шнур отододи, пришедшийся на его локти и предплечья издавал этот звук. Поперечные рёбра медянки, сочленения толщиной с волос из жёсткой, драконьей гривы скрипели об Лал. Кроваво-красные лучи самоцвета вздрогнули в очередной раз при тихом, сухом щелчке, и сомнений не осталось... Отододи связаны в цепь с ничтожной ошибкой. Сжимаемый на толику сильней, однажды Лал выскочит… А зная галло... Не раньше, ровно в момент предшествующий тому, когда дышать станет невозможно, когда замрёт Огненный круг.
Три медянки идут по груди, Лалы держат, треугольник вершиной вниз... Жарко... От них откровенно жарко!.. Проклятье навек! Как в его Собственном Мире ночью... И днём, и ночью... Вместо шороха песчаного, шум затяжных дождей о стриженую листву, кубики кустов, мелкий гравий дорожек... И ни капли ему... Нет плеска фонтана, брызг...
Протрубил, венчая прозренье, где-то далеко белый слон в пасмурных, зелёных лабиринтах раз, ещё раз… И донёсся мелодичный перезвон его сбруи. Глоток свежести, да. Для слуха. Жарко... "Хороший слон, славный, загляни сюда... Крылатый слон... Как во Впечатлении они брызгались фонтанами воды из хоботов!.. Загляни сюда, дай мне воды, прохладной... Сбежим из Гала-Галло, ты хочешь сбежать, я знаю!.." Жарко...
Густав, меж тем, находился в особом месте рынка, откуда сбежать-таки можно. На сухой тверди поставить и через неё, через торговую пирамидку сбежать. Он связан и брошен в хранилище, кладовой галло. В личной части Мадлен.
Хвост крайней отододи, защемлённой дверцами в полу не позволял ни встать, ни сесть, ни откатиться. С трудом Густаву удалось повернуться, чтоб обнаружить это, лицом вниз. И там он увидел, что полированный камень пола перемежается тонированным стеклом. Дымчатые дверцы. Сквозь них видны по-дамски аккуратные ящики для хранения, обитые шёлком. Пятнадцать. С круглыми углублениями. Под скатом. То есть, когда его не станет, Мадлен просто повернёт ключ где-то в замке, дверцы распахнуться и, погулявшие на воле, в рядах Южного Рынка не запылившиеся, пурпурные камни скатятся вниз, оставшись там в прежнем, безупречном порядке. Откуда взяты... Густав покосился на своё лицо в отражении, и увиденное не понравилось ему больше, чем обычно.
Шло время. Мадлен не появлялась. Никто из галло не появлялся.
Густав и не ждал её. Он всё понял... И не скрип медянок по огранке драгоценных лучистых камней - венчающий штрих мести. Гарольд. Корень Гарольда, в едином, будь оно проклято, касании виденный им. Гарольд, к которому направила сама. Ни слова, ни жеста Мадлен не делала зря. А многое с дальним, весьма дальним прицелом.
Когда сутки прошли, нарастающие жар и жажда утянули Густава в сон, а Впечатление Гарольда, ревущий ужас, бивнями поддев, вышвырнул в жар обратно, в удушливый треск отододи, и жажду, жажду... Он сам зарычал. Второй, третий, пятнадцатый, сто сорок пятый кошмар за кошмаром... Рычал и ругался, словами, что знал и не знал, что затуманенным рассудком выдумывал сам. Проклинал каждого, чьё имя всплывало в уме, заслоняясь клыками чудовища, рёвом и жаждой... Жаждой!..
Затем тише ругался, только дышал, заглатывая ртом, как рыба, хоть сколько-то сырого воздуха, сквозящего из сада.
Жар расплывался, растекался, окутывал... Возрастал. Амплитуда сужалась: жар - сон, жажда - Гарольд, рёв - скрип, жар - ужас... Удушье - ужас... Удушье - ужас... Удушье...
Ужас, подбрасывавший так, с такой силой, что скрежетал в пол уходящий конец удавки, щёлкали сочлененья на Лалах быстрей, дальше входили камни из медных тисков... Дроиды светлые, непреклонные...
Раз он заснул всё же нормально, неглубоко. И увидел жёлтый от фантазийных, до неба, упругих фантазийных мимоз, недоступный сад Файф... Осыпающийся, благоуханный. А проснулся - с именем Марика?.. А, ну да, у него же шатёр засыпан... Жёлтыми шариками, по колено. Забыл... Всё забыл...
Амплитуда стала совсем краткой: жажда - забытьё - Гарольд! - удушье - забытьё... Гарольд!.. Чудовище вздымается, распахивает клыки... Стотонным ударом в грудь, под дых! И он отлетает обратно - в жажду, ужас, жар, удушье, забытьё...
Густав звал смерть. Ждал её. Он оценил изобретательность Мадлен. И лаконичность мести, и размах ловли. При виртуозном исполнении, очевидной дороговизне… Оценил пренебрежительно низко.
Как если бы Биг-Буро пригласили посмотреть рукотворный артефакт энной, не последней эпохи, а тот оказался из вонючей илистой соли рукотворной, ха-ха, штуковиной. Оценил, в руки не беря, с гадливостью. Словно наткнулся на кого-то хуже себя. Вдруг. Такого на побережье не испытывал, у Олива в шатре, при этом, вошедшим за нескончаемым клювом своим, чудовище... Даже милым вспоминалось чудовище, на Файф прислуживавшее Буро, демон с гарпуном вместо руки, с малахитовой лысой головой...
Поначалу Густав надеялся, что между обитателями Гала-Галло могут обнаружиться какие-то трения, желание перемен, и это сыграет на руку ему... Некоторые столетиями терпят, ждут повода, предлога... Да, бывает. И тысячелетия ещё подождут. Не при Мадлен.
Изо всех галло разок в хранилище заглянул Андре. Именно - заглянул, не отходя от колонны, держась за неё. Господин Андре... Сощурился в полумрак. Сквозь лучистые, яркие пурпурные звёзды разглядел медные изгибы отододи... Пленника скованного ими. Белки глаз широко распахнутых, миг назад видевших - снова, снова, снова!.. – Гарольда! Не перенесших ужаса там, во мраке забытья, глаз безумных... Андре напоролся на них и отпрянул. Спрятался за колонной. Пропал в саду, за шумом нового дождя. Моросящим шумом... Как Густав смеялся!.. Обессиленный. Хриплым, сухим, лающим смехом в спину ему так смеялся...
Всё же увиделись они с Мадлен. Не как ожидали... Как? Увидел он её, она его, но Густав притворился без сознания. Не каялся, не торговался. Побрезговал услышать её глубокий, грубоватый, к нему обращённый голос. Будь проклята.
А она и пришла не к нему. Не предполагала, что живучий настолько. Что доведётся застать.
За Впечатлением прилетели они с Котиничкой. Густав заметил, как разъезжаются в стороны между высоких колонн, над капителями малых, держащих их, дверцы. Барабан, скрытый внутри, прокручивается открытыми секторами. Ему было настолько жарко и душно, что даже это, ничтожное дуновение ощутил. Или показалось, что ощутил.
Густав видел прямо - спину Мадлен, в полировке - профиль... Ни звяканья ключей, ни поворота замка, никакого жеста специального или касания она не сделала. Всё открыто. На замке только сам Рынок Гала-Галло. Барабан в стенной нише продолжал крутится туда-сюда, просматриваемые стеклянные сосуды позвякивали. Мадлен сняла браслет, щёлкнула, переломив, и очевидно не находя искомого, посветила туда... На ближайших колонах отразились ряды, этажи пробирок, тонких стеклянных трубочек.
Бесстрастно Густав понял: это и есть хранилище тех самых "свирелей". Основания покрашены и подписаны. "Ха-ха-ха, вот они!.. Искал, Гутка?!" Не настоящий он коллекционер. Настоящий над предметом своей коллекции в жизни не засмеётся, и при смерти. Густаву было смешно. Выживи, не откажется от проклятой колоды. Но дрожать над собранным не станет. В последний миг не вспомнит о ней. А о чём?.. Вспомнит о случившемся тогда, великом подарке?
Мелодичный с хрипотцей оклик Мадлен позвал невидимую Густаву Котиничку во внутренний дворик. Посмаковать с собой принесённое, посплетничать, побыть вдвоём.
Они обе недавно вынырнули из Великого Моря. Не успели высохнуть на ветру, в пути. И в парке, в пасмурном Саду Гала-Галло снова попали под дождь. Мадлен быстро шмыгнула в хранилище, а Котиничка, житель глубин, шла не спеша. Грациозная. Необыкновенная. Ей непривычно бегать по земле. У входа задержалась... Густые, переплетённые без лент, шнурков и бус своими же прядями, волосы мокры. Она провела вдоль них, глубоко запустив пальцы, распустила…
…и проходя мимо Густава, встряхнула головой... О, дроиды...
Кто-кто, а Женщина в Красном, - на йоту не взаимно, - сразу понравилась Густаву. С первого взгляда. В тумане, на Горьких Холмах. В ней самой было что-то горькое, сродственное им и ему...
…О, дроиды светлые... Она и лица не повернула…
Водопад брызг окатил его, умирающего. Голову, руки, ноги босые, ворот распахнут, каждая сорванная пуговица в счёт!.. Лужи, мокрые следы оставив на полированном полу, рядом... Капелью с волнистых прядей, не человеком мимо прошла.
…Влага... Простая вода... Вспышки Свободных Впечатлений, оставшиеся с моря... Обрывки... "Да!.. - Свет... - Столько!.. - Их?.. - Взмах чего-то... - Ровно?.. - Свет!.. - Свет!.. - Свет!.." Между Впечатлений, похожих не на видения, а на вскрики в сознании, - обыкновенная влага... Дроиды, влага!.. Вода...
Густав впитал их как одну вспышку, один глоток света... Поймал несколько капель приоткрытыми губами. Потом, катаясь с пола соберёт... Если что и задержалось на нём, горячем, то, может, на веках чуть-чуть... Потому что, да, он звал смерть! И да - он хотел жить!
Через минуту вспомнит все свои проклятия, через минуту скажет себе: "Это продление пытки, не более! Насколько галло Великого Моря продлила её?!" Не признается себе, что врёт, что воспринял иначе... Сразу. Мгновенно, пока ещё брызги летели, а он не верил глазам, коже своей... Если б в насмешку, она бы взглянула на него?.. Да?.. Хоть как на Морскую Собаку, закончившую последний бег. Усмехнулась бы?.. Но она не взглянула. В глубине души, там, где Чарито не предполагала у охотника человеческого сердца, остался этот взмах мокрых волос. Как милость. Как дроидский подарок. И он спас Густаву жизнь.
Сколько прибыло сил, собрал, чтобы перевернуться, щекой лечь на капли. Достал... Слизнул. Скрипнул пурпурный Лал в медных тисках отододи, сжавшихся ещё. Что-то жёсткое впилось в бок, но и самую малость повернуться Густав не способен был, прежде не отдохнув. Полежал горячим виском на холодном полу сдвинулся и покосился... Несколько примятых, жёлтых шариков... За подкладку забились что ли... Выдохшиеся и всё же благоуханные одним своим видом. Пушистые до сих пор.
Сквозняком потянуло от нового дождя и светлячки мимозы покатились... Не они же мешали, так что? Грузики его цепочек? Не там они. Густава не обыскивали. Шаман борец, а не мародёр, и он спешил.
"Мимозы... Частокол круглых, зелёных гибких, ровных стволов... Причёсана лёгким ветром трава... Лес до неба, до жёлтого света небесного, из них состоящего... Ими осыпающегося... Гроздья облетающие... Метель... Пятистенок Файф..." Чёрная вода, стремительно поднимаясь по стенам, выплеснулась бурлением за балкон, в метель жёлтых шариков, между чистых стволов загудела... И оттуда, из померкнувшего всего... Гарольд!.. Разрываемая яростью морда! Бивни, складки, клыки и клокочущий. Утробный, нарастающий рёв!.." Прочь из глубокого сна! Швыряя в явь, как рыбу на берег, судорога выгнула, ударила об пол... Отпустила...
И Густав - вспомнил!
Его медянка! Вот что впивалось в бок, свёрнутая отододи!.. Точно, аккуратно, но легко, легко, - светлые дроиды! - скручивают их... Их легко развернуть!
То проваливаясь в дремоту, то выныривая из неё, Густав вечер и ночь провёл в отчаянных попытках вытолкнуть, извлечь отододи из кармана. Отцепить крючок на одном конце. Дальше сама разберётся. Лишь бы развернуть, подставить не руку, а грудь или горло... Чтобы наверняка. Обрёл цель и ему стало легче. Спроси его кто-нибудь
