совершенно не способная произнести хоть слово, она стояла рядом с говорившими об аварии. Слёзы, ручьём катились по её щекам из её уже давно поблёкших, исплаканных глаз. Кое-как справившись со слезами, она попросила водителя высадить её там, где столкнулись машины.
Удивлённый водитель, посмотрев на заплаканную бабулю, в ответ покачал голо-вой, но странную просьбу старушки выполнил. Остановив автобус у места аварии, он попросил: «Вы только недолго бабушка», но в ответ услышал - «Езжай сынок, я здесь побуду…». - «Вы замерзнете здесь одна, - забеспокоился водитель. До города ещё тридцать километров»…
…………………………………………………………………………………………….
…………………………………………..
* * *
В стороне от дороги, метрах в десяти, рядом с полузанесённым остовом разбитой до неузнаваемости, сгоревшей дотла, легковой машины, сидела совершенно белая от холода, седая старуха. Подходившие к ней с проезжающих автомашин люди, слышали, как она, плача, всё повторяла - Сыночек мой, сыночек мой… за что, Господи, за что?
Кровь, смешанная со слезами, покрывала её исцарапанное лицо. От холода лицо превратилось в маску.
* * *
Вечером, часов в шесть, в психиатрическую больницу кто-то из сердобольных водителей привёз сумасшедшую старуху, замёрзшую до такого состояния, что врачи не надеялись её спасти, но она выжила, выжила вопреки прогнозам врачей.
Дня через два она, увидев медсестру – маленькую, белокурую, смешливую бестию, обратилась к ней: «Светочка, а где наш Коленька?» – и замолчала.
Других слов от неё до самой смерти уже никто не услышал. Она, сидя на кровати и беспрестанно покачиваясь,
