ГОСПОДИН "ИНКОГНИТО"

уже в который раз. Как бы раскаиваться не пришлось. Не знаешь наших.

- Действительно, не знаю. Впервые на Урале.

- Когда узнаешь – придешь в полный восторг.

Алексей уже полностью освоился. Как будто он с Киреевым тысячу лет знаком. Я – нет. Я все еще чувствовал некую скованность.

Чокнувшись, мы выпили. Потом были вторая стопка, третья. Когда отставили в сторону первую порожнюю бутылку, то я заметил, что моей скованности как не бывало. Дальнейшее покатилось легко и непринужденно. Но мы не переходили за рамки. Мы предоставили возможность Руслану говорить, а сами все больше слушали. Тем более, что слушать его нам, провинциалам, было до чрезвычайности интересно.

Руслан по памяти стал нам читать стихи. Познакомив нас с несколькими своими стихотворениями, он стал читать произведения Евгения Евтушенко, перемежая чтение рассказами о московской жизни модного тогда поэта.

Засиделись мы допоздна. Никто из нас не был пьян, но легкий и приятный кураж – да.

Я не знаю уж как, но с высокого, то есть поэзии, мы часам к одиннадцати вечера спустились на землю, то есть к низменному, к тому, что нас окружает. Опять речь зашла о власти и подлецах в ней. И тогда-то я решился рассказать один факт, рассказать специально для Руслана, рассчитывая, что того, возможно, заинтересует.

- Я знаю одного такого, - начал я.

- Ты имеешь в виду того партийного босса, с которым сражался? – уточнил Киреев.

- Нет. То забыто. То прошло. И вспоминать не стоит. А вот это... Руслан, я работаю в горкоме комсомола заведующим организационным отделом...

- Наконец-то! – воскликнул, рассмеявшись, он. – Долго же мне пришлось ждать, когда ты раскроешься и назовешь место работы.

- Я не скрывал, - сказал я и добавил. – Специально не скрывал... К слову не приходилось, вот и... Сейчас же без этого не обойтись.

- Алеш, он, что, и вправду в горкоме комсомола работает? - тот кивком головы подтвердил. – Не верю

Я спросил:

- Почему?

- Ни капли на комсомольского функционера не похож. Я их знаю. По Москве, конечно. Они все такие практичные, целенаправленные. Словом, карьеристы.

- Карьера, что, плохо? – спросил я.

- Карьера карьере рознь, - ответил Киреев

- Мне, например, никто и ничего не предлагает, - продолжил я развивать свою мысль, - хотя я не прочь сделать карьеру. И вообще: я не встречал еще ни одного человека, который бы вдруг отказался от какого-либо лестного предложения.

- Оставим, Ген, этот спор. Ты лучше расскажи то, что начал несколько минут назад, - заметил Киреев.

Я рассказал все, что знал.

Киреев спросил:

- Ты не пытался обеспечить такой «жареной» информацией кого-либо из стоящих журналистов?

- Не дурак.

- Почему?

- На следующий же день «настучали» бы на меня Пономареву, первому секретарю.

- Ты не любишь его?

- С некоторых пор... С тех пор, как получше стал узнавать, что это за человек. Можно сказать, первый коммунист в городе, а ведет себя, как настоящий буржуй.

- Да, парни, вы, не осознавая, оказали мне великую услугу. Ну, спасибо. У меня же в руках теперь инструмент, с помощью которого мне не составит труда решить и свою задачку, ради которой сюда приехал, и помочь вам приструнить зарвавшегося партийного чинушу.

- Руслан, - обратился я, - неужели ты приехал из-за него?

- Слава Богу, нет. Совсем не из-за него. Но вас ко мне послала сама судьба.

Я хотел еще спросить, но он не дал.

- Ни о чем меня не спрашивайте, парни. Все равно правду не скажу, а врать не могу. Разве что перед самым отъездом, - он улыбнулся и добавил. - Если будете вести себя хорошо.

- Обещаем, Руслан.

За первой встречей последовала вторая, третья... И так далее. Практически, мы с Русланом проводили все пятнадцать вечеров, что он находился в Кушве. Мы познакомили гостя с городом, его историей, памятными местами, с нравами провинциального уральского города. Короче говоря, развлекали, как могли. Я даже предложил на пару дней съездить на рыбалку. Сказал, что для этой цели наилучшим образом подходит Верхнетуринский пруд, истоки которого начинаются, практически, на окраине Кушвы, а заканчивается пруд заводской плотиной в центре города Верхняя Тура.

На наше счастье, погода не подкачала. Клёв, конечно, был не самый лучший, но достаточный, чтобы получилась отменная уха. Поймав первого совершенно невзрачного чебачка, москвич радовался, как ребенок. Двое суток, проведенных на природе, оказались незабываемыми: как для нас, так и для москвича. И потом он еще много-много раз будет об этом вспоминать.

Руслан пробыл в Кушве полных две недели. На пятнадцатый день мы его посадили в поезд, и он отбыл в Москву. Прощались, как самые близкие друзья.

О его журналистском расследовании мы старались не расспрашивать. Но, тем не менее, мы многое знали, точнее – о многом догадывались. Откуда? Из его отдельных реплик во время наших встреч за рюмкой. Из суматохи, которая вскоре поднялась в коридорах власти, когда не стала секретом цель неожиданного приезда спецкора. Факты, сообщенные в письме, полностью подтвердились. Потом, из публикации в «Крокодиле», узнаю, что двое рабочих написали о том, что директор Гороблагодатского леспромхоза (фамилию его уже не помню) уводит от учета часть заготовленной древесины, отправляет «налево», а вырученные деньги кладет в свой, естественно, карман. Директор – коммунист. Он понял, что его дела плохи, поэтому предпринял все усилия, чтобы «умаслить» спецкора.

Именно тогда, когда проворовавшийся коммунист-руководитель оказался чуть тёпленьким, готовым на все ради спасения собственной шкуры, когда перед ним замаячила перспектива уголовного преследования и всесоюзный позор, Руслан и завел разговор в отношении номенклатурной «избушки» в лесу. Директор не стал артачиться. Он письменно изложил все, что знал.

И только в последний день перед отъездом он встретился с Пономаревым, первым секретарем горкома КПСС, вылив на того огромный ушат холодной воды. Отрицать что-либо было бесполезно, так как Руслан побывал и на заимке, разговаривал с теми, кто поддерживает хозяйство, то есть мнимыми вальщиком леса и сучкорубом. Новость оказалась настолько неожиданной, что того прямо из кабинета увезли в больницу.

Ситуация вышла из-под контроля местных властей. Впрочем, и обком партии уже ничего не мог поделать, так как с пачкой обличительных документов спецкор уже убыл в столицу.

В обкоме КПСС также переполошились. Переполошились не из-за того, что коммунисты-руководители вели себя, мягко говоря, недостойно. Нет! Они никак не могли найти ответ на вопрос: как могло случиться, что в область приехал спецкор такого журнала, прожил полмесяца, не представился в обкоме ни по приезду, ни по отъезду? Неслыханно! Не царские времена, когда провинциальный городок мог посетить инкогнито «ревизор»!

Но, поразмыслив на трезвую голову, успокоились: чего после драки кулаками махать?

Нет, они бы не успокоились, если бы доподлинно знали, какой «компромат» увез с собой спецкор на уважаемого в обкоме первого секретаря Петра Макаровича Пономарева. Не думаю, что последний рассказал своему партийному начальству обо всем, не думаю.

Я получил письмо от Руслана Киреева, в котором он писал своим абсолютно неряшливым почерком  буквально следующее:

«Старик, только приехал, и поэтому новостей особых нет пока. Высылаю обещанное, а также сообщаю невеселое: фельетона о Пономареве не будет. Есть указание о том, чтобы воздержаться от печатания критики партийных органов, а, напротив, поднимать авторитет их. Вот так-то... Жаль страшно.

Во всяком случае, если в ближайшие месяцы что-то изменится, а это вполне возможно, то я буду с фельетоном тут как тут.

Пишите. Не забывайте.

Да... О том, что фельетона не будет, говорить не надо. Пусть побудут в напряжении.

Обнимай за меня Лёшку.

Ваш Руслан».

А просил  в письме, между прочим, выслать мне книгу-сборник повестей, увидевшую свет недавно, разумеется, с автографом автора.  Четвертого сентября 1966 года пришло следующее письмо.

«Гена, привет из Свердловска!

Пишет тебе Руслан Киреев. Помнишь?

Только что прилетел из Москвы по заданию редакции. Где-то в конце недели буду обязательно в Нижнем Тагиле. У меня там дело. Возможно, заскочу в Кушву. Хотел бы проверить, как Пономарев держит данное мне обещание. Он же мне два письма прислал, где обещал исправить просчеты свои. А, заодно, и с вами повидаться. Хотел написать Алёшке, но его адрес остался где-то дома.

Если мое присутствие нужно в Кушве, черканите мне. Я постараюсь подъехать.

Таким образом, я жду от вас сигналов. Видимо, в субботу я уже уеду из Свердловска. Мне нужно побывать еще в Удмуртской АССР. В Нижнем Тагиле я буду совсем не долго, может, всего день.

Ну, пока!

Жму ваши руки, Гена и Алёша!

Всегда ваш – Руслан Киреев».

Когда письмо было получено, его уже не было на Урале. И нам не удалось встретиться.

Но позднее я с ним встречался, И не раз. Каждая такая встреча для меня была незабываема. А какие взаимоотношения у нас сложились за время его пребывания в Кушве, можно судить по характеру приведенных писем.


Сейчас мы, к сожалению, редко встречаемся. Не знаю, как он, но я храню свои дружеские чувства. И с годами они еще больше крепнут. Хоть и издали, но я внимательно следил и слежу за его творчеством, за профессиональным ростом. Тогда, в 1966-м, он еще учился на четвертом курсе литературного института. Успешно закончил, продолжая, одновременно, мотаться по стране в качестве спецкора журнала «Крокодил». Одна за другой стали выходить его книги. В конце 80-х он встал в ряд самых модных  писателей. В «Литературной Газете» стали появляться многочисленные публикации: интервью с ним, дискуссионные статьи, споры ведущих критиков о достоинствах и недостатках его прозы. Он стал маститым, мэтром, Мастером.

Но, став знаменитым и популярным, он остался (для меня)  все тем же – простым парнем, другом, человеком, который (я в этом тогда был убежден) в самую трудную минуту придет на помощь, подставит плечо. Он не станет раздумывать, выгодна или нет ему такая дружба.

... Гляжу как-то по телевизору, и не узнаю: усищи и бородищу отпустил. Под великих работает, негодник!..

Прошло без малого полвека. Друг юности (по последним моим данным) сейчас – член редколлегии и редактор отдела прозы журнала «Новый мир». Что скажешь? Фигура!

ПЕНЗА - ЕКАТЕРИНБУРГ, июнь 1966 – август 2013.