купалась в ванне с пузырящейся водой, а её папа валялся в горячей грязи. Вечерами гуляли в парке, фотографировались, катались на каруселях и лошадках. На всех музыкальных площадках звучали мелодии «Ласкового мая». Более солидные исполнители требовали «не сыпать им соль на рану». В один из дней ездили в дельфинарий на катере, и фотографировались с морским львом. А когда возвращались в Анапу, катер долго сопровождали три свободных черноморских дельфина. Было очень приятно.
Дивноморск – посёлок в двадцати километрах за Геленджиком. В нём санаторий военных лётчиков, дома отдыха и среди них красавец комплекс «Голубая даль» для отдыха родителей с детьми, принадлежащий МСМ. «Голубая Даль» последнее место отдыха на доступном берегу. Дальше берег с крутыми скалами до самого Сочи. Корпуса здравницы уже стоят на высоком берегу. На первом утёсе над морем разместилась просторная полуротонда с большой танцевальной площадкой внутри. За ротондой лодочная станция дома отдыха и пляж с соляриями
Здесь Диана в библиотеке сама отыскала книгу ещё неизвестного в Союзе Толкиера под названием «Хоббит. Туда и обратно». И с восторгом читала вместе с папой о невероятных приключениях маленького человечка. И когда книги Толкиера потоком пошли в Россию, Диана восторженно встречала их, как хороших и близких друзей. Вечерами Диана танцевала. Она уже обучилась румбам, шейкам, танго и вальсам, и показывала свой класс сверстникам. Сугробин в эти часы курил у стенки и любовался ребёнком. Вино он в путешествиях с дочуркой не пил, и с женщинами не знакомился. Не тянуло. « Старею, должно быть», - усмехнулся он про себя и улыбнулся «мамочке», также как и он наблюдавшей за своим ребёнком и ласково поглядывающей на него. После танцев они с Дианой шли пить холодный кефир, выдаваемый отдыхающим в спальных корпусах в счёт путёвки, и приходили в уютный номер. Принимали душ и усаживались в мягкие кресла смотреть телевизор, по желанию. Днём много плавали, катались на лодке. Когда людные места надоедали, уходили за скалу на «дикий!» берег и плавали в масках, охотясь за крабами. И любуясь подводной флорой и фауной. Сугробин радовался девчушке, Диана радовалась прекрасной жизни. Однажды около пяти утра Диана громко заплакала от боли в ушке. Ей было очень больно, а Сугробин безмятежно не подумал даже о такой возможности, и ничего у него не было, чтобы убрать боль. Дочка плакала, а он в отчаянии носил её на руках и говорил, что скоро утро, и они побегут к врачу. Больно было, конечно, девочке. И Сугробин, не дождавшись семи часов понёс её в медпункт. Сестра была уже на месте.
- Сейчас, миленькая, я тебе помогу, - сказала она. – Вот туторка. Смочим её в растворе и в ушко. И утихнет боль. А после завтрака на «скорой» отправим вас в Геленджик. Там платная поликлиника, и вас посмотрят.
Диана скорбно улыбнулась, и наклонила головку. От туторки ей действительно быстро полегчало. И в поликлинику они поехали на «скорой». Но в тот день их даже за деньги, которые уже разрешили врачам принимать от населения, не приняли. Сугробин психанул и зам. главного врача обозвал «хреновым перестройщиком». В аптеке в тот же день Леонид купил всего в достатке, но после второй примочки ничего более не потребовалось.
По возвращении из «Голубой дали» у Дианки было первое приключение с Аэрофлотом. Самолёт в Нижний должен был лететь из Анапы. Санаторный автобус без проволочек доставил пассажиров в Анапу. В Анапе всех посадили и объявили, что в связи с нехваткой горючего в баках самолёта рейс будет проходить через Сочи, где сделают дозаправку, и уже потом полёт пойдёт по маршруту. Когда сели в Сочи, как обычно, пассажирам было предложено выйти по правилам техники безопасности. Опытный коллектив пассажиров в этот раз воспротивился. «Не выйдем! Знаем мы этот аэрофлот! Самолёт отдадут на другой рейс, а нас оставят ждать у моря погоды! Сгорим, но не выйдем!». И не вышли. Самолёт заправили, и он полетел в Нижний Новгород. Вот ведь какие стали советские люди в девяностом году. И не желали они никакой капитальной перестройки. Они хотели, чтобы страна не тратила деньги на завоевание симпатий у развивающихся стран, и ни с кем не воевала за интернациональный долг. Также не тратила бы деньги на воплощение в жизнь мёртворождённых проектов навроде БАМа, перестала преобразовывать природу, превращая оазисы (см. беду Аральского моря) в пустыни. А строила бы полноценное жильё всем в достатке, дороги, не уступающие лучшим мировым. Да навела бы порядок в рядах «руководящей и направляющей», и заодно во всех государственных структурах, прекратив воровство, кумовство и блатовство. Отпускала бы навсегда без права возврата всех желающих покинуть Советский Союз, чтобы вони меньше было. И жила бы страна без кризисов, потому что в этой стране было всё. И не нуждалась она ни в чём из окружающего её мира.
Съезд народных депутатов, прошедший с 25 мая по 6 июня, показал, что лично Горбачёву вся перестройка нужна для того, чтобы внедрить в стране должность президента и ублажить Раечку, которая все годы его при власти в каждодневном сне видела себя «Первой Леди», пусть даже в пролетарской стране. Остальные индюки из политбюро так и не поняли, что петух им прокукарекал на этом съезде последнюю ночь. Опозорившись с изгнанием из руководства партии Б.Ельцина, и даже не пытаясь разобраться с личностью самого Горбачёва, они поддержали его последние трепыхания и поставили страну на безостановочный путь в никуда. И оставили о себе, вместе с первым и последним президентом в истории советской страны, позорную строчку под названием «предатели собственной страны и народа».
После съезда народных депутатов было принято решение о разрешении создания кооперативов и частных малых предприятий. И о беспрепятственном выезде граждан СССР за границу. Обстановка бесконтрольного делания денег оказалась настолько благоприятной, что знакомый Сугробину цыган поделился своей радостью. «Если такой режим продержится хотя бы два года, - сказал он, - я своим лошадям все зубы золотые поставлю».
Загранпаспорт в паспортных организациях начали оформлять в течении пяти дней за двадцать долларов. Сотрудникам паспортных организаций выдалась первая возможность массово подзаработать. Из страны хлынули все, кому надо и не надо. Сообразительные люди вспомнили некрасовских коробейников,(2) и занялись международной торговлей ширпотребом. Опыты первых коробейников оказались настолько успешными, что явление в одночасье приняло массовый характер. Только людей, занявшихся поездками за товаром и обратно, стали называть не коробейниками, а «челноками». Инженеры, учителя, медработники, рабочие и служащие бросали свои насиженные места, и отправлялись за границу. Это была самая настоящая торговая лихорадка нисколько не меньше по масштабам золотой лихорадки в Соединённых штатах в Х1Х веке. Терпели новоиспечённые торгаши в дороге неимоверные страдания моральные и физические, ворочая неподъёмным багажом и охраняя его от многочисленных посягательств. Вся страна в одно мгновенье почему- то превратилась в алчных блюстителей закона, бесцеремонных чиновников и просто бандитов. И все потребовали: «Дай!» Немало было в среде челноков и совсем печальных исходов, и пропаж без вести.(3) Но возможность подзаработать заставляла челноков снисходительно смотреть на трудности и опасности. Улицы городов превратились в импровизирванные рынки. К 1992 году количество челноков превышало двенадцать миллионов. Сначала челноки ездили в Польшу. Но, разобравшись в том, что они покупают турецкие и китайские товары, оставили польских продавцов, и стали ездить в Турцию и Китай сами. Дефолт 1998 года подкосил индивидуальных челноков. Постоянно повышающиеся госпошлины и рэкет додавили. Большинство из них разорились, и ушли из торговли. Оставшиеся стали торговать, покупая шмотки у монополистов оптовиков. В результате цены оптовиков на те же товары стали значительно повышаться с завидным постоянством. Что ж, всё, что приносит народу выгоду, должно убиваться во имя выгоды немногих. Классический принцип любого капиталистического государства.
После возвращения из Дивноморска в воскресный день Сугробин шёл по Покровке и не узнавал улицу. От площади Горького до площади Минина и Пожарского на улице, и на переулках в обе стороны стояли в беспорядке массы продавцов. Кто со складным столиком, кто с кабинетной вешалкой, и зазывали, приглашали, расхваливали немыслимые товары, которые ранее всегда приходилось «доставать». Десятки видеосалонов зазывали посмотреть невиданные порно и просто фильмы самых известных зарубежных режиссёров и продюссеров. Сугробин зашёл в один из них, разместившийся на втором этаже кинотеатра «Рекорд» и столкнулся с Курмышовым, который выбирал место получше перед телевизором.
- Ха – ха! Старый папа молодой дочки порносвежатинки захотел посмотреть, - засмеялся Михаил. – Давно, старик, тебя не видел. Как ребёнка родил, так и пропал. И красавицу Лену от народа спрятал.
- Ну, раз папа взрослого сына клубничкой балуется, то почему мне отставать, - отозвался Леонид. – А то, что редко видимся, так сам представляешь, как взрослым родителям без бабушек – дедушек ребёнка поднимать. Тут не то, что до стихов, открытку братьям – сёстрам написать не успеваешь. Только что приехали с Дианкой от Чёрного моря. А в понедельник надо в Москву, в командировку.
- Ладно, давай посмотрим эту хвалёную мутоту и после поговорим, - сказал Михаил и повернулся к экрану телевизора. Включился магнитофон, и гнусавый голос начал переводить титры.
Азартные игры и массовые зрелища Сугробина никогда не привлекали. А бойня для быков на арене его заочно коробила. Порнуха его совсем не интересовала и не волновала, и была непонятна как продукт для смакования. Ему, конечно, был известен анекдот армянского радио(4), также как и рассказ о расценках в парижском публичном доме(5). Но он что-то в этом деле не понимал. Он с удивлением смотрел на коллег, восторженно перебиравших попадавшиеся цветные колоды карт с голыми женщинами вместо стандартных валетов и тузов. А когда эти картинки доходили до него, он закрывал тело и рассматривал милые лица, похожие на лица знакомых женщин, на жён друзей и молодых мам, катающих коляски с детьми по бульварам. Сугробин понимал влечение обжигающей страсти, но не понимал мужчин, идущих к проституткам. Также как не мог представить, что думает женщина, принимая деньги за сексуальный сеанс. Также он не понимал массу любовных интрижек без любви. Просто так, для сексуального действа. На работе, после работы, в магазине во время обеденного перерыва, на карнавале и после карнавала, после дискотеки или корпоративной вечеринки. Всё делалось совершенно просто так. Мужчины привлекали женщин, чтобы бесплатно сбросить дурь, женщины поддавались, чтобы подтвердить себе и окружающим подругам, что они ещё желанны.
Сугробину как–то попались выводы русского исследователя предреволюционных годов о проституции в России. Вывод был неутешителен для большевиков, во всём винивших
