Глава седьмая
КИРИЛЛ.
Водя глазами по корешкам книг на книжных полках, чтобы выбрать, какую из них почитать и убить время до прихода Светланы, он подумал, всё-таки молодец Николай, что собрал такую богатую библиотеку. Книга, написанная на бумаге и отпечатанная в типографии, пахнет своим неповторимым запахом, не то, что книга в интернете. Книга излучает тепло солнца, которое вобрало в себя дерево за десятки, а может быть, сотни лет своей жизни и ты ощущаешь его своими пальцами, а через них, это тепло наполняет твою душу…
Даа, то ли дело настоящая книга: удобно устроишься в кресле, возьмёшь её в руки и начнёшь перелистывать страницы, а они, так нежно, так с детства знакомо, зашелестят в твоих руках. Читаешь текст, а перед глазами встают, словно живые, образы и ты сопереживаешь им. А, если описывается природа, тут уж твою фантазию ничем не ограничишь. Прочитаешь немного, закроешь глаза и, пожалуйста, ты уже там, вместе с ней. Эх, красота!
Позавчера Светлана показала, как пользоваться компьютером и он попытался не-много, ради, как говорится, спортивного интереса почитать электронную книгу. Куда там… никакого удовольствия не получил! Не ощутил он того тепла и наслаждения, что ожидалось от прочитанного рассказа. Сам текст был, по-своему, интересен, ноо, не ощутил он его и, всё! Интернетовская книга показалась ему холодной и какой-то мёрт-вой, что ли.
На второй полке, сверху, его глаза увидели давно не перечитываемую книгу братьев Стругацких – «Трудно быть Богом». Сняв её с полки, он прошёл к креслу и, пододвинув его поближе к окну, устроился читать. Увлёкшись, он не услышал стука открываемой двери и непроизвольно вздрогнул, услышав раздавшийся со стороны прихожей мужской голос, спросивший: «Есть кто дома? - Почему меня никто не встречает с объятиями и поцелуями?
- Есть! - вставая с кресла, подал голос Кирилл. – Николай, ты что ли?
- Да. - А, Света дома, или на дежурстве? Скоро придёт?
- Дома её нет, - а посмотрев на часы, Кирилл уточнил, - должна вот-вот подойти.
Спустившись по широкой лестнице в вестибюль, он встретил вопрошающий взгляд Николая. Казалось, он хотел спросить - ну, как вы тут, без меня? И, отвечая на этот молчаливый вопрос, ответил: «У нас всё в порядке. Не беспокойся. - Как ты? Всё ли закончилось, или ещё будут «таскать»?
- У меня всё нормально, Кирилл Владимирович, но я такой грязный, такой грязный, представляете, неделю на нарах провалялся. Сейчас бегом в сауну, косточки попарить, а потом, в чистое бельё и переодеться. Кра-со-та… если бы вы знали, как я об этом моменте мечтал!.. Уф!
- Беги, беги. Не буду задерживать. А Светлана придёт, ты нам всё расскажешь, на-деюсь. Ты уж меня не обессудь, потребуем полного отчёта. Как, да, что?
- Конечно, конечно, - уже на ходу отвечал Николай, скрываясь в своей комнате.
Прошло не более минуты, как за ним закрылась дверь, а у входной двери раздался звонок домофона. Любопытно, кто это может быть? – подумал Кирилл, - у Светланы свой ключ есть. Николай, тоже дома. Странно…
Подойдя к домофону, спросил: «Кто там? Вы не ошиблись адресом?»
- Коля, это я, мама, - раздался, чуть хрипловатый, с одышкой голос из динамика. Казалось, человек, говоривший по домофону, пробежал не менее километра без отдыха и теперь тяжело дышит, восстанавливая дыхание. Такое дыхание, подумал Кирилл, бывает у людей с нарушением функций дыхательного тракта, а потом, вспомнил: Светлана, кажется, говорила, что её свекровь, Лариса Степановна, страдает астмой. Так вот это кто…
- Проходите, - пригласил он, нажав на кнопку автозапора.
Через некоторое время в дверях появилась грузная, с одутловатым лицом астма-тика, женщина, ниже среднего роста, одетая в дорогую одежду, но безвкусно.
Так одеваются женщины из глубинки и имеющие достаточно средств для приобретения столь дорогой одежды, но не следящие за требованиями моды или считающие… что и так сойдёт, быстро оценил её внешний вид Кирилл.
- Давайте помогу, - предложил он, увидев в её руках приличного, на его взгляд, веса сумку, и ещё он догадался, что в ней обязательные гостинцы из своего огорода: закатанные металлическими крышками банки с разными солениями.
Он оказался прав, так как тут же услышал - осторожнее, в сумке банки… стеклянные.
В вестибюле было по вечернему сумеречно и может поэтому, женщина, близоруко щуря глаза, пристально всматривалась в Кирилла, а он, от такого бесцеремонного разглядывания своей персоны, даже как-то смутился. И, чтобы скрыть своё смущение, он произнёс первое, что пришло в голову:
- Снимайте пальто и проходите в кух… - и, тут же поправился, – проходите в комнату.
Но мать Николая, продолжая всё также близоруко щурить глаза и, казалось, прислушиваться к каждому произнесённому им слову, даже не сдвинулась с места. Кириллу даже показалось, что её лицо стало принимать пепельно-серый оттенок и, боясь, что с женщиной вот-вот станет худо, он позвал Николая. Благо, тот ещё не успел пройти в сауну.
И тут, он, к своему неописуемому удивлению, услышал шёпотом произнесённые слова, повергшие его в величайшее изумление и недоумение:
- Это… т-т-ы-ы… Кирюша? Это, правда, т-ты?.. Я не ошибаюсь?
Кирилл стоял столбом, ничего не понимая в происходящем, и только хлопал глазами. Что эта женщина, несомненно мать Николая, хочет сказать такими странными для него словами? - лихорадочно металась мысль в голове. Почему таким тоном и с таким волнением она произнесла его имя? Откуда она меня знает, а что она его знает, он начал догадываться по её словам. Странная женщина – мать Николая, решил он. Уж не больна ли она психически?
И, чтобы как-то выйти из создавшегося, непонятного для него положения, он вежливо произнёс: «Я, Кирилл Владимирович, отец Светланы, - и, для уточнения, добавил, - отец жены вашего сына. - Насколько я понял из Светланиных слов, вас зовут Лариса Степановна и, не дав возникнуть паузе, продолжил, - вот, наконец-то, мы и встретились. Будем знакомы. Извините, я без жены. Она уехала к своей матери… в деревню, но обещала приехать, как освободится».
Что-то здесь было не так. Он это чувствовал всеми фибрами своей души. Что-то было не так во взгляде Ларисы Степановны. Она смотрела на него, как на восставшего из гроба мертвеца и глаза её, готовы были вот-вот заплакать, то ли от горя, то ли от счастья. Кирилл так и не понял.
Неловкое положение, в котором оказался Кирилл, разрядил вышедший из своей комнаты, Николай - О, мама! Приехала? Как перенесла дорогу? Не очень устала? И, повернувшись к Кириллу, произнёс:
- Познакомьтесь, Кирилл Владимирович. - Это моя мама, Лариса Степановна.
- Мы знакомы сынок, - ответила женщина. - Ты лучше скажи, как у тебя дела? С тобой всё в порядке?
- Да, что со мною сделается. Я, только сейчас… меня… только час назад, как вы-пустили из… из… СИЗО и я… сразу домой, а Светы нет, она на дежурстве. Мама, да, что же ты стоишь? Проходи в комнату. И, вы, Кирилл Владимирович, проходите. Что это вы вздумали у порога толкаться?
Кирилл следовал за матерью Николая несколько позади, и всё думал, почему эта, совершенно незнакомая ему женщина, так отреагировала, увидев его. Почему она сказала, что они знакомы? Он, точно знал – с ней он никогда ранее не встречался, во всяком случае, в ближайшие лет десять-пятнадцать пути их не пересекались.
* * *
Вечером, после прихода Светланы, они сидели за столом, пили чай и вели не-спешный разговор. Николай рассказывал о своём сидении в СИЗО, допросах у следователя. Они с интересом выслушали его повествование о его соседе по камере - немного смешном, чуть-чуть наивном, но, в общем-то, совершенно безобидном и добром человеке.
О себе Николай только сказал, что ему необычайно повезло. Благодаря помощи Кирилла Владимировича, он не попал в тюрьму и быстро освободился и, что он считает, что так мог поступить только родной отец для своего сына и никогда не забудет его заботы.
Лариса Степановна, при его словах слегка побледнела, во всяком случае, так показалось Кириллу, изредка бросающему любопытный взгляд на неё.
Кириллу было приятно слышать это от Николая и, хотя знал он его малое время, сам к нему привязался, как к родному человеку. Но, что удивительнее всего, он заметил, с какой любовью и нежностью Лариса Степановна смотрела на своего сына и на него, чужого, незнакомого ей человека.
Так смотреть на сына – это понятно… это он понимал. А на него, почему она так смотрит на него? Тут Кирилл терялся в догадках. И, чтобы разрешить эту головоломку, он решил, когда молодёжь отойдёт ко сну, поговорить с ней.
Конечно, молодёжь быстро угомонилась. В десять часов вечера они уже сбежали от них, пожелав доброй ночи и оставив допивать чай вдвоём.
На некоторое время, после ухода Николая и Светланы, в столовой воцарилась тишина. Кирилл не знал с чего начать разговор, а Лариса Степановна, изредка взглядывая на него, тоже почему-то молчала.
Когда среди них находились их дети, разговор вёлся свободно и не было необходимости напрягаться, чтобы что-то сказать. А сейчас… чувствуя себя как-то неловко перед матерью Николая, как двоечник перед учительницей делавшей ему замечание, Кирилл, помешивая чайной ложкой в бокале, тупо молчал.
- Кирю… Кирилл, ты так и не узнаёшь меня? – услышал он вопрос, заданный ему тихим голосом. Неужели совсем-совсем не узнаёшь?
Он, приподняв голову, удивлённо посмотрел на соседку за столом и отрицательно покачал головой. Откуда он мог знать эту, совершенно незнакомую ему, грузную, с несколько отёчным лицом женщину. И он вновь отрицательно покачал головой. Как он может узнать её, ни разу в жизни не встретив?
- Кирилл, вспомни тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Пристань «Иртышск». Тебя сбивает с ног девушка, и ты роняешь в воду мешки с сахаром…
С каждым сказанным ею словом, Кирилл всё пристальнее всматривался в лицо сидящей напротив, матери Николая.
…Даа, - и горько вздохнув, она добавила, - конечно, трудно узнать в этой, постаревшей и расплывшейся бабе ту, тоненькую и стройную сельскую девчонку, с которой ты целовался и делил постель.
Вот только после её последних слов, сказанных с такой горечью и обидой, до Кирилла, наконец-то, дошло – кто перед ним.
И, он вспомнил всё, а вспомнив, удивился - как мог он не узнать её, свою киску-Лариску. Свою любимую девочку… а, потом, ещё раз, уже более внимательно и открыто посмотрев на неё, подумал - не мудрено. Она так сильно изменилась, что…
- Вспомнил, да? – спросила она и, столько любви и нежности было в её взгляде и голосе, что Кирилл смутился и, кажется, покраснел от волнения.
- Вспомнил, Лариса Степан… прости… Лариса. Тогда представляю, как я за эти прошедшие десятки лет изменился, - пробормотал он еле слышно.
- Нет, Кирюша, ты не изменился. В моих глазах, моём сердце, ты совсем не изменился, ты для меня остался всё тем же блестящим речником... Я, как только увидела тебя, как только услышала твой голос, сразу узнала.
И, сидя за столом в доме своих детей, они, перебивая друг друга, перескакивая с одного на другое, вспоминали свою прошедшую так по-разному, жизнь… Время уже перевалило за полночь, а они всё сидели и вспоминали – им, конечно, было, что вспомнить. Ведь прошло столько лет с их последнего дня совместной жизни и вот, наступил момент, очень сложный для
