ИГРЫ С МИНУВШИМ Гл. 19 Ожидание настоящего

коммунистов и ждать, что они тебя за это обнимать станут? - Сажусь рядом, трогаю за плечо: - Ладно, не тужи. Проживем как-нибудь. – И советую полушутя: - Может, в дворники пойдёшь? Говорят, что классик нашей отечественной литературы Андрей Платонов* подметал улицы. Мне плевать, что люди будут говорить. 
- Да-а, тебе-то плевать, - слегка раздражается: - А мне... плевки ваши подметать?
- Ну, хорошо, - смеюсь: - не надо подметать наши плевки, но… - Но чем утешить? – Тогда надо тебе просто держать себя в руках и не страдать. Я же не скандалю с тобой из-за денег?
- Нет, не скандалишь… - соглашается: – Но я же знаю, что…
- Слушай, а не попить ли нам в таком случае чайку с мёдом?.. по традиции?
Согласился.
… Сегодня спрашиваю мужа, придя с работы:
- Ну, как? Занял деньги у Махонина для Алены?
- Да, занял.
«Значит, снова - в долгах?» словно выдыхаю про себя, и начинаю подкрадываться к тому, что хотела давно сказать. Но пока медлю: «А, может, не говорить?» И всё же:
- Платон, оформи-ка на меня доверенность на те пятьсот рублей, что лежат у тебя на книжке.
Он удивленно вскидывает брови, а я:
- Пойми, в жизни всё может случиться. Где я тогда деньги возьму?
- Ты что? – взрывается: - Хоронить меня собираешься?
- Да не собираюсь я хоронить! – словно пугаюсь: – Но мало ли что может случиться? Что тогда буду делать с долгами?
- Нет, не буду оформлять, - отрезает: – Это называется крохоборством.
И у меня перехватывает дыхание… Выбегаю на балкон. Плюхаюсь в уголке на свою любимую кастрюлю, смотрю на школьный двор... Гомон детский, хлопки выбиваемых ковров... а меня хлещет, хлещет нервы обида словно крапивой: это я-то крохоборка?
… На другой день иду с работы домой с настроением: «А-а, надо жить проще. Вон как вокруг после дождя всё цветет, радуется! Попробую и я настроиться на волну счастья».
Дома - никого. «Вот уже и радость». Сажусь на диван, беру в руки вязанье, но…  Платон! И тут же, с порога:
- Может, хватит тебе играть в эти игры?
Сразу не соображаю: что за игры? Но вспыхиваю:
- Так для тебя это игры?
И снежный ком покатился:
- Это я-то крохоборка? – А слезы уже вот-вот! - Что, разве выискиваю деньги у тебя по карманам, как другие жены? – А слёзы уже капают на вязанье. – Что, разве каждый день грызу тебя из-за них? - Смахиваю их ладонью. – Разве требую лишнего? Да если б не вязала, - протягиваю к нему спицы, - если б не шила все детям и себе, то в одном и том же платье ходила б!
И рыдаю.
- Ну, хорошо, - подходит, кладет руки на плечи: - Я готов перед тобой извиниться.
- А я не готова тебе простить! 
- Но ты же сказала, что если я помру, то тебе придется расплачиваться. Разве можно об этом думать?
- Да, можно. Можно и надо! Нам уже не по двадцать пять, - отбрасываю спицы: - Да и вообще, не могу я больше жить вот так, вечно подсчитывая копейки. Мне страшно!
А он стоит рядом и улыбается.
- Чего улыбаешься? – всхлипываю: - Да, я боюсь, боюсь!
Садится рядом, тянет руку к моей голове:
- Мне жалко тебя. Хочется погладить...
- Не подходи! – шарахаюсь в сторону.
Подхватывается и он, почти кричит:
- Ну и что, что занял деньги у Махонина! Ну и что, что их нет!  Если помру - займешь! И долг отдашь как-нибудь!
И уходит к себе, а я… А я сжимаюсь на диване и почти рыдаю.
Но приходят дети. Он ведет их к себе, начинает что-то объяснять, а я иду в ванную, умываюсь, потом - на кухню, бросаю под язык таблетку валидола. Нет, всё так же колотится, колит сердце. Выйти на балкон?.. Но вдруг влетает Глеб:
- Все! Я все понял. Ты не права.
Господи, еще и он!..  Но ничего не отвечаю, одеваюсь, ухожу на улицу. В школьный двор! Но ах, еще не темно… не хочу, чтобы встречные видели слезы. К оврагу... Соловей поет.
Влажно-то как! И трава уже - по колено... Иду к роще, но там - тоже люди. Нахожу уголок за соседним домом… по тропке - туда-сюда, туда-сюда... Яблоня уже цветет… Ветер крадется меж веток ивы... или что-то ищет в них?
Но становится совсем темно… Надо домой. Дочка, наверное, ждёт, волнуется.
… Пришла сегодня с работы вымотанная! Платона нет, дети занимаются чем-то в другой комнате. И даже не поужинав, прилегла на диванчик, отвернулась к стене, свернулась эмбриончиком, - болела голова, сердце, да и вообще… Но минут через десять вдруг услышала голос Платона:
- Перевод из Тулы пришел. За роман.
Ну, и что?.. подумалось… ну, и пусть…подумалось, мне и это безразлично!.. и даже можно бы умереть. Но вошла дочка, постояла рядом, погладила по голове:
- Ма, может таблетку?
- Нет, не надо. Отлежусь, - пробурчала, даже не повернувшись к ней.
Но она засобиралась куда-то. 
- Куда ты? – всё же повернулась. 
- Деньги с папой получать, - прижалась головой к моей.
А потом сидели они у телевизора, Платон смотрел «Время», считал деньги, распределял их, я готовила на кухне ужин, и он вошел:
- Вот, хочу детям по пятьсот рублей дать, а остальные положи на книжку.
- Не буду я… на книжку. А то снова получу «крохоборку» … на сдачу, - бросила, не отвернувшись от плиты.
- Ну, куда хочешь, туда и положи, - обиделся.
Да, знаю, знаю… жёстко я! Надо бы поздравить, «обмыть событие»… и тем более жёстко, что дочка протянула три алых гладиолуса, - «Папа  купил тебе! – а я…
А у меня не оказалось сил переломить себя и теперь сижу, пишу эти строки, а его деньги лежат рядом... под алыми гладиолусами.
…Сегодня подошла к Платону:
- Ты возьми их… назад. И давай теперь не по двести рублей в месяц, а по сто пятьдесят. Тебе же кажется, что обираю тебя.
- Ты опять начинаешь... - пробубнил.
А вообще-то сегодня чувствую себя нормально, и потому... Может, поговорить с ним спокойненько так, не срываясь?.. И вышла на балкон, посидела на кастрюле, потом снова подошла к нему:
- Платон, я очень хочу, чтобы ты хоть месяца три походил на какую-нибудь работу. Я устала от тебя. - Нет, не получится «спокойненько». - Да и вообще, уже давно мне кажется, что идем мы с тобой в разных упряжках. Ты полностью поглощен своими проблемами и тебе нет дела до того воза, который тащу я. - Сидит, скрестив руки на груди, вытянув ноги, уставившись в пол. - Не хочешь знать и того, как устаю на работе, что такое вечная экономия денег, забота о том, где и что достать, чем вас накормить? Не знаешь, как мне зачастую не под силу бывают эти еженедельные поездки… на выходные дни в Карачев, где огород, который нужно выполоть, дети, которых нужно и там чем-то накормить, уход за старой, больной матерью... - Он поднимает голову, чему-то усмехается. - Да нет, не думай, что делаю из себя героиню, большинство женщин так и живут, но, по-видимому, я слабее их и мне всё это становится не под силу, Устаю так, что почти исчезло ощущение жизни.
Чувствую: подкатывает ком к горлу. Проклятые слезы! Не успею сказать, что хотела!
- Вот дочка говорит, чтобы я смирилась с тем, что ты - большой ребенок. А я не хочу с этим мириться! Хочется, чтоб рядом был... 
Нет, так и не успела закончить! Убегаю на балкон, плюхаюсь на кастрюлю, сушу лицо ветерком... И еще смотрю на летающих стрижей. Я теперь ча-асто вот так… вместе с ними… в их воздушных играх! Носятся меж домов, как в ущелье, и с такой отчаянной радостью, с таким пронзающим весельем пищат! И эти и хполеты всегда успокаивают… но сейчас слышу: щелкнул замок… Платон ушел. «Как же хорошо, что ушёл!.. что не попытался...» Нет, попытался, - подошел, тронул за плечо:
- Ты все слишком драматизируешь.
Но я только рукой махнула:
- Может быть. Но ты иди, иди».

Николай Бердяев:
«Страдание имеет смысл совсем не потому, что оно необходимо и справедливо, что оно - высший закон жизни, а потому, что оно есть опыт свободы, путь человека, и что человек может обнаружить в этом пути свою духовную победу, может достигнуть освобождения и просветления, может выполнить завет любви и милосердия».
Может, эти слова и кажутся высокопарными, оторванными от жизни, но для нас они были реальностью. Да, в годы социализма нам мало платили, плохо кормили, не давали свободно дышать, говорить, думать, пригвождая к идеологии, но мы тихо противостояли.
Так что же потеряли, страдая, а что приобрели? Всегда ли исполняли заветы любви и милосердии, и удалось ли одержать духовную победу, достигнуть какого-то просветления в этом противостоянии?
Не найти ответа на эти вопросы, но…
Но мы пытались. 

*Лев Толстой (1828-1910) – великий русский писатель.
*Михаил Горбачёв (1931) - Последний генеральный секретарь ЦК КПСС, Президент СССР 1990-1991 годах. Инициатор Перестройки.
*Александр Блок (1880-1921) - русский поэт, писатель, публицист, драматург, переводчик, литературный критик.
*Андрей Платонов (1899-1951) - русский советский писатель, драматург, поэт, публицист.