из полукруглых камней, но огонь там не горел. Машинально задрав голову, Эми увидела небо в отверстии над очагом — голубое и чистое.
— Ты дурно защищаешь своих детей, Вакан, — пробормотала она, сама не понимая толком, что говорит, и ощущая лишь пронзительную щемящую печаль. — И я… не желаю, чтобы ты меня выбирал, как какое-то своё… орудие. Почему ты не спасаешь их сам? Это нечестно! Я не хочу, и я… убегу! Сегодня же ночью. Вот так.
Произнеся в небо эту гневную тираду, Эми испытала странное облегчение и почти упала на груду одеял близ очага. Она остро ощущала, что волосы её всклокочены, а одежда измята. Ещё она ощущала голод и жажду, но как-то смутно. Противоречивые чувства и мысли мучили её гораздо сильнее.
Наконец Эми задремала, сама не заметив, как.
Она не заметила и того, что вошедший Ша Тате постоял над нею, глядя на неё с невольной лёгкой улыбкой, а потом осторожно уложил девушку на бок всё на той же груде одеял и укутал сверху своей курткой, стащив её с плеч. Эми только почмокала губами, не просыпаясь, и блаженно свернулась калачиком. А Ша Тате растянулся по другую сторону очага, прямо на земле.
Когда Эми подняла растрёпанную голову с одеяла, небо наверху было уже не голубым, а бархатно-тёмным. Девушка рассеянно сощурилась, не шевелясь и по-прежнему ровно и размеренно дыша. Она услышала неподалёку от себя такое же ровное дыхание и наконец осторожно приподнялась.
Несколько минут она смотрела на спящего Ша Тате, не решаясь шелохнуться. Он не принимал её всерьёз или так доверял ей, что оставил без своего присмотра? Или же просто бесконечно устал?
Эми тряхнула головой. Что бы там ни было, это её шанс вырваться отсюда, и она не может, не должна его упустить! Если хочет остаться в живых.
Она хотела.
Эми выскользнула из палатки, как тень, даже не откинув полога. Она благословляла свой маленький рост, свои удобные дорожные туфли и простое тёмное платье, которое делало её незаметной. Наверняка индейцы не принимали её всерьёз, как и сам Ша Тате, и не рассчитывали, что такая беспомощная дурочка посмеет сбежать. Что ж, в таком случае их всех ждал сюрприз!
Эми везло. Как это часто бывает у близоруких людей, слух её был очень острым. Поэтому расставленных вождём часовых — всё того же давешнего парнишку и двух его друзей — она заметила быстро и удачно обошла стороной, спускаясь вниз по течению ручейка. Правда, проделывала она это, согнувшись в три погибели и почти на четвереньках, но кто это видел? К счастью, никто.
Эми даже задержалась на несколько минут, чтобы напиться из маленькой заводи и поплескать водой себе в лицо. Она терпеть не могла ощущать себя неряхой.
Утеревшись рукавом, она совершенно приободрилась. Ветерок обвевал влажное лицо, в кустах кто-то звонко чирикал, и вообще эта ночь, ночь её смелого побега, была прекрасна! Отец будет ею гордиться, и когда она найдёт его, то попросит, чтобы он позволил уцелевшим оглала добраться до Канады. Их так мало, и большинство из них — женщины и дети. Отец так обрадуется счастливому возвращению Эми, что…
Она подскочила чуть ли не на фут, когда её плечо сжала твёрдая ладонь. Она бы завизжала во весь голос, если бы вторая ладонь крепко-накрепко не запечатала ей рот.
Эми бессильно билась и трепыхалась, пока совершенно не ослабела от этих бесплодных усилий. Тогда рука, зажимавшая ей рот, опустилась.
— Если вам так уж не терпелось утолить жажду или выйти по нужде, вам стоило меня предупредить, — насмешливо проговорил Ша Тате, снова разглядывая её, как какую-то пичужку. В темноте глаза его весело блестели.
Эми так и затрясло от обиды и нахлынувшего горького разочарования. А она-то, она-то ещё надеялась, что ей удалось незаметно ускользнуть! И… что он там такое говорит про нужду, этот бессовестный человек?!
— Вы ужасны! — отчаянно зашипела Эми. — Вы притворялись! Вы… всё это время шли следом за мной?!
От осознания того, что он наблюдал, как она передвигается вдоль ручья на четвереньках, у неё защипало в глазах.
— Не всё время, — серьёзно сказал Ша Тате, перестав улыбаться. — Я просто вас выследил. Вы умны и не стали бы метаться, как вспугнутая куропатка. Вы могли пойти только вниз по ручью, раз уж вам удалось заметить часовых.
Эми не поверила своим ушам. Он что, действительно назвал её умной?!
— А ещё вы храбрая, — продолжал Ша Тате так же серьёзно. — Теперь мы вернёмся обратно в лагерь. Пора собираться в путь.
Эми машинально кивнула, приняв это как должное и даже не пробуя возражать. Он назвал её умной и храброй!
Цепляясь за его руку, она кое-как добрела вдоль ручья к палаткам, сейчас поражаясь тому, что смогла преодолеть этот путь одна. Ша Тате провёл её мимо разинувших рты мальчишек-часовых, и Эми поняла, что он проделал это нарочно. Уже знакомый ей подросток, вывернувшись из-за утёса, в тени которого он прятался, догнал их и что-то возбуждённо и виновато заговорил, указывая на Эми, а потом понурил голову и умолк.
— Уачин ксоапа йо, Ихока, — только и ответил вождь на его пылкую тираду, мимолётно потрепав мальчишку по затылку. — Мийе мни кте ло. Ункупело, Ихока.
На миг вскинув на него блестящие, как у сороки, глаза, мальчишка растворился во тьме, а Эми пробормотала, тоже виновато:
— Вы ведь не накажете его?
— Я бы непременно наказал Ихоку за его промах, — ровным голосом ответил вождь, искоса глянув на неё, — чтобы он усвоил этот урок как следует… но не сейчас. Возможно, мы умрём ещё до заката солнца, мисс Перкинс.
Он произнёс это так просто и мирно, как если бы говорил о том, что на закате пойдёт дождь.
Эми замерла на месте, но Ша Тате потянул её за руку, больше ни слова не говоря.
Ущелье, давшее приют беглецам, теперь освещалось только пламенем двух небольших костров да полной луной, и в этом неверном, неясном свете Эми увидела, что женщины проворно собирают и скатывают полотнища палаток, связывают вместе шесты. Они работали споро, слаженно, почти не перекликаясь друг с другом. Эми вдруг стало холодно, и она поняла, что Ша Тате отошёл от неё.
Зато широкими шагами приблизилась та высокая седая старуха, что раньше спорила с вождём. Эми понадобились все её силы, чтобы не попятиться от неё. Но старуха, чуть пригнувшись, заглянула ей в лицо сощуренными, тёмными, как ночь, глазами и, бесцеремонно схватив девушку за рукав, что-то пихнула ей в ладонь.
Сухарь.
Армейский сухарь из того пайка, что индейцы захватили в форту.
— Спа… сибо, — еле пролепетала Эми.
У неё даже в животе заурчало, когда она поднесла сухарь ко рту и вдохнула кислый запах ржаного хлеба. Она принялась старательно грызть сухарь, чувствуя, как на глазах отчего-то выступают предательские слёзы, а старуха стояла рядом и сурово взирала на неё, скрестив руки на плоской иссохшей груди. А потом постучала Эми по плечу, привлекая её внимание. Эми подняла глаза, пытаясь незаметно их утереть.
— Магаксича, — внушительно проговорила старуха, указывая на себя пальцем. — Магаксича… — И снова похлопала ладонью по плечу Эми.
— Хлеб? — растерянно спросила та, едва прожевав кусочек сухаря. — А-а… — Её вдруг осенило. — Эми. Я Эми, — представилась она, уже начиная улыбаться. — Очень приятно.
Она вдруг поняла, что действительно рада — тому, что эта суровая старая женщина подошла к ней и отдала этот залежавшийся сухарь, хотя сама явно долго голодала, что она назвала ей своё имя и захотела узнать, как её зовут…
— Мага-ксича… — с трудом выговорила Эми. — Магаксича — что это? Что?
Старуха ещё раз пристально посмотрела на неё и вдруг закрякала, несколько раз подряд, очень похоже на кряканье утки, причём выражение её строгого лица ни капельки при этом не изменилось.
Эми сперва онемела, а потом звонко расхохоталась на весь лагерь… и испуганно зажала себе рот, но старуха только усмехнулась, как и подошедший Ша Тате, и что-то проговорила, поглядывая то на него, то на Эми. И пошла прочь такими же широкими мужскими шагами.
— Что она сказала? — живо поинтересовалась Эми, провожая её взглядом.
Ша Тате ничего не ответил, а, обернувшись, махнул рукой пареньку, которого называл Ихока, и тот торопливо подвёл ему гнедого мустанга, по-прежнему неоседланного. Мустанг прядал ушами — видимо, общее волнение, воцарившееся в лагере, передалось и ему.
Мгновенно вскочив на коня, Ша Тате протянул Эми руку.
Девушка потрясённо посмотрела на него.
Отблеск костров освещал его смуглое лицо, профиль которого был словно вычеканен на медали, но уголки плотно сомкнутого рта приподнимала лёгкая улыбка.
Осталось мало времени — зазвучал у неё в мозгу озабоченный и печальный голос. Очень мало…
Будто услышав этот голос, Ихока подёргал Эми за рукав, сурово сдвинув брови. Он явно подражал своему вождю, и это было забавно, но Эми уже не хотелось смеяться. Ей хотелось плакать.
Броситься ничком на эту неприветливую каменистую землю и плакать, пока не выльются все слёзы, горячим твёрдым комом застывшие в груди.
Ихока снова сердито дёрнул её за рукав, а потом, видимо, решив, что пора действовать самому, приподнял Эми сзади за локти и почти впихнул в руки Ша Тате, который осторожно усадил девушку перед собой.
— Что она сказала? — упрямо повторила Эми, пытаясь снизу вверх заглянуть ему в лицо. — Мага… ксича? Утка? Это ведь так по-английски? Что она вам сказала?
Ша Тате лёгкой рысью направил коня к выходу из ущелья, и Эми, покачнувшись, вновь ухватилась за его твёрдую руку, вокруг запястья которой было намотано несколько браслетов из бисера.
— Не пищите, — только и бросил вождь, досадливо сдвинув брови, но Эми явственно чувствовала, что он смущён и на самом деле не сердится, и продолжала свою атаку, нетерпеливо сжав запястье Ша Тате:
— Нет, буду пищать! В конце концов, это моё право, я ваша… гостья!
Она хотела сказать — «пленница».
Хотела сказать: «Объясните же мне то, что я хочу знать, потому что, возможно, вы убьёте меня через час… или солдаты моего отца убьют вас!»
Но она осеклась и зажмурилась.
Пальцы Ша Тате вдруг коснулись её щеки.
— Вы плачете? — растерянно спросил он, склонившись к её уху. — Вы обиделись?
Стиснув зубы, Эми молча глотала слёзы.
Ша Тате глубоко вздохнул и пробормотал беспомощной раздражённой скороговоркой:
— Магаксича — родная бабка Ихоки. Её имя переводится как «озёрная утка». М-м-м… — Он опять тяжело вздохнул. — Она сказала, старая болтунья, что на её памяти вы первая девушка, к которой я столь внимателен… но это неправда!
— Неужели? — Эми, подражая ему, подняла брови, снова уставившись на него снизу вверх. В груди у неё словно распустился цветок.
Огненно-яркий и жаркий, как пламя костра.
— Да, — решительно кивнул Ша Тате, не глядя на неё. — Она просто ничего не помнит. И не видит. Ей уже сровнялось восемьдесят зим, и она подслеповата.
Эми вдруг начала неудержимо хихикать. Она понимала, что ведёт себя как малое дитя, но ничего не могла с собой поделать.
— А откуда у вас эти браслеты на руке? — с любопытством спросила она, едва отдышавшись.
— Девушки подарили, — сумрачно пробурчал Ша Тате. — Магаксича сплела мне их. Они берегут от злого глаза… ну и просто защищают руку. Послушайте, если вы будете столько болтать, я… передам вас Ихоке.
— Нет. Не передадите, — сказала Эми совершенно спокойно,
