АВГУСТ 91. Глава из романа "Жизнь ни за что".

бесправие, гнёт и нужду. По выводу исследователя «из–за нужды в России проститутками становилось не больше восьми – десяти процентов  женщин из общего числа проституток».
        Леонид был согласен с выводами. Если внешность привлекательна, то намного легче  получить сотню баксов за ночку с вином и песнями, чем месяц  вкалывать за те же деньги под зуд начальников. И совершенно равнодушно смотрел фильм «Эммануэль», который депутат Государственной Думы нескольких созывов Алексей Митрофанов считал такой «бомбой для морального разложения населения Советского Союза, которая заменила десятилетний труд американского ЦРУ».
- Зайдём в «Крестьянскую», возьмём по соточке. С пьянством с восемьдесят восьмого года уже никто не борется ни в Москве, ни в России, - сказал Курмышов, когда друзья покидали салон. – Я сейчас окончательно в столицу переехал. С Метелиной разошёлся и женился на «Москве». Всё – таки настоящая жизнь там.
- Действительно, давно не виделись, столько событий. - кивнул Сугробин. – Все стараются не отставать от каждодневно меняющейся страны. Я слышал от Татьяны Воскобойниковой о ваших с Метелиной делах. Но ты прав. С заботами о Дианке и работой с постоянными командировками  времени на всё остальное нет. А всё меняется. Макс Воскобойников Татьяну оставил, ушёл к матери ребёнка, от которого так яростно на суде отказывался. Я к Максу после этих, не украшающих мужика поступков, стал относиться  прохладно. А Таня, по её словам, с Метелиной пьют по выходным.
- Режим жизни не меняют и то хорошо, - сказал Михаил, разливая  по стаканам. -        Я  рад, что сумел решиться, и покинул  это болото, где продолжал бы  слушать  в кругу местных интеллектуалов склоки и жалобы на судьбу. И выпивать с ними или  в семейном кругу с Метелиной и Воскобойниковой, не получая  творческой энергии.
- А от московских выпивок адреналин получаешь? – усмехнулся Сугробин. -  Я вот по биографии Пушкина помню, что лучшие творческие дни у него были в Михайловском и Болдино, когда вокруг ни друзей, ни баб не было.
- Так то, Пушкин. У него и Михайловское, и Болдино. А у Курмышова  даже лачуги на берегу лесного ручья нет. Я б без крепостного мужика сам себе самовар раздувал, если б было где.  И было бы здорово посидеть  полгода в тишине без телевизора, радио и телефонных звонков.  Какое было бы счастье подумать одному о  вселенной, о земле, о людях, о  себе и своём месте в этом мире. В людях полный разброд. Какая – то предреволюционная атмосфера во всех слоях общества. Все кричат, друг друга не слушают. Созывают собрания, митинги. И никто не может сказать путного, кроме пустых слов типа «надо что – то делать». Какие стихи напишешь под такую музыку?
- Так что? Ничего нового не издал? Ты извини меня. Я последнее время  читаю только «Аргументы и факты». И то совершенно нерегулярно. А в книжные магазины совсем не захожу. И давай выпьем по чуть – чуть. Должно полегчать.
- Не издал, Лёня. Десять лет как в союзе, а ничего путного не напечатал. Денег нет. Перебиваюсь случайными заработками. Такая беда, что хоть в «челноки» подавайся, - вздохнул Курмышов,  и стукнул свой стакан по стакану Сугробина.
- Не горюй! Ты же сам  прекрасно знаешь, что советские писатели,  за немногим исключением, не могут прокормиться литературным трудом. Крутись, вертись и пиши в стол, для истории. Пиши  дневники, зарисовки. Только перо очевидца даёт точное изображение событий. Будет время, и сделаешь книги. Я, совершенно не зная для чего, пишу в записных книжках о местах, где бываю, о привлекших внимание событиях.  Листаешь иногда старые записки, и самому становится интересно. Вот послушай, что я написал о Дивноморске, из которого только приехал. «Дивноморск единственное поселение, которое приятно  звучит с окончанием «морск». Что – то сказочное, чудесное веет от этого названия. И каким скучными серыми остаются бесчисленные  приморски, североморски, красногорски и прочие». – Сугробин положил записную книжек в карман. – Правда, и слово «дивно» тиражируется. Под Красноярском Дивногорск основался.
- Ладно. Время всё поставит на места. Неспокойное сейчас время. Жрать нечего. Деньги дешевеют. Катастрофа в Чернобыле, землятрясение в Армении. Это же предупреждения свыше. Так долго  продолжаться не может. А чем закончится? Плохим или хорошим!? Хорошего я не вижу. И давай выпьем за здоровье. Мы уже дожили до тех годиков, когда надо желать здоровья. А в этой обстановке, особенно. Будь!
           Друзья  покинули «Крестьянку» и вышли на площадь Минина.  У памятника Чкалову стояла толпа. Шёл очередной митинг. Энергичные молодые люди размахивали различными флагами. Непривычно и волнующе  смотрелись триколорные флаги российской империи, сверкающие свежестью и чистотой. Где – то далеко внутри у Сугробина появлялось чувство, что с этими флагами на  Российскую землю идёт великое очищение.
- И в провинции чего – то требуют, - усмехнулся Михаил. – Хочешь анекдот по такому делу? Слушай.(6)
- Слышал, слышал, - остановил его Леонид.- Хочешь сказать, что и эти также собрались.
- Конечно! Хоть кто бы выдвинул лозунг «За советы без коммунистов!» И стало бы ясно, чего хотят. Так боятся. И не верю я этим крикунам без идеи. Я  договорился с местным председателем союза писателей встретиться, - продолжил Михаил. – Не хочешь со мной зайти? А вечерним поездом уезжаю в Москву.
- Дела у меня на сегодня житейские остались, мой друг. Я очень рад этой случайной встрече. Будем надеяться, что увидимся.
       Они обнялись.

        Девяносто первый год  для Дианки был заполнен Чёрным морем. На июнь Елена Максимовна получила путёвку в дом творчества в Пицунду. А на август путёвку для родителя с дитём в санаторий «Хоста» получил Сугробин. За год, прошедший после отдыха в Дивноморске, в г. Горьком под напором непрерывных атак демократов было отменено строительство атомной электростанции (теплоцентрали), находившейся в стадии завершения, и всего в десяти километрах от  нижегородского кремля. А городу Горькому было возвращено  родное историческое название  Нижний Новгород.
         Главным  в этом движении был молодой еврей, заведующий  лабораторией из радиофизического института Борис Немцов.
       
       17 марта 1991 года  в стране был проведён демократический референдум, в котором подавляющее большинство граждан высказалось за сохранение СССР. Удовлетворённый таким состоянием дел, президент СССР М. Горбачёв полной семьёй в августе выехал на отдых в Крымский Форос, где для него отстроили  новую президентскую резиденцию с экскалаторами, и чуть ли не с подогревом воды в заливе. События удовлетворяли вполне и Сугробина с Дианкой. И они в начале августа прямым самолётом Нижний Новгород – Адлер прибыли  на Кавказ в министерский санаторий «Хоста», и разместились в номере на четвёртом этаже со всеми удобствами, и с видом на самое синее море.
      Сочи большой и красивый город. Там есть на что посмотреть. И особенно мог быть интересен большой ботанический сад. Но Дианке кроме моря не нужно было ничего. Только обезьянник в Адлере её и заинтересовал. Она в удовольствие насмотрелась на братьев наших меньших, и больше ни  о чём не вспоминала. Купанье, купанье, и купанье.
       Этажом ниже в двух номерах жила татарская семья. Мама и папа  на десяток лет моложе Сугробина,  девочка на годик моложе Дианы, и бабушка. К министерству Сугробина они никак не принадлежали. Оба родителя были переводчиками арабского языка. Но кому какое дело. Значит, принадлежали их родные, знакомые, если  на руках соседей были  настоящие путёвки. Маленькая Эльмира познакомилась с Дианой  через полчаса после заселения Сугробиных. И пока папа распаковывал вещи, две девочки дружной парой понеслись по дорожкам санатория. К вечеру взаимные симпатии  проявились и у всех трёх родителей. Мама и папа Эльмиры  были совершенно светскими людьми, много знали, немало повидали, работая за рубежом. Сейчас мама Эльмиры работала личным переводчиком посла арабской страны в ближнем Востоке.
        В арабском мире был в это время немалый переполох. Большой друг Советского Союза президент Ирака Саддам Хусейн задумал присоединить к себе  Кувейт. И присоединил, введя туда свои войска.  Дело это для народа СССР, смотрящего на события снизу, достаточно тёмное.  Президент Ирака в начавшийся и непонятный ещё для всего мира процесс перестройки в СССР, должен бы был заручиться каким – нибудь согласием Горбачёва, потому что за Кувейтом стояли США со своими нефтяными интересами в этой маленькой, но чрезвычайно наполненной нефтью стране. Видимо, не заручился. Как всё происходило?  Вместо отстранённого Громыко,  министерством иностранных дел руководил, как открылось в будущем, большой прохвост Э. Шеварнадзе. И других советчиков,  своих и зарубежных у, счастливого от новой должности, Горбачёва хватало. И  к августу  девяносто первого войска Буша старшего  добивали не умеющих воевать багдадских арабов с молчаливого, а возможно тайного согласия президента их лучшего друга Советского Союза.
       
        Бабушка Эльмиры восторженно любила внучку, и сразу же часть любви перенесла на Дианку, как на подружку внучки, помогающей внучке весело отдыхать. И на следующий день после знакомства две семьи были вместе на пляже, на прогулках, в санатории. Сугробину надзирающий врач, молодая армянка лет тридцати пяти, назначила  грязи, а Диане массаж. После двух сеансов массаж маленькой женщине надоел. А когда Сугробину  положили  на поясницу шлепок грязи величиной с ладошку, привезённой откуда – то за десятки километров, он пришёл к доктору и сказал, что  лучшую пользу им с дочерью принесут морские ванны. «Колхоз – дело добровольное», - улыбнулась армянка. И пометила в их карточках, что у Сугробиных всё хорошо.
          В канцелярском магазине  по просьбе Дианки Сугробин купил рисовальные принадлежности и большой планшет размером А2 с чертёжной бумагой. Сначала они с лоджии нарисовали панораму  моря с кипарисами и пальмами. Потом  театральную сцену с шикарным занавесом, и на сцене  изобразили Буратино с папой Карло. А потом пришла Эльмира, и фантазии девочек полетели как воробышки, во все стороны.  Когда девочки  зарисовали десяток  сцен из хорошо знакомой сказки про Буратино, папа Сугробин предложил им организовать театр для малышни в беседке, где по вечерам собирались мамы  с трёх – пятилетними малышами, и дышали охлаждавшимся воздухом. Дети подключили бабушку, и представления начались.
        Эти детские представления оказались такими интересными, что захватили всю детвору и их мам.  Диана и Эльмира  ставили  у одной из стен беседки коробку, изображавшую сцену, выставляли первую декорацию и хором провозглашали: «Представление начинается. Просим купить билеты и занять места». Девчонки, сменяя друг друга, импровизировали напропалую. И Черномор, и Репка, и Золушка, и Колобок, и Царь Салтан. И каждый вечер обязательно Буратино. Они не просто декламировали, они играли голосом, танцевали, пели, жестикулировали. Мамы с трудом отрывали детей от представления и уводили спать. А днём, как передавала наша бабушка, мамы спрашивали её «а будут ли девочки выступать сегодня вечером, так как им дети  этими вопросами покоя не дают». За исключением