– Ты прав, каждый должен быть со своими. Сегодня ты впервые услышал зов.
– Но я же не волк! – возразил Локи, забыв, что Один не мог видеть приходивших к нему волков. – Я – ас.
Один смотрел так серьезно, что мальчик опять забеспокоился
– Наверное, и впрямь пришла пора. Сядь! – велел Всеотец.
Локи опустился на землю возле костра. Один сел рядом.
– Ты пришел к нам из другого мира, – начал Владыка асов, положив руку сыну на плечо. – И мы лишь твои хранители. Тебя, еще совсем маленького, передал мне волк. Белый волк, как две капли воды похожий, если верить преданиям, на воплощение Изначального.
– Правда? – глаза Локи заблестели от восторга. То, что он услышал, вопреки опасениям Одина, совсем его не испугало. – Значит, они не зря приходили? Двенадцать черных волков, – пояснил он, поймав вопросительный взгляд. – Они были здесь, на холме, перед твоим приходом. Они появились, и тоска прошла. Почему?
– Ты начал узнавать самого себя, – сказал Один. – Первым шагом в узнавании всегда бывает тоска по неведомому.
– Но… – Локи помедлил. – Если я не ас, то кто?
Губы сына Бора дрогнули.
– Царь! – веско произнес он.
Теперь, спустя столько времени, Локи понял: Один хотел сказать совсем другое. Но так трудно свыкнуться с мыслью, что мальчик, который называет тебя отцом, создал мир задолго до того, как ты в нем появился. [/i]
ВЕТВЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Стая разделилась. Часть волков, во главе с вожаком, отправилась с Ульго. Другая, которую вел сын вожака, проводила Локи и Лекко через Равнину до обиталища колдуньи.
Там, где Равнина переходила в новый горный кряж, землю взрыли провалы и трещины, следы давних землетрясений. Один из таких провалов, круглый, как деревенский колодец, вел в подземные палаты. Лекко подивился их роскоши. Стены и потолки сверкали драгоценными камнями так, что и светильников не требовалось. Особенно запомнилась утгардцу комната, выложенная «слезами моря» – застывшей смолой кедаров, что волны выбрасывают на берег.
За пышно убранными покоями расположилась длинная, узкая пещера. Покатые своды ощетинились ледяными иглами, такие же острия поднимались им навстречу с каменного пола. По стенам струилась вода. Все вокруг было пропитано холодом.
– Добрался все-таки, – раздалось в морозной немоте. Из-за ледяных игл показалась хозяйка пещеры.
Трудно было определить ее возраст. Золотисто-коричневое, как копченая треска, лицо могло принадлежать и только что отданной замуж мидгардянке из того края, что прозывается Лапландией, и самой Владычице, забывшей, сколько веков назад она пришла в мир. Впрочем, плоским носом и такими же скулами она больше походила на лапландку, чем на Владычицу. Сходство усиливала длинная рубаха из оленьей кожи, отороченная мехом, и меховая шапка, из-под которой ниспадала черная коса. По бокам шапки свисали большие серебряные колты. Грудь колдуньи украшало не меньше дюжины ожерелий из разноцветных камней, с голубиное яйцо каждый. Скади на красавицу не тянула, но могла показаться приятной, если бы не взгляд раскосых черных глаз, пристальный, и, вместе с тем, устремленный мимо гостя.
– Ты знала, что я доберусь, – ответил Локи. – Ты меня ждала.
– Раньше, – голос Скади, казалось, тоже сквозил мимо того, с кем она говорила. – Уверена была, что придешь раньше и один. Ты меняешься. Похоже, начал вспоминать себя.
– Все проще. Пришлось задержаться в дороге. Мир не так спокоен, как твой прекрасный дом.
– Чего же и хотеть от мира? – с насмешкой проговорила колдунья. – Каков отец, таковы дети. Не могу понять, как ты их делишь. Одних спасаешь, других загрыз.
– Те, что загрызены… – Локи посмотрел на своды пещеры, что-то подсчитывая – …уже воплотились вновь. У них это быстрее случается, чем у более развитых существ. Большая их часть приняла вид мух и комаров. Не самая приятная форма, но все ж лучше прежней.
– Сколько раз им предстоит погибнуть от руки смертных, чтобы родиться кем-то еще? – скептически спросила Скади.
– Возможно, меньше, чем ты думаешь. Комар в глухих болотах, ни разу в жизни не отведавший крови смертного, в следующем рождении рискует стать бабочкой. Далее – восхождение ко все более высоким ступеням. Не удивлюсь, если среди тех, кого волки загрызли нынешней ночью, окажутся будущие асы. Изначальный никому не перерезает путь.
– Конечно! В том числе, славному белобрысому мальчику, который всем хочет подарить счастье. Как бы он не опередил тебя.
– Что он забирает взамен счастья? – спросил Локи. – Сердца? Нет, сердца ему не нужны. Память?
– Этого я не знаю, – колты слегка качнулись.– Знаю только, что он появился, когда еще древний Утгард был велик. Но я удивлена твоей ране. Ей давно пора зажить, и все же она не заживает.
Локи посмотрел в невидящие глаза.
– Старый закон: хочешь добраться до цели, заплати долги. Даже если они не твои.
Взгляд Скади сделался жестким и перестал блуждать по сторонам. Она в упор взглянула на Локи.
– Что же, – холодно произнесла колдунья. – За себя или других, но это будет хорошая плата. Жди здесь.
Скади ушла и скоро вернулась, неся большую корзину с плетеной крышкой.
– Лучше бы тебя привязать, – словно раздумывая, сказала она.
– Единственная цепь, которая могла меня удержать, уже разбита, – доверительным тоном сообщил Локи и добавил, указывая на Лекко. – Он поможет.
– Как знаешь, – с подчеркнутым сомнением произнесла Скади. – Чтобы лечение подействовало, я не должна тебя жалеть.
– Ни в коем случае, – согласился Локи. – Смотри, не оплошай!
– Смотри, не смалодушествуй! – отрезала Скади и обратилась к Лекко. – Держи крепче. Если он вырвется, все пропало.
Локи лег на белый плоский камень. Лекко прижал его плечи.
– Крепче! – приказала Скади. – Не смей его выпустить!
Колдунья обнажила рану. Потом откинула крышку корзины и ловко выхватила со дна небольшую алую змейку. С виду та больше походила на безлапую ящерицу, чем на настоящую змею.
Скади опустилась на колени возле Локи.
– Терпи, милый! – почти прошептала она.
Смуглые руки поднесли змею к ране и нажали на золотые пятна по бокам головы. Змейка раскрыла рот, из него упала хрустальная капля размером с горчичное зернышко.
Локи рванулся так, что утгардец чуть не отлетел к стене. Но каким-то чудом Лекко удержался сам и сумел удержать своего пленника.
Снова змейка выронила яд. На этот раз капля была величиной с зерно пшеницы. Лицо Локи исказила дикая мука, тело сводило судорогой, он бился так, что пещера ходила ходуном, но Лекко не выпускал его, хотя мускулы готовы были разорваться от напряжения.
– Прекрати! – крикнул утгардец, видя, что колдунья снова подносит змею к ране. – Это не исцеление. Ты его пытаешь!
– Не вмешивайся не в свое, – сухо проговорила Скади. – Не вмешивайся и не мешай, если хочешь ему помочь.
Третий раз она заставила змейку отдать яд. Капля выросла до лесного ореха. За стенами пещеры раздался грохот обвала, и все затихло.
Лекко, все еще не отпуская застывшие плечи, с ужасом смотрел на неподвижно распростертое тело, на такое же белое, как камень, лицо.
– Видишь?! – Скади довольно цокнула языком. – Рана зажила! Теперь дело за малым.
Она убрала змейку обратно в корзину и достала из-за пазухи бронзовый флакончик. Зубами вытащив затычку, колдунья вылила содержимое флакончика в приоткрытый как у мертвеца рот Локи. Некоторое время она наблюдала за тем, как под действием зелья меловая маска приобретает прежний, холодный и, все же, ощутимо живой цвет, а мышцам возвращается их упругость. Убедившись, что все идет как надо, вновь полезла за пазуху. На этот раз из недр кожаной рубахи был извлечен флакончик чистого золота. Через мгновение Локи начал дышать и открыл глаза.
– Скажи теперь, что я злая, – сказала колдунья, поднимаясь с колен и отряхиваясь.
– Я это говорил? – еле слышно спросил Локи.
– Нет, но мог подумать. Тебе было скверно.
– Но тебе это доставило удовольствие, – Локи поднялся с места пытки, ухватившись за утгардца. Его шатало.
– Я это говорила?
– Нет, но могла подумать.
Скади подошла к нему и заглянула в глаза.
– Между нами кое-что пролегло, сын Одина, и вычеркнуть это непросто. Но ты пришел сам, и не смалодушествовал. Если бы ты закричал или попросил о пощаде, возможно, я передумала бы. Но теперь я говорю: старый долг уплачен. В другой раз, если понадоблюсь, все будет по-иному.
– Тогда, – Локи как будто ждал этих слов, – помоги мне встретиться с Хель.
Скади пожевала губами.
– Так поэтому ты терпел? Бесстыдник! Я-то думала, в тебе проснулось раскаяние.
– Видимо, это моя природа, – проникновенно сказал Локи, – не оправдывать ожиданий.
Он отпустил Лекко, подошел к Скади вплотную, наклонился к самому ее уху и тихо произнес:
– Цена, которую запросит Хель, тоже пойдет в уплату долга.
– Такую виру я не хочу, – так же тихо ответила Скади. – Но я знаю, ты вывернешься. Так и быть, покажу тебе дорогу.
ЛИЛА
[i]Всеотец назвал Утгард драгоценным камнем среди миров, и это было правдой. Ярче любого другого света сиял свет Утгарда, и прекраснее других казалась его земля. Но даже золото, если его не чистить, тускнеет. Слишком высока была слава этого мира, слишком ослепительно его величие. И слишком долго утгардцы наслаждались покоем. Им казалось, у них нет врагов. Они ошибались. Самый опасный враг живет на дне собственной души. И самая большая ошибка – взять его в плен. Его надо оставить на воле и биться с ним каждый день. Тогда каждый день ты будешь учиться новому и прибавлять к тому, что уже имеешь. А утгардцы решили, что самое лучшее – сковать своего врага и упрятать в самый дальний подвал сознания. В этом темном подвале он вырос и погубил своих мнимых победителей.
Они стали замалчивать свои ошибки, если те случались, – им казалось, что признание в ошибках бросает тень на славу Утгарда. А если об ошибках молчат, их становится слишком много. Тогда утгардцы ввели множество правил, чтобы искоренить саму причину ошибок. Но, чем больше становилось правил и запретов, тем дальше в тень отступали благородство, отвага и верность. Утгардцы стали терять доверие друг к другу. Все чаще мысли их и желания приходили в разлад со словом и делом. Все крепче опутывали их всевозможные предписания, и тем больше хотелось утгардцам доказать, как они свободны. Мысль об Изначальном и Владычице стала тяготить их. Упоминания о душе вызывали насмешку. Со временем большинство пришло к выводу, что души у смертных вовсе нет, а есть лишь тело и его желания. Желания стали богом утгардцев. Но желание, если отпустить его на волю, превращается в монстра. Как ползучие лианы, все более болезненные и темные помыслы окутывали сознание жителей Утгарда.
Те, кто видел опасность и устал предупреждать о ней, отделились и ушли из погибавшей земли. Они основали свой Утгард, малый и лишенный блеска, но верящий в честь, чтущий мужество и хранящий мечту о возврате былой славы.
Прежний же Утгард погиб. Не так, как рассказывают об этом легенды. Не раскалывалась земля, не сверкали молнии, не лился с неба огненный дождь, и не рушилось море на сушу. Утгард погиб тихо. Однажды ночью затворились врата столицы великого мира, и больше из них никто никогда не выходил. В ту же ночь опустели все земли Утгарда, и поселилась