РОКОВАЯ ОШИБКА (остросюжетная проза)

обследование так поздно пришли? Мы должны вас поставить на учёт».
- Не нужно на учёт, - окончательно расстроенная, ответила она и   неожиданно добавила, - я на днях переезжаю в другой город, там и стану на учёт.
А придя в школу, попросила дать ей отпуск без содержания на год. Директор упёрся - «У нас преподавателей не хватает, а вы просите отпуск на год, не дам! Категорически заявляю – не дам! Вы меня, Людмила Афанасьевна, без ножа режете… по живому!»
«Тогда я увольняюсь» - ответила она и, выйдя в канцелярию, быстро написала заявление на увольнение по собственному желанию.
От всех этих нервотрёпок она была настолько напряжена, что придя домой совершенно измотанной, не раздеваясь, упала на кровать и разрыдалась. Пролежав остаток дня, выплакав все слёзы, хоть и говорят, что у женщин слёз не меряно, она стала размышлять о своём будущем: «Дура, какая я дура, - корила она себя, - хорошенько не подумав, ляпнула, что уеду, а куда я уеду? Куда?  Кому я нужна, да ещё, беременная? Единственный человек, который меня поймёт и примет – сестра, но к ней нельзя, там дочь, Вера… и, как объяснить сестре свою беременность? Ооо, Господи, что же мне делать?! – забилась, заметалась она на постели.
Когда её немного "отпустило", она стала вспоминать своих друзей и подруг, которые могли бы помочь ей в сложившейся ситуации. Перебрав с десяток, она подумала о Марии. Вот кто ей поможет. Они, в далёком прошлом, вместе учились в педагогическом институте, жили в одной комнате общежития и были неразлучными подругами. Правда, за все годы после окончания института, они лишь однажды поговорили по телефону, хотя открытки с поздравлениями на день рождения и на Новый год посылали регулярно.
Что ж «Попытка, не пытка», решила Людмила Афанасьевна, и набрала междугородний номер.
 Гудки вызова следовали один за другим, но никто трубку не поднимал. Отчаявшись дозвониться, она уже хотела положить трубку, как в телефоне, что-то клацнуло и кто-то, ломающимся баском, сказал: «Алло! Говорите!»
- Пригласите к телефону Марию, - зачастила она в трубку, я её подруга, Людмила.
Издалека, приглушённо донеслось: «Мам, это тебя… какая-то Людмила».
Людмила догадалась - это младший сын Марии… как же его звать? – попыталась она вспомнить… ааа – Коля, неожиданно подкинула её память ответ.
С Марией она обо всём договорилась, хоть и с некоторыми заминками в разговоре, но договорилась. Следующий вопрос, требующий незамедлительного решения, как уберечь квартиру от разграбления. Лучше всего, конечно, найти   квартирантов – какой-никакой доход и за квартирой присмотр… - Не оставлять же её на несколько месяцев запертой.
Но этот вопрос, возможно легко разрешимый для других, для непрактичной Людмилы Афанасьевны был настоящим препятствием.
Но, наверное, мне помогает сам Всевышний, подумала она, когда на удивление, вопрос с квартирой и квартирантами разрешился очень быстро. Прямо на следующий день «всё знающая старушка» посоветовала зайти к жильцам во втором этаже. Они женили сына, сказала она Людмиле Афанасьевне, и им  нужна квартира. А, потом, словоохотливо затараторила: «Они ж, почитай, молодые. Им же охота пожить в своё удовольствие и этот, как его, уж совсем забыла… она, немного подумала, пошамкала беззубым ртом и, вроде, как застеснявшись, проговорила шёпотом, -  у них же… этот… медовый месяц». И пергаментное лицо её, после произнесённых последних слов, слегка порозовело.
«Смотри-ка ты, бабулька ещё и краснеть не разучилась - подумала про себя Людмила и даже чуть позавидовала ей. Эх, мне бы твои заботы, мне бы твои печали…»

                                                                          *    *    *
 Получив всю сумму оплаты за год вперёд, Людмила Афанасьевна, собрав необходимые вещи, через два дня, предварительно предупредив сестру, на междугороднем автобусе выехала в Углич, к Марии.
 Сестре и дочери своё неожиданное решение перебраться в Углич она объяснила желанием помочь заболевшей подруге. Это объяснение хоть и не рассеяло некоторой нелогичности её поступка, но, всё же, как-то удовлетворило сестру и дочь. Больше этот вопрос, Слава Богу, они не поднимали. И она перестала тревожиться по этому поводу.
А вот, о будущем ещё не родившегося ребёнка, она думала с тревогой и страхом:  «Родится он, такой маленький и беззащитный. И… что мне с ним делать?  Бедная я, бедная! Бедная и горемычная...
 Ровно через шесть с половиной месяцев она родила прелестную, белокурую, с темными вишенками глаз, девочку и в благодарность, за оказанную ей подругой помощь, назвала её Марией. Подруга, восхищаясь прелестной девочкой, носила её на руках и ласково называла её Машенькой и, сделав губы «гузочкой», ворковала: «Ах, ты моё солнышко! Ах, ты моя красавица! Ах, ты, моя сладенькая!»
 Вернуться домой с новорожденным ребёнком Людмила Афанасьевна не могла. Опять необходимо было решать задачу - откуда у неё, незамужней женщины, вдруг появился ребёнок, да ещё и грудничок?  Не аист же, в конце-концов, его принёс в корзинке по её заказу от деда мороза? Засмеют ведь соседи! Ещё и скажут: « Не держите нас за дураков! Это Вам не Одесса, а мы не Одесситы, чтобы вашу брехню слухать!»
  Она не знала что делать, как объяснить досужим соседкам появление в её жизни ребёнка, и она посмурнела. Настроение её с каждым днём всё более портилось. На её удивление, очень быстро выход  нашёл сын Марии, младшенький. Она даже не ожидала, что его предложение, по своей простоте, окажется настолько спасительным для неё и Машеньки.
- Тётя Люда, - он чуть покраснел, - ааа, если говорить, что вы взяли Машеньку из родильной больницы и удочерили её...
Что ж, это был хоть и не лучший, но всё же единственно возможный выход в данной ситуации. Спасибо тебе Коля за своевременную подсказку, поблагодарила она сообразительного мальчишку.
 Ещё одно оставалось неизвестным. Оно сидело занозой в груди и не давало свободно вздохнуть - неизвестно, как отнесётся к новоявленной сестре, Вера. Примет ли она свою сестру, подпустит ли её к своему сердцу.  Полюбит ли она её, или холодно отвернётся от ни в чём не повинной  малышки?
 И всё же, действительно, это был единственный выход в её сложном положении.
Пора было возвращаться домой. Она и так достаточно долго пользовалась гостеприимством доброй подруги. Прожив ещё месяц пока Машенька окончательно окрепнет, и она сама наберётся сил на дорогу, Людмила Афанасьевна попрощалась с гостеприимной, добросердечной подругой и её семьёй.
Предупреждённые заранее квартиранты оказались порядочными людьми, своевременно освободили квартиру, и ей не пришлось "выяснять отношения".
Выходить на работу в конце учебного года не имело смысла, и она полностью занялась дочуркой. На любопытные вопросы соседей и знакомых – «Откуда у неё ребёнок?» - она коротко ответила – удочерила из роддома. Вскоре назойливое внимание к её персоне иссякло.
Жила она очень скромно, экономя каждую копейку из полученных денег за аренду квартиры. Но и они, вот-вот должны были закончиться. Оставалась надежда на школу. Она уже подала заявление на восстановление её в прежней должности - преподавателя математики, а пока, вот полоса везения, она устроилась мыть лестничные марши в своём доме. В  её отсутствие с Машенькой согласилась сидеть та, всезнающая, вредная старушка. На деле, оказалось, что у неё доброе сердце и к девочке она привязалась всей душой.
На несколько дней приехала Вера. Холодно посмотрев на новоявленную сестру, она отвернулась от неё и больше к ней не подходила. Это обидело Людмилу Афанасьевну, очень обидело, но заставить старшую дочь полюбить свою младшую сестрёнку она не могла и рассказать всю правду, тоже не насмелилась. Не могла же она сказать Вере, что это мог бы быть её ребёнок!
 Вскоре Вера уехала, и Людмиле Афанасьевне почему-то стало легче. Она поняла, почему: Вера своим присутствием постоянно заставляла вспоминать тот грозовой день, когда она, мать, таким страшным унижением, спасла свою дочь от позора.

                                                               *   *   *
 Машенька была плодом греха, но она была такая крохотулечка, так мило улыбалась и тянула ей навстречу ручонки, что у Людмилы Афанасьевны что-то размякало в груди, и она забывала, кто её отец.
Проходили дни, недели. Тянулись своей чередой месяцы, а за месяцами годы. К шестнадцати годам Машенька повзрослела, расцвела, превратившись в настоящую русскую красавицу. Стройная, высокая, с золотистого цвета волосами и миндалевидными, зелёного ореха глазами, она была неотразимо прекрасна. За ней, как за курицей цыплята, вечно тянулся хвост воздыхателей разного социального положения и возраста, но она была неприступна, как настоящая принцесса.
Людмила Афанасьевна, вначале, боялась за неё и хотела предупредить о…, но Машенька сразу поняла, на что её самая-самая любимая мамочка намекает и гордо ответила: «Если я полюблю кого-то мамочка, то это произойдёт не сейчас и это будет принц!» И, лукаво улыбнувшись, добавила: "Иностранец".
Людмила Афанасьевна немного успокоилась, но совсем тревога за дочь не ушла.
После окончания школы Машенька легко поступила в университет на факультет иностранных языков. Она хотела, как и мама, стать преподавателем, только не математики, а иностранного языка. А, если уж очень повезёт, то переводчицей в крупной иностранной компании, говорила Машенька, ласкаясь к матери. А уж, если совсем-совсем повезёт, добавляла она лукаво, то помощником генерального директора… где-нибудь за границей и в серьёзной компании! Очень серьёзной»
   Пока это были только мечты, девичьи мечты, и не у всех они сбываются.  Ей нужно было учиться в университете ещё год. Мечты, все об этом знают, претворяются в жизнь у того, кто не покладая рук трудится и упорно, не сворачивая с пути, движется к цели.
Машенька добилась своего! Что уж ей помогло: счастливая ли судьба её, или её упорство и настойчивость, но, по окончании Университета Машеньку пригласили на работу в совместную, Российско-Бельгийскую компанию. Да ещё не кем-нибудь, а  секретарём-референтом с трёхмесячной стажировкой в головной конторе, расположенной в Брюсселе.
 Маша приехала к матери похвастаться своей необыкновенной удачей и на следующий день стала прощаться. Ей нужно было лететь к месту стажировки.
 Людмила Афанасьевна загрустила. Опять она осталась одна. Обе её дочери живут своей жизнью, а она… и, долго сдерживаемые слёзы, затуманили ей глаза.

       ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        Глава  первая
  Вадим был зол на себя, на Верку, на весь белый свет: «Вот чёртова недотрога, месяц   водила меня за нос, всё корчила из себя прынцессу, а на поверку… оказалась обыкновенной шлюхой. Интересно, сколько мужиков побывало в её постели? - Хотя, не всё ли мне равно" - подумал он. "Таких недотрог у меня было уже с десяток и ещё сотня будет. Не оскудел ещё белый свет целками – белыми, чёрными, жёлтыми, на мой век хватит. Борька правильно говорит - «Трахай всё подряд, Бог увидит, лучше пошлёт»».
 «Скоро, скоро,  Боря, увидимся!" - пообещал он отсутствующему другу. "Послезавтра, а может даже завтра, выезжаю в Питер - встретимся у себя, в «Alma Mater». Расскажешь, сколько целок ты трахнул...»
«Нет, ну надо же, целый месяц за чей-то огрызок боролся и всё коту под хвост" - кипятился он.